В ночь с 13 на 14 ноября произошла одна из самых страшных террористических атак за всю историю Франции. В результате нескольких взрывов, расстрела посетителей ресторана, захвата и убийства заложников, по последним данным, погибли 132 человека. А в понедельник в школы всего мира пришли дети, и невозможно делать вид, что ничего не произошло. Тамара Эйдельман рассуждает о том, как говорить с детьми о катастрофах и смертях.

Мне кажется, что нет таких тем, на которые нельзя говорить с детьми. Травмировать их психику, конечно, не надо, но они живут в этом мире, поэтому говорить на сложные темы нужно обязательно. Только, как мне представляется, это нужно делать редко. Не из страха. Если каждый день из самых благородных целей начинаешь рассказывать про какие-нибудь ужасы, то возникает естественная психологическая реакция.

Человек не может все время такое воспринимать, мы это знаем по себе. Когда мы без конца видим в новостях трупы, то мы сначала пугаемся, а потом перестаем

Возникает или нежелание это знать, или своего рода циничное противодействие. Поэтому, если что-то ужасное происходит, это надо обсуждать в исключительных случаях.

Я, к сожалению, не имела возможности обсудить трагедию с российским самолетом, потому что тогда начались каникулы. Но мы с учениками всегда обсуждаем политические новости в письменном виде. Когда дети получают письменный вопрос, это, на мой взгляд, облегчает их восприятие. Точно так же мы будем обсуждать то, что произошло во Франции. После теракта, связанного с Charlie Hebdo, мы обсуждали его со старшеклассниками. В каждом классе на это был выделен урок. Дети знали о том, что произошло, но мы говорили о том, о чем говорили все: правильно ли поступил журнал Charlie Hebdo, можно ли публиковать такие карикатуры, можно ли убивать за карикатуры. После обсуждения дети выполняли письменную работу.

Иногда — где-то раз в год, два раза в год — можно, мне кажется, устроить такой эмоциональный удар. У нас, скажем, в школе была выставка, посвященная Освенциму. Ее подготовили сами дети вместе с учителями и сами же водили экскурсии.

Некоторым девочкам становилось плохо. Ну, понятно, в общем, что бывает, когда тебе рассказывают про Освенцим

Я думаю, что это очень благотворно воздействует. Только о таких вещах стоит говорить максимально серьезно. Если ты как учитель не чувствуешь важности того, о чем рассказываешь, то, наверное, лучше промолчать. И, разумеется, это должно быть 100% правдиво. Когда я рассказываю про Холокост, я не показываю горы трупов, может быть максимум один страшный кадр. Но это не ложь! Это отбор материала. Но если ты действительно соврешь в чем-нибудь — это все.

Информационный фон сейчас, конечно, угнетает. Я вот сейчас рассылала своим ученикам список свежих новостей, по которым нужно подготовиться — он ужасно депрессивный. Но я пытаюсь детям внушать, что мы противопоставляем этому то, что мы живем честно, что мы живем позитивно, что у меня у и них есть какие-то положительные ценности, книги, друзья. Что нам есть, на что опереться.

Все это я выработала, когда я задумывалась о том, как преподавать историю Холокоста. Я когда-то много лет назад в Израиле проходила курсы истории Холокоста, узнала невероятно много интересного. После этого я довольно долго вообще не могла преподавать эту тему. И именно тогда я поняла, что обязательно должен быть свет в конце тоннеля. Хотя какой тут может быть свет? В данном случае света никакого.

Но что тут можно сказать? А вот есть люди, которые защищают сирийских беженцев несмотря ни на что, и вот это свет в конце тоннеля. Есть люди, которые борются за свободу, занимаются благотворительностью, делают хорошие дела

Знаете, когда мне совсем невыносимо, я именно этим и занимаюсь. Сейчас вот помогаю сыну и его фонду «Нужна помощь» и сайту «Такие дела». И это — благотворительность — то, что помогает людям. Нужно рассказывать о таких людях как Корчак, Валленберг — о людях, которые хоть и погибли, но из последних сил противостояли злу. Должно быть что-то, на что можно опереться, не должно быть только тьмы, конечно.

Интересное на «Меле»:

5 причин забыть о шаблоне «гуманитарий» или «технарь»

Как говорить, чтобы дети слушали, и как слушать, чтобы дети говорили

Допрыгнуть до потолка