За что игнорят Некрасова и как сделать Пушкина понятным. Учитель года Москвы — о литературе в школе

5 969

За что игнорят Некрасова и как сделать Пушкина понятным. Учитель года Москвы — о литературе в школе

5 969

За что игнорят Некрасова и как сделать Пушкина понятным. Учитель года Москвы — о литературе в школе

5 969

8 номинантов конкурса «Учитель года Москвы» уже рассказывали «Мелу» о своих методиках. Победителем в итоге стал Сергей Валюгин, преподаватель русского языка и литературы. Мы записали его мысли о том, как учить современных школьников этим предметам.

Почему «жи-ши» надо писать через «и»?

«Самое удивительное правило русского — мы уже владеем этим языком, поскольку мы на нем свободно говорим» — с этого я обычно начинаю свой курс в школе, когда только знакомлюсь с детьми. Русский уже заложен в наших головах, и моя задача не научить ему — дети и так владеют русским лучше, чем любым другим языком, — а лишь структурировать знания.

До начала моего преподавания в 2007/2008 году русский язык трактовался как некая практическая грамотность — было важно, чтобы ребенок правильно писал без ошибок и правильно расставлял знаки препинания. Сейчас, несмотря на то что акцент на практической грамотности сохранился, больше внимания уделяется теории языка. И это правильно: русский язык должен изучаться как полномерно развивающаяся система знаков.

Это позволяет детям показывать язык как систему, а не набор правил, который можно использовать от случая к случаю

Всегда можно вывести конкретное правило русского языка, проанализировав наше живое ежедневное общение. Этому я и пытаюсь учить детей.

Я очень часто сталкиваюсь с тем, что ученики говорят: «В русском языке так много исключений! Взять хотя бы, к примеру, „жи-ши“: почему мы должны писать это сочетание через букву „и“, ведь звучит там „ы“»?

Я рассказываю им о том, что исключения — это тоже правила, просто такие, которые сохранились из истории языка. Те же самые «жи-ши» — из старославянского языка, в котором и «ж», и «ш» были мягкими, поэтому после них писалась именно «и», а не «ы».

Такие моменты работы с материалом, который окружает детей повсюду, делают уроки языка запоминающимися и легко применимыми в повседневной жизни.

Я пошёл по стопам своего учителя литературы

Сейчас я работаю в школе с преподавателем, который вел у меня литературу и МХК с 5-го по 11-й класс — Александром Геннадиевичем Гутовым. Благодаря ему литература для меня стала особым предметом. Да и не только литература: некий взгляд на мир с точки зрения культурного бэкграунда у меня сформировал именно он.

Поэтому по окончании школы я особенно интересовался филологическим факультетом МПГУ, где учился и мой наставник. И в итоге пошел по его стопам.

С 4-го курса увлекся преподаванием русского языка как знаковой системы

Когда в 2016 году мне позвонили из школы, где работал Александр Геннадьевич, и предложили взять классы вместе с ним, я, конечно, согласился. А через два года решил сам попробовать вести литературу.

Изначально, готовясь к урокам литературы, я отнимал, наверное, все свободное время Александра Геннадьевича, обсуждал разные произведения и спрашивал, как лучше выстроить программу. Приятно, что человек, который привёл меня в литературу, когда мне было всего лишь 11–12 лет, продолжил открывать для меня этот предмет уже в мои 31–32 года.

Сейчас мы вышли на такой уровень, когда пара его слов моментально отзывается в моей голове многочисленным количеством уже моих собственных идей. Я чувствую себя как на кафедре вуза, где есть профессор, который возглавляет эту кафедру, и преподаватель, который работает на ней. Но все равно видно, что уровень профессора — уровень мэтра, у которого точно стоит учиться.

Порой, когда мы что-то обсуждаем, мой наставник говорит: «Слушай, как интересно. А я вот в этой области так глубоко не копал». То есть я начинаю тоже что-то приносить: преемственность точно сохраняется. Но сейчас мы идем скорее наравне.

Носов, Драгунский и другие

Есть некий базис, фундамент, который закладывает определенный культурологический взгляд человека на литературу и искусство в принципе. Невозможно изучать русскую литературу, не зная определенных столпов мировой литературы. Невозможно не знать про Гомера, его «Илиаду» и «Одиссею». Невозможно обойти стороной Шекспира и «Гамлета» — произведение, которое может трактоваться очень по-разному.

Это необходимые тексты, без которых сложно понять писателей, которые входят в основную программу: этих авторов читал Пушкин в Царскосельском лицее, их проходили и проходят до сих пор в Московском университете. Они оказали огромное влияние на всю последующую литературу.

