В рамках Московской выездной программы Генассамблеи UNWTO (Всемирной туристической организации при ООН) в Москву приехал лидер демократического образования и инициатор концепции Education Cities Яков Гехт. Мы воспользовались моментом и поговорили с Яковом о современном образовании в России, о дислексии, выгорании учителей и запрете гаджетов.

Я знаю, что вы дислексик. В России об этой особенности даже сегодня знает не так много учителей. Как демократическое образование помогает таким детям встраиваться в школьную систему?

Больше тридцати лет назад мы бросили вызов самим себе, создав систему демократического обучения. Сегодня мы всё больше и больше делаем для обычной школы, где считается, что ученик всегда должен делать больше и лучше, чтобы считаться хорошим. Наша цель состоит в том, чтобы показать: разнообразие людей — это отлично. Оно помогает понять, что работа вместе обогащает. Мы считаем, что и дислексику, и дисграфику, и физику-отличнику важно понять: любое различие — это прекрасно.

Я долгие годы чувствовал себя ужасно одиноким, ведь я учился с детьми, которые отлично умели читать и писать. Для меня это невероятно сложно. Ещё сложнее — подбирать слова. Я вынужден запоминать их. Многие люди меня не понимали, особенно то, что я пишу. Но я всегда думал, что остальные дети не умеют делать другие вещи, и мы должны работать вместе, чтобы чего-то достичь.

Мне нужно много времени, чтобы запомнить и понять названия. Долгое время я придумывал новые названия предметам. В университете надо мной постоянно подшучивали. Или, например, наше с вами интервью. Если бы мы разговаривали о моей школе или о моей семье, я бы говорил свободнее, потому что я знаю и помню об этом всё. Но сейчас я должен постоянно возвращаться и вспоминать предыдущие слова, чтобы говорить дальше.

Многие дети в России, у которых есть такие же особенности, страдают: сложные стандартизированные экзамены, тесты.

Я считаю невероятной ошибкой создание в школе устойчивой системы «хорошего студента» и выдвижение достижений на первое место. Это ужасная ошибка. Соревнования делают тебя одиноким, поэтому в нашей школе мы строим команды и выигрываем командой. Мы учимся бороться не с тем, чтобы быть лучше. Для нас главное соревнование — стать собой, быть собой. Быть уникальным.

Мы боремся с тем, чтобы общество увидело настоящих нас. Мне важно найти себя, найти Якова. Когда я найду его, я смогу быть с людьми. Успех сегодня — это быть настоящим, собой. В Библии сказано: «Мы — часть Бога». Я не религиозен, но мне нравится эта идея. Бог у каждого свой, правда? Природа — это тоже бог, она создала много уникальных вещей. Но ведь каждый из нас — по-своему создатель. И школа должна сделать так, чтобы каждый ребёнок был уникальным.

Для демократической школы — это главная цель, поэтому в ней много свободы. Хочешь — учись с учителем, хочешь — иди гулять, хочешь — в музей. Дети в нашей школе сами решают, как учиться, что учить, когда учиться, с кем и зачем. Все решают сами. И показывают прекрасные результаты в стандартизированных тестах.

А как оценивают детей в демократических школах?

Мы оцениваем друг друга, дети — учителей, учителя — детей, родители тоже подключаются. Сейчас мы тестируем новую систему. Мы хотим, чтобы учителя понимали как можно больше о своих учениках: кто чем занимается, увлекается. Мы учимся оценивать маленькие достижения каждого, его уникальность. Не в сравнении с каким-то идеальным результатом, а в движении.

Многие думают: чтобы изменить школу, нужно изменить учителей. Но я убеждён: чтобы это произошло, учителя, родители и дети должны работать вместе. Обычно родители приходят и рассказывают учителям, как преподавать, вступают с ними в бой. Мы сделали иначе.

Раз в месяц мы устраиваем встречи учителей, родителей и детей. Мы сажаем всех за круглые столы. Около пятисот человек. Все обсуждают образование: как и чему учить. А между большими собраниями собираемся индивидуально, маленькими группами.

Сегодня в России открывается много школ «новой волны», которым близки принципы демократического образования, или которые, наоборот, заточены на достижения и успех. Что вы думаете об этом: это временное явление или их будет всё больше и больше?

Это очень хорошая ситуация. Что-то происходит, есть какое-то движение. Возможно, иногда не очень понятно, как сделать вещи хорошо, но то, что кто-то хотя бы пытается, — прекрасно. Ничего плохого нет в том, что это частные инициативы. Это первый шаг к изменениям в образовании. Вторым шагом будет преобразование государственных школ.

У таких инициатив будет много сложностей, будут взлёты и падения. Но движение очень верное. И хорошо, что школы разные, пусть их будет больше. Потому что мы не знаем, что выстрелит лучше. И ничего страшного, если что-то не получится. Ещё большой вопрос, что такое провал.

Мне иногда кажется, что многие взрослые прекрасно знают, что это такое.

