Этой весной «Мел» подводит итоги первого десятилетия ЕГЭ, обсуждая экзамен с теми, кто его делает и сдаёт. Всем, что касается организации и проведения экзамена, занимается Рособрнадзор. Мы поговорили с замглавы ведомства Анзором Музаевым о том, как происходят нарушения и утечки, а в конце попросили министра ответить на главный вопрос читателей — когда же отменят ЕГЭ?

Как вы сами оцениваете проделанную работу? Что самое важное было сделано к 2019 году?

Самое важное — мы вернули ученикам, родителям, учителям доверие к экзамену. Это показывают опросы, которые ежегодно проводит ВЦИОМ: мы видим рост числа тех, кто доверяет объективности проведения ЕГЭ. Если вспоминать 2009 год, когда экзамен входил в штатный режим и люди еще к нему присматривались, — тогда недовольство только возрастало. К 2013 году ситуация достигла апогея, плюс добавились утечки экзаменационных материалов. Наверное, если бы этих утечек не было, отношение организаторов ЕГЭ осталось бы более демократичным.

А оно было слишком демократичным в то время?

Я напомню, что у меня есть опыт работы с ЕГЭ с другой стороны. Я был региональным министром и хорошо знаю, что отношение федерального уровня было таким: каждый регион в меру своей совести, так скажем, проводил экзамен. Картина была очень разношёрстная. Если на федеральном уровне на это смотрели и ждали, что ситуация разрешится сама собой, то простых граждан это сильно нервировало.

Люди быстро среагировали, и появилось такое понятие, как «ЕГЭ-туризм». Ведь в одном регионе экзамен проходил так, как и должен, то есть строго, а в другом — нет! Качество проведения экзамена сильно отличалось от региона к региону. Поэтому буквально за несколько месяцев до экзамена родители регистрировали детей в соседних регионах, переводили их в другие школы, чтобы получить более высокий балл. И это, на самом деле, очень сильно всех раздражало. Такое неравенство негативно сказалось на имидже экзамена.

Технологии, которые использовались тогда, не позволяли во многих случаях поддерживать объективность.

Тогда пункт проведения экзаменов был чем-то загадочным, туда вообще никто не мог попасть. Даже для прессы это была закрытая история

Контрольные измерительные материалы не обсуждались. А всё, что скрыто от общественности, всегда создаёт много мифов.

Часто они складывались из эмоциональных рассказов детей и дальнейших пересказов родителей, которые преувеличивали всё в 10 раз. В итоге в народ уже выходила искажённая информация, иногда совсем не соответствующая действительности. Потом появилось видеонаблюдение — это была не карательная мера, а профилактическая и в том числе информационная. Ведь сейчас и журналисты, и общественные деятели, и родители могут стать онлайн-наблюдателями в любом пункте, посмотреть, как проходит экзамен. Это позволило убрать мифологию вокруг пункта проведения экзамена. Так что вот оно, одно из главных достижений за 10 лет: мы добились полной прозрачности.

Каким образом?

В 2013 году, после утечки, мы продолжали отправлять контрольные измерительные материалы в конвертах, но в сопровождении Спецсвязи (ФГУП ГЦСС) — организации, которая занимается доставкой особо ценных и секретных грузов. Это сейчас мы перешли на диски, а раньше контрольные измерительные материалы перевозили в бумажном виде! Представьте себе конверт размером А4, в котором до 15 бланков, а экзаменов в среднем по стране проходит 4,5 миллиона. Тоннаж этих грузов ещё 10 лет назад был очень большим. Доставка всего по всей стране стоила больших денег, поскольку перевозку проводила специализированная организация, чтобы никто (так скажем, потенциальный злоумышленник) не имел доступа к этим материалам.