Если мы говорим про период XIX–XX веков, сейчас немного незаслуженно обходят стороной Николая Алексеевича Некрасова. По нему есть часы, но это очень многогранный автор, времени не хватает. Неспроста его так любили поэты Серебряного века, например Николай Гумилев и Анна Ахматова, которые считали Некрасова одним из величайших писателей XIX века.

А вот авторов, которых я хотел бы исключить из школьной программы, нет

Есть базис, и дальше этот базис расходится на многие-многие ответвления. Например, произведения XX века. Кто-то берет «Денискины рассказы» Драгунского в 5-м классе и добавляет пару других его же рассказов, кто-то — Носова. Можно ли заменить Драгунского Носовым или Носова Драгунским? Хотелось бы, чтобы у преподавателя, несмотря на единую программу, оставалась возможность творить и быть создателем собственной программы по литературе.

Многое здесь зависит от личности преподавателя: ни для кого не секрет, что преподаватели литературы бывают очень разными с точки зрения подачи информации и материала. Наверное, потому что это предмет такой, необычный.

Есть те, кто подходит с точки зрения структуралистского подхода: они ищут во всем некую структуру, схему.

Есть другие преподаватели, которые учат детей видеть в первую очередь этическую сторону: это произведение не просто красивое, а его красота обусловлена «созвучием», «благозвучием» и так далее.

Хотелось бы, чтобы в преподавании литературы, несмотря на стандартизацию, сохранялась возможность творчества и для преподавателя, и для ученика.

«Шестое чувство»

Название моей методики преподавания — «Шестое чувство» — отсылает к названию стихотворения Николая Степановича Гумилева про рождение некоего органа у человека, с помощью которого он может по-другому воспринимать культуру. В этом стихотворении есть строчки

Что делать нам с бессмертными стихами?

Ни съесть, ни выпить, ни поцеловать.

Мгновение бежит неудержимо,

И мы ломаем руки, но опять

Осуждены идти все мимо, мимо.

«Шестое чувство», 1920

Это как раз та проблема, которую я поставил перед собой.

Как сделать, чтобы мы с учениками могли разговаривать о стихотворениях, произведениях, может быть, не на уровне человека, окончившего вуз, но хотя бы каким-то образом приближенного к этому?

И я понял, как это сделать: нужно воспринимать курс литературы не как набор уроков этого года, а как полномерный процесс появления культурного бэкграунда у ученика, начиная с 5-го и заканчивая 11-м классом. Поэтому в 5-м классе моя задача при столкновении с новыми авторами — давать определенные биографические факты, которые в дальнейшем — в 6-м, 7-м классе — будут нам пригождаться. Их мы будем постепенно извлекать из памяти.

Например, в 5-м классе мы проходили «Барышню-крестьянку». Она входит в «Повести Белкина» Пушкина. Мы не стали глубоко разбирать тему псевдонимов авторства Александра Сергеевича — я только закинул пару тем. Когда мы в 6-м классе вернулись к «Повестям Белкина» уже в виде «Станционного смотрителя» и «Метели», у детей был определенный культурный бэкграунд, который они уже могли использовать для анализа новых текстов.

«Шестое чувство» складывается из нескольких компонентов

Первое. Курс длинный. В 5-м классе мы «выравниваем почву, засеваем семена». В 6-м классе эти семена потихоньку поливаем, смотрим за всходами. По аналогии работаем и следующие годы, постепенно все больше углубляя знания учеников в рамках одной темы.

Второе. Дети очень любят собирать пазлы из фактов, которые кажутся абсолютно не связанными. У меня есть такое задание: я раздаю карточки с фактами и вопросами, на которые дети должны попробовать ответить. Например, на одном из уроков по Пушкину раздал детям четыре карточки с такими фактами:

  1. Строка «Как гений чистой красоты» из одного стихотворения Пушкина встречалась в балладе Жуковского «Лалла Рук».
  2. Воспоминание Анны Петровны Керн о том, как она получила стихотворение от Александра Сергеевича. В отрывке упоминалось, что Пушкин даже пытался забрать стихотворение, посвященное ей, но она не стала его отдавать.
  3. У Пушкина была баллада «Жил на свете рыцарь бедный», рассказывающая о рыцаре, который влюбился в Мадонну — образ Богоматери — и пронес эту любовь через всю свою жизнь.
  4. Гений — это не сверхумный человек, как принято считать, а некая отсылка к мифологическому словарю, в котором гением в римской мифологии назывался некий дух, незримо следующий за человеком, — ангел-хранитель.

Вопрос был один для всех четырех карточек: к какому произведению Пушкина нас подталкивают эти факты? Конечно, все поняли, что речь про «Я помню чудное мгновение».