Потому что мы все учились в традиционной школе, которая знает, что такое «хорошо», а что такое «плохо». Но мы должны менять образование, думать о будущем, а не копаться в прошлом. Этим, кстати, мы и занимаемся на общих встречах родителей, учителей и детей.

На самом деле дети — ещё те консерваторы. Особенно подростки. Они хотят быть похожими на взрослых

А те в свою очередь невероятно строги и консервативны. Им порой неясно, почему учителя придумывают что-то новое, другое. Если вы придёте к начальным классам, там всё понятно, всё хорошо. Но если вы обратитесь к подросткам, то увидите, что большинство из них совсем не хотят изменений.

Хотя каждое поколение уникально. Сейчас мир стал меньше, потому что люди могут общаться друг с другом через интернет, летать по всему миру. Новое поколение, мне кажется, интересуются очень многим, они постоянно создают что-то, стартапы, например. Причём в одной команде могут быть как 25-летние, так и те, кто гораздо младше. Не надо бояться таких вещей. Нужно создавать разновозрастные компании, тогда консервативности будет меньше.

А учителя? Какие они сегодня?

Каждый учитель может стать хорошим. Чем больше он будет понимать про себя, про свою уникальность, тем лучше. Многие говорят: «Скажите, что я должен делать, каким я должен быть?!» — это опасно, такому человеку не нужно идти в школу. Но если ты уникальный, знаешь, чего ты хочешь, если ты свободен — тогда ты победил.

Если ты боишься, тебе нельзя работать в школе. Ты должен рисковать. Но при этом слушать, что происходит вокруг, говорить с учениками, с родителями, с коллегами. Тогда всё получится.

Иногда я чувствую, что я очень устаю от профессии. И многие мои коллеги признавались, что чувствуют выгорание. Что делать? Как им помочь?

Я считаю, что так происходит, потому что люди работают в одиночестве. Если вы будете делать это в группах, в командах, тогда будет легче. Найдите партнёра или двух-четырёх человек, создайте сообщество. Работайте в маленькой группе, так сейчас делают многие. Например, в США педагоги создают группы из шести-семи учителей, которые работают в одном классе. Они собираются вместе, обсуждают свои проблемы. А на Украине собирается EdCamp, где учителя учат друг друга, — это одно из самых больших сообществ в мире. В Южной Корее тоже есть такие примеры. Главная идея — в создании нетворкинга для учителей. Потому что одиночество опасно для педагога.

А что вы думаете о гаджетах в школе? В России на уровне министерств люди серьёзно думают о запрете телефонов в школе.

У вас есть ручка? Что вы думаете об использовании ручек в школах?

Это необходимый предмет. Даже очень.

Почему он необходим?

Потому что он помогает при обучении: записывать мысли, решать задачи.

Да, ручка помогает фиксировать мысли, запоминать информацию. Но ведь это очень опасный предмет. Я могу воткнуть её кому-нибудь в глаз и убить. Подумайте, у всех учеников он есть. Но все, учителя, дети, родители, знают, что делать с ним, а с телефонами и планшетами — нет. Если мы даём их ребёнку, то думаем: «Он будет делать с ним всё, что захочет».

Пока учителя не узнают, что можно делать с гаджетами, они будут их бояться

А ведь это же электронный микроскоп, я могу рассмотреть что-то через него, или камера, я могу снять кино. Я много чего могу сделать с помощью гаджета. Проблемы не в нём, а в том, что мы не знаем, что с ним делать.

Какие школы в России вас вдохновляют?

Самая невероятная школа в России для меня — школа Тубельского. В ней невероятная атмосфера аутентичности и свободы. Люди чувствуют это. Когда я был в школе, после смерти Тубельского, я разговаривал с учениками: они верят в то, что могут изменить мир, и уверены в этом.

Но не кажется ли вам, что такая «тепличность», «атмосферность» мешает в реалиях современного мира?

Это большая ошибка. Демократические школы, например, в России, в США, во Франции, в Англии — это пазл в устройстве всей системы страны. Мы должны менять образование, тогда изменится государственное устройство. Во многих странах в школе, в семье ребёнку постоянно говорят, что ему нужно делать, а потом вдруг в конце предлагают: «А теперь выбирай, что ты хочешь делать и чем хочешь заниматься в жизни». Это так не работает. Чем больше дети будут чувствовать свободу в школе, тем больше вероятность того, что мир будет меняться.

Я бы предложил школам в России быть более «русскими». У вас я вижу много разных школьных систем, но русская культура — это что-то удивительное. Например, школа Толстого. Его система обучения очень любопытная, потому что она отражает культуру.

Не надо стараться стать лучшей образовательной системой в мире, потому что это невозможно. Но если вы хотите заявить миру о себе, внесите элементы своей культуры в школу. Например, как сделала Финляндия. Они не первые в мире по результатам или достижениям учеников. Но они уникальны, потому что они нашли свою систему образования.