Когда мы проводили конкурсы и исследования, нас тоже критиковали: экзамен и так дорогой, зачем внедрять новые технологии? Но никто не говорил о том, что они позволят только на этой процедуре ежегодно сэкономить сотни миллионов рублей. Мы сейчас этого добились. В 2019 году мы доставляем материалы в регионы на зашифрованных дисках. Чтобы их взломать без специального ключа, даже у самых заинтересованных хакеров уйдёт несколько лет. Поэтому за технологическую сторону мы не беспокоимся. Вес этих дисков в сумме уже в сотни раз меньше, чем бумажных носителей, но и здесь мы не останавливаемся.

В этом году вы тестируете цифровую отправку материалов?

Да, в шести регионах РФ зашифрованные файлы в тестовом режиме уходят по электронным каналам без дисков. Если этот опыт себя оправдает, то в следующем году мы везде откажемся от использования бумаги и дисков. Вся страна, я надеюсь, уже в следующем году или в течение двух лет перейдёт на систему, где файлы будут передаваться в пункт проведения экзамена по закрытым каналам и никакая доставка будет не нужна.

Когда мы окончательно перейдём к этой технологии, по сравнению с 2014 годом ежегодная экономия на доставке составит свыше 200 миллионов рублей. Два региона в этом году — Москва и Ленинградская область — уже переходят к идеальной модели.

Мы не только отправляем материалы по каналам связи, не только печатаем их перед детьми, но и после экзамена тут же, в присутствии сдававших учеников, их сканируем

Когда все регионы переключатся на такую систему (а на это нам тоже понадобится несколько лет), мы, скорее всего, перейдём к общему облаку всех экзаменационных материалов. Проверять их тоже будет общая группа экспертов, и, скорее всего, работы одного региона никогда больше не будет проверять эксперт из него же.

Если говорить о новшествах, к которым мы ещё стремимся, — это процедура апелляции. Чтобы она тоже происходила онлайн. Москва, например, уже пришла к этому: ученики могут спокойно, используя информационные возможности, пообщаться с экспертом онлайн. Мы движемся к тому, что все эксперты, задействованные в проверке экзаменационных работ, будут разбросаны по стране, чтобы конфликт интересов был максимально сужен.

Какие сегодня есть инструменты у родителей или у самого ученика, если он всё-таки сталкивается с несправедливостью во время сдачи экзамена? Что можно сделать — и сделать быстро?

Во-первых, у нас уже несколько лет существует телефон доверия ЕГЭ, куда можно сообщать о любых нарушениях. На нашем сайте и на сайтах региональных министерств образования этот телефон размещён на самом видном месте. Надо сказать, это довольно-таки хорошая практика. Впервые, когда мы её ввели около четырех лет назад, было много звонков. Многие из них были о каких-то несущественных ошибках, но мы тем не менее всё перепроверяли. Бывает, благодаря этим звонкам мы выявляем серьёзные нарушения.

А что происходит? Какие нарушения ещё возможны?

Например, организаторы пытаются помочь каким-то способом участнику во время экзамена, а другие дети звонят на горячую линию и говорят о такой ситуации. Тогда мы ещё раз акцентируем внимание на той или иной аудитории, внимательно смотрим видео. Действительно, бывают случаи, когда кто-то пытался пронести шпаргалку или оказать какую-то помощь. Тогда такой звонок позволяет нам пресечь нарушения. Он даёт право на равные условия.

Все руководители экзаменационных пунктов знают, что такой телефон есть. Они понимают, что каждый участник экзамена становится общественным наблюдателем и имеет прямой выход на Федеральную службу по надзору в сфере образования и науки. Это очень хорошо организовывает руководителей и участников экзамена.

Вторая мера предупреждения нарушений — это институт общественного наблюдения, который мы серьёзно реформировали. До 2017 года, когда мы оценивали регион с точки зрения объективности проведения экзамена, был такой основной показатель: чем больше общественных наблюдателей, тем более объективным он считается. На практике это оказалось совершенно не так: в регионах, где работали 200–300 обученных и мотивированных общественных наблюдателей, которые находились на связи с региональным министерством, результаты были объективны. А были регионы, где зарегистрировано до 3 тысяч общественных наблюдателей, а в итоге ни одного выявленного нарушения или удалённого с экзамена человека.

