Карина Галиуллина работает учителем в небольшом татарском селе, где вместе учатся татары, русские, марийцы и удмурты. Мы поговорили с Кариной о том, какие традиции есть у местных учеников, как работать в школе для души и почему она не уехала жить и преподавать в большой город.

«Это ненормально, если бабушке из татарской деревни приходится говорить с внуком на ломаном русском»

Наша школа находится в селе Нижнее Кучуково в Республике Татарстан. Рядом — удмуртская и марийская деревни, так что дети у нас разных национальностей: татары, удмурты, марийцы и русские. В школе поддерживаются национальные традиции, о них на уроках рассказывают учителя, но, как правило, дети и так всё знают, потому что этими обычаями и живут.

Многие из них язычники — наши удмуртские ребята всем селом ходят поклоняться силам природы в молельное место. По весне они обязательно отмечают Акашку — старинный праздник в честь начала посева. С раннего утра девушки в белых фартуках заглядывают во все дома, собирают в ведра крупу и яйца и несут их на поляну к священной березе. Там варится каша, которую потом освящают, подносят березе и едят всей деревней под обрядовые напевы. У марийцев тоже есть свои обряды — там перед Новым годом проводится Шорыкйол.

Они надевают маски, наряжаются в солдат, медведей и ходят по домам, чтобы проверить, как хозяева готовы к празднику, и попросить угощения

Казалось бы, деревни марийцев, удмуртов находятся всего в нескольких километрах от нашей, но они словно живут на другой планете. Банально — мы, татары, исповедуем ислам. Мы не едим свинину, пища с кровью — это вообще табу. А рядом язычники спокойно режут скотину и делают кровяную колбасу. При этом дети в школе очень дружные, все отлично ладят между собой, ездят друг к другу в гости. Они ничем не отличаются от городских, разве что на уроках не достают телефоны и ведут себя тише. Возможно, их сплачивает школьная форма — грубо говоря, все одинаково одеты, нет никакого внешнего различия.

Единственное, в чем ученики не схожи, — языки. Все дети говорят на русском, он общий, но дома они привыкли к своему языку, да и в школе у них есть уроки родной речи. Удмуртские слова я еще как-то могу понять, они иногда совпадают с татарскими. Например, и у них, и у нас картошка — это «бэрэнгэ». Наверное, так получилось, потому что наши деревни расположены рядом, — в Ижевске, где я жила, язык совсем другой. Марийскую речь пока не воспринимаю, она слишком сложная.

Татарский знаю в совершенстве — моя мама татарка, а папа русский. Детей своих тоже приучаю дома говорить на татарском, и я в полном шоке, когда ребенок не знает родного языка. Это ненормально, если бабушке из татарской деревни приходится говорить с внуком на ломаном русском — она татарка, она всю жизнь здесь провела. А такое случается всё чаще. Думаю, сказывается интернет.

«У нас есть один парень-самоучка — у него гармошка всегда под рукой»

В деревне очень ценно, когда твоим ребенком занимаются. У нас нет ни кружков, ни секций, чтобы развивать детей. Тусоваться у нас тоже негде. Единственный вариант нормально отдохнуть сельскому учителю — уехать куда-то. Хотя в этом году один бизнесмен открыл платный банкетный зал — там всё на высоком уровне, приезжают артисты из города. Даже и не скажешь, что деревня. Мы с мужем периодически ходим туда, но постоянно пересекаемся то с коллегами, то с учениками.

Школа и Дом культуры — вот два места на всю округу, где бывают какие-то мероприятия. Конечно, мы проводим много патриотических, экологических акций, отмечаем национальные праздники, но иногда стараемся и просто дискотеку детям устроить. Правда, получается не так часто — старшеклассники хотят быть крутыми, танцевать, когда стемнеет. А поскольку ученики из разных деревень, их привозят школьные автобусы — их сложно по времени организовать. Как родитель, я очень счастлива, что у нас в школе работает хороший театральный кружок — моя дочка туда ходит. Честно говоря, за его судьбу я переживаю больше, чем за свою, — слежу за репетициями, монтирую ролики, подаю заявки на конкурсы, езжу с детьми по городам со спектаклями.

В прошлом году наш театр покорил, скажем так, все вершины — мы получили второе место на популярном областном фестивале в Казани

У нас уже есть свои фанаты — мы ставим спектакли не только в местном Доме культуры, но и в соседних деревнях. Там народу тоже интересно, люди спрашивают: «Что? Вы в Казани даже выступали? Как так?»

Наш театр полностью на татарском языке, поэтому мы гастролируем по татарским деревням, но сюжеты берем общечеловеческие. Например, постановка, с которой мы выиграли, про семью: дочки бабки-ёжки ничего не хотели делать, но тут появился домовой и посоветовал ей исчезнуть. Мораль такая, что дочки оценили труды мамы, только когда им пришлось готовить еду, убираться самим, — в общем, со смыслом.

