«Страшно и холодно. Слышен крик с разных сторон погибающих и раненых людей»
«Страшно и холодно. Слышен крик с разных сторон погибающих и раненых людей»
Блокада Ленинграда началась в первый год войны. Люди провели в осаждённом городе 872 дня, пока блокадное кольцо не прорвали в январе 1944. Вместе с проектом «Прожито» публикует истории детей, которые выжили в блокаду. И которые после пережитого ужаса, смертей и голода детьми, кажется, быть перестали. Отрывки из дневников публикуются с сохранением авторской орфографии и пунктуации.
Капитолина Вознесенская, 14 лет
26 декабря 1941
«Декабрь это страшный месяц, потому что 20 декабря умер папа. Мне очень жалко, что я не видела как он умирал. Никак не могу свыкнуться с этим, все думается, что вот вот раздастся звонок. Мне часто он снится во сне. Чтобы я сейчас дала, чтобы он был жив! Карточкой хлебной нам не пришлось попользоваться, потому что когда мама пошла за хлебом рано утром (было еще темно, в магазинах горят коптилки), у нее продавщица их украла. В общем декабрь у нас прошел ужасно».
Январь 1942
«Январь прошел у нас не лучше декабря. В январе у нас умерли бабушка Груша, дядя Вася, тетя Шура, Сима и дядя Женя. Январь мы очень голодали. Как раз были очереди за хлебом. Приходилось стоять 6 часов. Мама очень похудела, выглядит что смерть. Недавно мама ушла за хлебом в 7 часов утра и пришла в 6 часов вечера. В магазине ей сделалось плохо, она упала. Не могу передать, что я за это время пережила. Я теперь очень боюсь, когда она далеко уходит. Она очень себя плохо чувствует. Мы ее с Таней никуда не пускаем. В этом месяце никаких нету выдач. А когда они есть, мы с Таней премся на Балтийский в распределитель. Все это кошмар».
Елизавета Вейде, 14 лет
1942
«Тихо подъехали мы к станции Лад. Оз. На машинах перевозят нас, красиво выглядит вся эта картина, но печально отражается это на наших лицах. Тихо едем мы через озеро, лед блестит, вода, которая стоит выше, чем колеса. На все стороны, куда можно кинуть свой глаз, красиво светится лампочки машин на всех сторонах озера: сильный мороз, что даже все кругом трещит.
На каждых 5 метрах стоят солдаты с бензином и указывают путь, но вот три машины перед нами пошли одна под лед — мы же объезжаем это место. Даже ничего и не заметно, что только что поглотила вода людей, мы едем дальше, только когда оглянешься назад, то мысль что и наш, может быть, такой конец, мелькает у нас. Мы едем. Страшно и холодно. Слышен крик с разных сторон погибающих и раненых людей от осколков зенитки и пулемета немецких самолетов. Треск и шум, но «бог» помог и мы на берегу: сейчас описываю эту картину и слезы падают — но это все прошло.
Всё это путешествие продолжалось 5 часов — с 11 часов вечера до 4 часов утра. Здесь же мы получили обед и еще хороший сухой паек и перегрузились на поезд и едем дальше, покидая родимый край.
<…>
Никто нас не приветствует, у нас все по-старому. Кто бы думал, что последний день, когда мы видели папу. Но оно было так, что он жил эту последнюю ночь. Утром рано, когда я еще спала, меня разбудила Нина со словами: «Лиля, вставай, наш папа умирает». Я не верю и продолжаю лежать. Но вот доходит до меня разговор о нем, и я вскочила, но было все поздно, уже больше ничего не поможет, и он уйдет от нас навсегда. И он ушел. Его нет.»
<…>
В то время, когда он помер, нам была потеря его легка. Мы зашили его в одеяло, когда это было почти готово, то я вспомнила, что у меня в мешке лежит маленький крестик, который я положила на его грудь. И в таком положении лежал он у нас два дня, потом на ст. Федоровка в одной остановке перед Сталинградом его сняла милиция. Это было перед обедом, часов в 11. Его брат был ушедший за продуктами, когда пришла милиция. Все мужчины ушли. Мы же, кто за ноги, кто за голову, тянут его на носилки. Все тихо, и никто не плачет. Только когда они отходили с ним, мне стало так тяжело, что я заплакала, как маленький ребенок».
Татьяна Григорова-Рудыковская, 10 лет
1942
«В 40 минут девятого утра умер папа. Геля ходил за Савиной (это наш знакомый доктор), она пришла, но папа уже умер. Когда мама пришла с дежурства, она сразу пошла к папе. Целовала и ласкала его, он сделал попытку улыбнуться, но не смог, а из глаз покатились слезы.
Завтрак: горох (жидкий), пол ст. в. пшенной каши (её мама оставляла папе), хлеб с маслом. Бабинька ни супу, ни каши не ела. Достали в кооперативе сахар и вместо сахара кофе. Мороз, ясно, солнце, ветер с метелью. Обед: суп с гречневой крупой, без корешков, только лук и чуть-чуть зелени. Геля ходил к Алеше Лукичу, а он эвакуировался. К вечеру Геля собрался в Шувалово, зачем, не знаю, а пришел и сказал, что в Шувалово не ходил, а зашел в наш магазин и достал кило двести клюквы и хлеб. У нас спилили нашу березу, но мы макушку её всё-таки отняли. Ужин: пшенная каша, хлеб с маслом».
Галина Зимницкая, 16 лет
18 января, 1943
«Вечером, сменившись с поста, пришла в штаб. Девчонки где-то раздобыли жидкую, несмываемую губную помаду и намазали губы. Я тоже не отстала. Но если девчонки намазали чуть-чуть, то я, неумеха, жирно намочила пробку и так навела, что можно было подумать, будто у меня изо рта идет кровь. Сначала пыталась смыть, а потом, махнув рукой, легла спать. Вдруг будит меня тетя Дина: «Вставай, «красавица», блокаду прорвали!».
Я вскочила, хотела поцеловаться, а она, смеясь, отстраняется: думает — замажу. Все побежали на фабричный двор слушать громкоговоритель. Я тоже побежала, прикрыв рот шарфом. Во дворе собралось много народа — вся ночная смена и штабники. Радость была так велика, что многие плакали. Я впервые поняла, как плачут от радости.
Утром привезли наших девчат, временно работавших на ликероводочном заводе. Они отметили там это радостное событие так, что всех вели до нар как больных.
На работу мы шли веселые и счастливые. В цеху то и дело собирались в кучки, обсуждали события. Начальство не ругалось, да его и не было видно. После работы нам объявили, чтобы бойцы команд ПВО собрались в штабе. Даже те, кому положено идти домой. Нас отправили на уборку снега. За сутки его столько намело, что не пройти и не проехать.
Наши девчонки с ликероводочного были «больны» и выйти на снег не смогли. Поэтому мы отработали до полночи. Но их никто не ругал, так все были довольны и счастливы.
Жаль, не могут порадоваться со мной мои погибшие ребята. Так много счастья и почти не с кем разделить!
Думали, немцы от злости забросают нас бомбами, но они притихли. Видно, находятся в шоке».
«Прожито» — электронная библиотека опубликованных и ранее не публиковавшихся дневников. В работе лаборатории могут принять участие все желающие. Всю информацию можно найти на сайте проекта.