От чего это зависит?

Когда региональные управленцы понимали, что их работу оценивают по количеству, а не по качеству, число общественных наблюдателей искусственно накручивали. Мы провели реформу и сейчас оцениваем регион по качеству их работы. Почти во всех регионах созданы ситуационные центры для контроля за проведением экзаменов, где онлайн-наблюдатели просматривают видеотрансляции из экзаменационных пунктов. С 2013 года мы стали активно привлекать студенческую молодёжь: это в основном наблюдатели Российского союза молодёжи. Мы сейчас работаем не постфактум, а в режиме реального времени, и любое нарушение или форс-мажорные происшествия тут же разбираем и решаем, используя все средства, которые у нас есть.

Конечно, есть определённые сложности с организаторами-учителями. Они учили детей 11 лет, и ЕГЭ — это последний шаг, который они должны сделать вместе

Иногда они испытывают элементарную жалость, и это неоднократно приводила к серьёзным нарушениям. В основном из-за того, что учителей недостаточно обучали.

Мы создали онлайн-платформу, на которой все организаторы и руководители ППЭ регистрируются и обязаны пройти онлайн-обучение. Раньше мы не могли этот процесс отследить: регионы отчитывались о том, что они всех обучили, а потом начинался экзамен. Мы приезжали в тот или иной пункт, задавали элементарные вопросы, с которыми они уже должны были ознакомиться. И выясняли, что никто ничего не знает.

Сейчас уже второй год подряд мы чётко можем отследить ситуацию. Мы уже видим организатора, который не прошёл онлайн-обучение, и предупреждаем за несколько дней до экзамена региональные власти.

В первую очередь почему для нас это важно? В каждой аудитории идёт печать контрольных измерительных материалов. Понятно, что это принтер, понятно, что это компьютер, — вроде бы технология несложная, но перед экзаменом нужно потренироваться. Это сэкономит 15–20 минут, которые нервируют детей, позволит всё быстро распечатать и провести инструктаж. Подготовленный организатор может в том числе психологически помочь участнику экзамена, успокоить, правильно его сориентировать и настроить на сдачу, а не наоборот — вносить деструктив и нервозность. После того как обучение приобрело массовый характер, мы увидели меньшее количество сбоев, жалоб со стороны участников экзамена и родителей.

ЕГЭ и рейтинги, которые составляются по его итогам, — как всё это влияет на прозрачность проведения экзамена? Как работает вся эта система поощрений и наказаний для школ?

После 2013 года мы провели очень серьёзную работу. Даже те регионы, которые поначалу нас не понимали, в итоге пришли к тому, что почти никто не использует в составлении рейтинга школ показатель среднего балла ЕГЭ. Где-то остался показатель, связанный с девятыми классами, но мы всем не рекомендуем этого делать.

Раньше и губернаторов оценивали по среднему баллу ЕГЭ. Но ведь в этом нет практически никакой их заслуги! Тогда показателей было немного и губернаторы смотрели, где они проседают. Если средний балл ЕГЭ был низкий, как правило, вызывали министров и давали установку, чтобы через год средний балл повысился. Но в образовании быстрых результатов не бывает никогда.

Когда региональный министр в ультимативном порядке получал директиву, он, как правило, собирал в зале всех директоров школ, руководителей районных отделов образования. В таком же ультимативном порядке он говорил: «Средний балл ЕГЭ должен быть высоким». Дальше это спускалось к учителям, которые шли по лёгкому пути — помогали детям на экзаменах. Теперь мы эту систему истребили на корню, исключив средний балл ЕГЭ из оценки губернаторов.

Сейчас мы работаем с этой же историей в отношении ГИА-9. Мы считаем, что этот экзамен ещё далёк от объективности

В первую очередь школы не заинтересованы оставлять своих выпускников на второй год. Мы тоже не заинтересованы, но у нас есть чёткая позиция: надо готовить детей к экзамену. Нужно работать с неуспешными ребятами или теми, которые на нижней грани. Их, к сожалению, всегда больше, чем отличников и гениальных детей.