2024 год был Годом семьи. Когда нам сказали провести в школе мероприятие по этому случаю, мы пригласили родителей, чтобы они вместе с детьми подготовили номера на разных языках. Например, папа с дочкой из удмуртской деревни надели национальные платья и исполнили национальную песню: папа играл на гармошке, а дочка пела (удмурты вообще очень харизматичные, артистичные. У нас есть один парень-самоучка — у него гармошка всегда под рукой. Он на переменах играет, а девочки танцуют).

Потом родители из татарской деревни показывали инсценировку того, что у нас называется «аулакый» — вечерние чаепития в татарской избе. Марийцы, конечно, выступили с марийской восьмеркой — ритуальным национальным танцем, в котором притоптываниями изгоняются болезни и злые духи. По-другому этот танец называется марийской веревочкой, у нас его уже вся школа знает. Кто-то учит его на мастер-классах, которые проводят учителя, кто-то — прямо на ходу. Допустим, как педагог-организатор, я отвечаю за всю музыку на мероприятиях. Перед новогодним праздником скачала все нужные треки на флешку, а на дискотеке отдала ее старшеклассникам — они у нас за диджеев. Вдруг включились марийские песни, и все — марийцы, удмурты, русские, татары — тут же подхватили.

Марийская культура для меня самая таинственная. Я заметила, что удмуртские, татарские дети с радостью наденут платья любой национальности, будут петь, плясать, а марийцы — нет. Даже не стоит их упрашивать, они наотрез отказываются. Я ни разу не интересовалась напрямую причиной, но, думаю, им просто нельзя.

«Надо проплакаться и хорошенько выспаться, чтобы прийти в себя»

Прямо сейчас я нахожусь в Египте: мы вернулись с пляжа, где слишком громко кричат дети, купили манго по дешевке и отдыхаем после обеда. Но если в эту секунду мне напишут с просьбой загрузить видео в школьные соцсети, я загружу. Кому еще работать, пусть и в отпуске, как не мне? Кто умеет монтировать? А пост кто сможет выложить? Да, я умею, я молодая, я должна во всем разбираться и всем этим заниматься. Сейчас такое требование времени — миллион задач в интернете. Не остальным же педагогам, которые по большому счету уже пенсионного возраста, во всё это вникать.

Обидно, что мою работу часто не видно. Грубо говоря, я провожу мероприятие: надо его придумать, распланировать, собрать людей, отрепетировать. В ночь до начала я не сплю — переживаю, как всё пройдет, не подведет ли аппаратура. Само мероприятие — еще одна нервотрепка: за всем проследить, вовремя включить, отснять. А когда все расходятся по домам, сразу сажусь монтировать видео, публикую их. Многие даже не считают это работой и судачат о том, что я мало делаю.

Весь учебный год я похожа на робота: школа — дом, и так шесть дней в неделю. По субботам у нас тоже есть уроки, а в воскресенье уже надо успеть разобраться со всеми домашними делами и потратить полдня на подготовку к новой учебной неделе.

В последнее время я и сама часто задаюсь вопросом, зачем так много работаю

Наверное, мне, как и всем, хочется как-то реализоваться, проявить себя. Конечно, я сталкивалась с выгоранием. Ой, да оно у меня каждый день бывает: надо проплакаться и хорошенько выспаться, чтобы прийти в себя. Особенно ужасно, когда произошло что-то неприятное в школе, и ты эту мысль крутишь, крутишь, она не дает покоя. В такие моменты я стараюсь отвлекаться — погулять, заняться спортом, но это, конечно, редко получается.

Посмотришь на городские школы — там хоть родители очень активные, всячески помогают классному руководителю, те же кабинеты украшают. У нас это что-то из разряда фантастики. На всё ответ будет такой: «Ты деньги получаешь, ты и работай». Сельский менталитет. Я никого не осуждаю, это просто факт. Обычно во всех мероприятиях участвуют одни и те же родители из комитета, такие же молодые, как и я. Они никогда не откажут. А вот с остальными очень тяжело — хотелось бы, чтобы они были поактивнее.

Мы в деревне, здесь скучно, никуда не сходишь — ни в кафешку, ни в цирк, ни в театр, ни в торговый центр. Вся жизнь кипит в школе — неужели не хочется устроить какой-нибудь праздник? Каждый родитель несет ответственность за детство своих детей. Это время так быстро пролетает, его надо ловить. Но сейчас, на третий год работы, у меня уже потихоньку складывается такая установка: «Ну и ладно. Вам не надо — мне тоже не надо». Когда не видишь отдачи, тоже становишься равнодушным. Может, это и называется выгоранием.

«Если честно, мне жалко сельских учителей — на моря летать денег нет, хотя бы просто отдохнуть времени тоже нет»

Пожалуй, с учениками в школе я общаюсь даже лучше, чем с коллегами. Они близки мне по духу, мне с ними интересно, я невольно к ним тянусь. И им тоже интересно со мной общаться. Сейчас другое поколение: я 1991 года рождения, и мы в свое время шугались подойти к учителю, не дай бог на перемене где-нибудь лишний раз пересечься. А современные дети более раскрепощенные — сами подходят, спрашивают, как дела. Наша школа довольно маленькая, в ней всего 115 учеников. Думаю, это тоже играет роль — я могу больше времени уделить каждому. Все три года я учусь у них чему-то новому. Допустим, я умею неплохо монтировать ролики, как я считаю.