Дальше я спрашивал: «А если мы возьмем с вами эти четыре факта, сможем ли сказать, что „Я помню чудное мгновение“ адресовано конкретной женщине, той же самой Анне Керн?»

Благодаря новым фактам дети реагируют по-новому. «Эврика! Ответ — нет».

Становится ясно, что стихотворение «Я помню чудное мгновение» не про любовь к конкретной женщине, а про то, что есть чувство, которое может изменить человека, дать новые мысли. Именно это беспокоит и интересует Пушкина, а не любовь к Анне Керн.

«Приключение» или «Квест» — найти в тексте что-то особое

В рамках дополнительных часов мы обсуждали с детьми французский роман Франсуа Рабле «Гаргантюа и Пантагрюэль». Роман написан в Средневековье — для детей, он, конечно, не предназначен, но есть прекрасный перевод Николая Заболоцкого — специально для детей. Как раз такое задание я и дал детям: найти эту книгу в переводе Заболоцкого.

Первым открытием для детей было то, что переводы могут различаться. Второй вопрос от них был «Где взять?» — я помог моим коллегам-библиотекарям с посещаемостью, рассказал ребятам, что в районе есть пять библиотек. Потом они самостоятельно шли в библиотеку — им, на самом деле, очень нравилось, что работать нужно не просто с готовым материалом.

Дальше уже в самой книге нужно было найти фрагмент, с которого начинается обучение главного героя. На основе этого отрывка нужно было понять, почему его обучение началось именно в Париже и так далее.

Такие задания развивают навык поиска по тексту — просто процесс очень похож на игру.

Любой учитель хочет, чтобы часов было больше

Сейчас в школах появился предмет «Родной язык и родная литература». В первые годы это было немного необычно — разделение предмета на литературу и родную литературу казалось избыточным. Сейчас это позволяет параллельно вести два курса: с одной стороны, мы ведем линию, связанную с основным произведением, в котором изучаем автора, а на «Родной литературе» можем за счет дополнительного часа в неделю отходить в сторону и рассматривать ответвления от основной темы.

Например, когда мы проходили Пушкина и говорили о «Повестях Белкина» — о той же «Метели», — мы легко могли уйти на «Родной литературе» на один час в сторону Жуковского. Там еще раз поговорить о метели в произведениях этого поэта, тем самым показав связь двух разных авторов в рамках одной эпохи.

Метод, который я применяю, основан на попытке максимально погрузить ученика в атмосферу того времени. В этом смысле разведение литературы на два курса работает как нельзя лучше.

Любому учителю литературы хочется, чтобы часов занятий было чуть больше. В этом отношении помогают еще и внеурочные занятия: я запускал курс, на котором мы с детьми разбирали классику зарубежной литературы, которой нет в обязательной школьной программе.

Непаханое поле

Самое сложное в методике — подбор фактов. Когда ищешь ответ на вопрос о том, почему автор задумал то или иное произведение, что им двигало, нужно перерыть гору литературы. Во-первых, чтобы найти ответ, а во-вторых, чтобы понять, как интересно подать этот ответ детям, чтобы они сами пришли к нему.

У меня есть три точки опоры для поиска информации

  1. Общеизвестные порталы и научпоп-ресурсы. Это, например, Arzamas, «Полка» с ее замечательными обзорами, книжный «Горький». Единственное, я бы рекомендовал всегда доверять, но проверять — обращаться к первоисточниками, получая отсылки от коллег. В 95% случаев все абсолютно верно, но перепроверка позволяет расширить кругозор и увидеть то, что не получилось упомянуть в статье.
  2. Научные статьи, по большей части в электронном виде. Тут я рекомендую «Киберленинку» — электронную библиотеку научных работ. Научные материалы хороши тем, что в них, как правило, много отсылок к лекциям, мемуарам, размышлениям — даны большие библиографии. А «Киберленинка» хороша еще и удобной сортировкой по статьям.
  3. Статьи конкретных литературоведов, которые являются всемирно признанными специалистами в изучении конкретных авторов. Например, занимаясь Толстым, мы точно обратимся к исследованиям Басинского. И так далее.

Это очень интересная, хотя и непростая работа. Вот у 10-х классов я веду второй год — и это до сих пор непаханое поле для поиска сведений и фактов.

Сейчас у меня в голове лежит идея: пора создавать базу данных открытого формата, в которую каждый мог бы вносить свой элемент пазла. Было бы прекрасно, если бы коллеги-словесники поддержали эту идею. Мы могли бы вместе собирать факты, помогающие глубже понимать произведения, а затем пользоваться ими на своих уроках. Пока это задумка, но впереди лето. Надеюсь, будет время, чтобы воплотить ее в жизнь!

Благодарим стажера Кирилла Королева за расшифровку материала. Фото: Департамент образования и науки города Москвы