Надо ориентировать работу в регионах на школы с основной массой детей-середнячков со слабыми знаниями. Мировая практика показывает, что лучшие результаты дают именно те страны, которые ориентированы на работу со школьниками из неблагополучных районов и слабых школ. Такие страны резко выросли в международных образовательных рейтингах и сегодня считаются лидерами мирового образования. Это и Сингапур, и Шанхай, и Финляндия, и Эстония.

Отличники, как правило, добиваются высоких результатов и без корректив учителя, а ребятам, которые испытывают проблемы с учёбой, нужно очень серьёзное внимание с его стороны. Надо ориентировать работу не на рейтинги. Надо понимать, что все школьники России должны получить необходимую базу знаний и над этим нужно очень серьёзно и тщательно работать.

Но, кажется, процесс подготовки к ЕГЭ и школьная программа всё ещё существуют как-то параллельно. По крайней мере, на это жалуются ученики и учителя. Что делать для того, чтобы выстроить эту систему?

Напряжение вокруг экзамена будет всегда, потому что это испытание с большими ставками. В прошлом мы сдавали два экзамена — один в школе, а второй при поступлении в вуз, и тогда тоже существовала система репетиторства. Но тогда репетиторы были из вузов, а сегодня большинство репетиторов — это учителя школ, которые готовят к ЕГЭ. В любом случае, когда мы говорим о репетиторстве, мы обсуждаем ту категорию родителей и детей, которые ориентированы на очень серьёзные вузы. Хорошо это или плохо? Я для себя не определился.

Школа, конечно, должна подготовить и дать условия, равные для всех. Чтобы получить серьёзные баллы, обучение должно быть организовано качественно. Не только на дополнительных занятиях, но и ежедневно на уроках. Сейчас учителя, которые правильно работают с демоверсией, правильно составляют учебные планы, выстраивают работу так, что в дополнительных занятиях нет необходимости.

Многие начинают подготовку во внеурочное время за год, самые упрямые начинают готовиться и за два года. И успешно справляются сами

Это не моё мнение. Можно посмотреть множество роликов самих ребят, которые сдавали ЕГЭ. Там видно, что они просто использовали все открытые ресурсы: это и сайт Федерального института педагогических измерений, и наши сайты, и различные группы во «ВКонтакте», где ребята со всей страны кооперируются, вместе решают задания, друг другу помогают. Это лучшая подготовка к экзамену, когда люди сами кооперируются и устраивают общий мозговой штурм, разбирают задания, объясняют своим сверстникам.

Кажется, что репетитор не нужен для того, чтобы набрать 100 баллов. Но для этого нужна очень серьёзная и упорная подготовка. Из моего опыта — а я отец пятерых детей, — есть дети мотивированные, которым не нужна помощь, а есть ребята, которым всё-таки нужен тот, кто постоянно указывает, что делать. Часто высокообразованные родители берут эту роль на себя, но если они заняты, то считают, что лучше поработать с репетитором.

Всем хочется 100 баллов. Поэтому возникает желание дополнительно кого-то нанять. Мы движемся к тому, чтобы во всех школах уровень был одинаковым. Но я не думаю, что в ближайшее время удастся полностью убедить отдельных родителей, что их детям достаточно школьной программы.

Ваш сын в прошлом году сдавал ЕГЭ. Как личный отцовский опыт повлиял на ваше видение экзамена?

Никак, потому что, кроме моих детей, ЕГЭ уже сдавали племянники, родственники, дети друзей и так далее. Я давно наблюдаю за этим процессом с разных сторон. Если говорить о результате, это отдельное достижение каждого отдельно взятого ребёнка. Оно связано не только с желанием родителей. Конечно, каждый родитель хочет, чтобы все экзамены ребёнок сдал на 100 баллов. Но здесь важно понимать, какой ресурс, моральный в том числе, есть у вашего сына или дочери.