Это всё они мне показали — какие приложения скачать, как в тренды попадать, я часто к ним за советами обращаюсь

У меня нет подруг в селе. Есть коллеги, с которыми хорошо общаюсь. Ну ладно, назовем их подругами, правда, самые молодые — возраста моей мамы. Они очень близки мне по духу и, естественно, во многом помогают, подсказывают. Я наивная, чистая душа, а они в школе уже лет 30 проработали, так что учат меня, что не надо лезть ко всем с распростертыми объятиями. Быть сельским учителем сложно — про тебя все всё знают: откуда, с кем живешь, чем по вечерам занимаешься — и это за спиной обсуждается даже на работе.

Сразу, как я устроилась, про меня пустили слухи, что я некомпетентная, не получила высшее образование педагога. Одна учительница мне, грубо говоря, этим тыкала постоянно и уже перешла на личности. Я прям чувствовала ее неприязнь, долго молчала и спустя долгое время наконец высказала, что мне неприятно.

Сейчас, конечно, оборачиваюсь на себя прежнюю, и мне смешно. Школа однозначно сделала меня сильнее, увереннее. По мне столько стучали, что я из алмаза в бриллиант превратилась. Учусь уму-разуму, развиваюсь. Конечно, остались проблемы с коллегами, родителями, с которыми мы словно из разных миров. Но что уж тут поделать. Жизнь так устроена.

По образованию я бухгалтер и раньше со школой вообще никак связана не была. Но у нас была сильнейшая нехватка педагогов, и одна знакомая предложила мне переквалифицироваться на педагога-психолога на базе первого высшего и устроиться в школу. Потом уже я получила еще один диплом — как учитель английского языка, так что доказывать мне нечего. Сейчас понимаю, что проблема с тем педагогом возникла из-за того, что человек ничего в своей жизни и не видел по сути, школа для него — всё.

Если честно, мне жалко сельских учителей — у большинства на моря летать денег нет, хотя бы просто отдохнуть времени тоже нет. Хотелось бы, чтобы у всех была возможность чаще расслабляться — в деревне и физической работы полно. Вдохновляться же на работу всё равно надо — ездить куда-то, отключать мысли, получать удовольствие. Я была бы очень рада, если бы у всех учителей были обеспеченные мужья. Каждой учительнице — по богатому мужчине. Тогда все бы преподавали для души и ходили довольными.

Ходят слухи, что в соседнем городе, Елабуге, зарплаты по 100, по 200 тысяч на заводах бывают. От этого еще тяжелее — здесь людям тоже хочется хорошо жить. Я работаю педагогом-организатором, классным руководителем и учителем английского языка, а еще веду все школьные соцсети, но получаю 35 тысяч. Хорошо, что у меня муж есть.

«Любая женщина на моем месте поступила бы так же»

Я не могу выбраться из села, потому что у меня дети. Сыну 7 лет, дочке — 12. Сейчас моя прямая обязанность, моя главная жизненная миссия — заботиться о них. Я не могу их бросить и уехать куда-то работать. Ближайший город, Агрыз, находится в 40 километрах от нас, но там зарплаты учителей не особо больше. Всё остальное слишком далеко. Всей семьей переехать мы тоже не можем — привязаны к этому месту работой мужа. Он родом из Нижнего Кучукова, он здесь всю жизнь провел.

Моя бабушка жила в деревне неподалеку — так у нас всё и завязалось. Он сказал: «Переезжай, у меня тут работа. Мы в современном мире — деньги решают. Если останемся в селе, сможем не то что в города — в любую точку мира ездить». По факту так и вышло: мы много путешествуем, несмотря на то что живем в маленькой татарской деревушке. Мой муж занимается выращиванием пшеницы и ячменя на продажу, у него свои поля. До устройства в школу я работала в его продуктовом магазине, который перешел по наследству от мамы, и поняла, что это не мое — слишком скучно.

Зато я всё время могу проводить с детьми — дочка учится в нашей школе в седьмом классе. Она у меня лидер, для 12–13-леток авторитетная персона. И вот я говорю: «Давайте сделаем классный уголок», а она отвечает: «Не, неинтересно». Естественно, раз она сказала, что это неинтересно, почему другим должно быть интересно? Но это так, мелочи жизни. Я ее не осуждаю ни капли, она ребенок, но ей пока сложно выстраивать границы. Но быть мамой и учительницей одновременно не так-то просто. Хотя я всё равно очень рада, что мы рядом: и в школе, и дома. Ради детей и мужа я готова на всё. Думаю, любая женщина на моем месте поступила бы так же. Женщина, которая любит свою семью, свой очаг.

Обложка: © личный архив Карины Галиуллиной