К сожалению, очень многие родители всё-таки перегибают палку. Конечно, нужно мотивировать ребёнка, нужно настраивать, нужно создавать все условия для нормальной подготовки, но морально давить, требовать невозможного… Часто бывает, что подросток так напряжён, потому что думает: оценка за ЕГЭ равна уровню любви к нему родителей. По стобалльной шкале. Так что самое важное — надо дать ребёнку понять, что его любят не за максимальные баллы на госэкзамене. Тогда все стрессы, о которых так любят говорить противники ЕГЭ, тут же проходят. Переживает тот выпускник, который боится, что отношение к нему родителей будет равно итогам экзамена.

Иногда самые плохие истории связаны со слишком большими ожиданиями. Часто от родителей, которые сами в жизни и в школе не добивались больших успехов. Просто им так захотелось. У человека есть большой дом, красивая машина — и обязательно надо, чтобы была золотая медаль и успешный ребёнок. Но не всегда так бывает в жизни. Каждый ребёнок уникален. К сожалению, в нашем обществе нет этого понимания. Над ним мы тоже работаем: у нас чёткая установка направлять школьных психологов не только к выпускникам, а в первую очередь к родителям.

Мы рекомендуем им обязательно проводить работу с родителями по созданию благоприятной психологической обстановки. Мы ежегодно встречаемся с высокобалльниками, и почти каждый говорит, что залог успеха в том, что родители создали им комфортную среду. Если комфорта нет — всё. Груз ответственности мешает многим ученикам достигать высоких результатов, а это всё-таки подростки.

Одной из первоначальных целей ЕГЭ была возможность для любого ученика поступить в любой вуз в России. Насколько в итоге экзамен повлиял на это?

Безусловно, если брать российские центры образования, количество иногородних студентов значительно увеличилось. Это говорят ректоры и из Москвы, и из Санкт-Петербурга, и из Новосибирска, и из Томска и так далее. Это конкуренция, которая даёт сигнал, в том числе и школам из регионов, чтобы система лучше работала. При этом есть элемент раздражения среди жителей больших городов, где находятся привлекательные вузы, что бюджетных мест не хватает из-за приехавших из других регионов.

Так вот, количество бюджетных мест в Российской Федерации достаточно высокое. Если брать статистику Советского Союза, то всего лишь 20–25% всех выпускников в итоге получали высшее образование.

Сейчас у нас есть свыше 400 тысяч бюджетных мест ежегодно очной и заочной формы

И около 180 тысяч студентов, если я не ошибаюсь, учатся на контрактной основе. При этом выпускников у нас свыше 600 тысяч человек. То есть почти 100% выпускников 11-х классов в той или иной мере получают высшее образование.

Такого жёсткого отбора и такого малого количества дипломированных специалистов, как в Советском Союзе, у нас сегодня нет. Поэтому, наверное, мы и не видим серьёзного напряжения в обществе по этому поводу. Конечно, это влияет на качество высшего образования, что беспокоит.

За шесть лет мы значительно сократили количество негосударственных и государственных вузов. В 2013 году их было свыше 2500, включая филиалы, а сейчас их осталось около 1100. Тем не менее остаётся ещё много вопросов. У нас нет цели механически сокращать количество вузов, но есть задача привести вузы к тому, чтобы все они давали качественное высшее образование.

Не приводит ли это к некоторой территориальной сегрегации? Учителя в маленьких городах жалуются на то, что все «лучшие» уезжают. Остаются те, кто не смог поступить в вузы в центре.

Проблема миграции волнует многие регионы. Но это проблема не столько сферы образования. Здесь ни Министерство просвещения, ни Рособрнадзор серьёзно на ситуацию повлиять не могут. Это вопрос к местным властям, и в первую очередь к экономикам регионов. Если в них создают необходимые социальные условия, строят дороги, есть рабочие места, конечно, из родных и насиженных мест молодой человек не уедет. К сожалению, как правило, мы видим приток молодых из регионов, где очень слабая экономика.

Но можно привести пример обратного притока — в Калужской области. После распада Советского Союза там, как и в ряде соседних с Москвой регионов, практически не было рабочих мест. Все молодые калужане переехали работать в Москву, область практически вымылась. Когда были заново построены производства, появились рабочие места, отток кадров прекратился и начался приток. Часто проблемы, связанные с миграцией, вешают на систему образования, но она не может в одиночку их решить.

Что изменилось в ЕГЭ в 2019 году? Уже скоро состоятся экзамены, хочется понять, что же ждёт выпускников.

Серьёзных изменений нет, демоверсии экзаменационных работ были опубликованы давно. В организационной части два наиболее значимых нововведения. Первое касается математики: мы разделили сдачу базового и профильного уровней. Раньше можно было сдавать два варианта, но мы понаблюдали и увидели, что ежегодно процент тех, кто выбирал и то и другое, увеличивается. Когда приходило время сдавать экзамен, ученики шли на базовую математику, успешно её сдавали, а на профильной даже не появлялись: просто не приходили. А для нас это было связано с увеличением количества аудиторий, экзаменационных пунктов, контрольных измерительных материалов и большими неоправданными расходами.

В этом году мы решили, что можно выбирать только базовую или только профильную математику

По последним данным, профильную в этом году выбрали 407 тысяч человек, базовую — 316 тысяч. При этом у выпускника есть право на пересдачу экзамена в резервный день, если он провалил один из основных предметов — русский язык или математику. Если кто-то не справился с профильной, он имеет право пересдать уже базовую математику. Не сдав снова, он может пересдать её ещё раз в сентябре.

Второе существенное нововведение — возможность сдавать китайский язык. Мы шли к этому три года. Дело в том, что китайский более сложный, чем европейские языки, которые можно сдавать в форме ЕГЭ: там иероглифы, там тоновый язык. Специалистов по китайскому языку у нас не так много, так что это был очень серьёзный вызов. Я думаю, мы с ним справились.

В этом году на ЕГЭ по китайскому заявилось 289 человек. А всего около 17 000 учеников изучают его в нашей стране. Я думаю, со следующего года вузы отреагируют на включение китайского языка в ЕГЭ и будут учитывать его при приёме. Думаю, это значительно увеличит число желающих выучить китайский.

Ещё одно важное, с нашей точки зрения, событие — это введение обязательного ЕГЭ в Республике Крым и Севастополе. Это позиция самих регионов. Раньше они учились по другим программам и учебникам, поэтому был дан переходный период, когда можно было выбирать, сдавать ли по окончании школы ЕГЭ или государственный выпускной экзамен.

В этом году те ребята, которые пять лет занимались по нашим государственным стандартам, будут сдавать выпускной экзамен в форме ЕГЭ. В прошлом году уже 99% выпускников Севастополя добровольно выбрали ЕГЭ, и около 70% крымских выпускников. И это объяснимо: возможности при поступлении при сданном ЕГЭ значительно шире.

Мы попросили читателей «Мела» задать вам вопрос про ЕГЭ, который их волнует больше всего. Самый популярный был — отменят ли когда-нибудь ЕГЭ?

Я могу вам ответить вопросом на вопрос. Пусть ваши читатели предложат нам другой вид экзамена, который мы обязательно рассмотрим. Мы как раз обсуждаем экзамены-2030, и уже создана рабочая группа по новому взгляду на них.

Когда кто-нибудь предложит красивую, идеальную модель нового экзамена, я уверен, что руководство страны скажет: «Да, теперь экзамен будет проводиться именно в такой форме». За все годы, что я слышу предложение срочно отменить ЕГЭ, мне никто не предложил ничего взамен. Спросишь — сразу ступор и тишина! В любом случае, чтобы поступить в вуз, должен быть отбор. Как его провести правильно, пускай нам ответят люди, которым жить в этой стране и дети которых будут в этой новой форме сдавать экзамен.

Фото: obrnadzor.gov.ru. Иллюстрации: Shutterstock (aga7ta, Oleg Vyshnevskyy)