Саша — бывший воспитанник детского дома, чьи дневники уже появлялись на «Меле». Он рассказывал, чему учит жизнь в «баторе» («интернат» на сленге), как он привыкал к Москве и почему любит животных. Вместе с фондом «Измени одну жизнь» мы продолжаем рассказывать Сашину историю: на этот раз серия о любви и отношениях в интернате.

«Это были мои первые объятия»

Её перевели к нам в интернат, ей было 14. Я сразу обратил на неё внимание, она показалась мне особенной. У неё была смуглая кожа, белоснежные зубы. Красивая улыбка, ямочки на щеках. Чуть раскосые глаза, когда она улыбалась, была похожа на кореянку.

Обаяния в ней было на 1000%. Девки у нас были топорные, мужиковатые, а она грациозная. Всё, что ни делала, делала красиво. Красиво сидела, красиво курила, двигалась, танцевала. Девки завидовали ей, хотели быть похожими на неё. Красились и стриглись «под неё», но им не шло, а она была естественной.

Мы познакомились, когда шли на пруд. Начался дождь, все выбежали из воды, закутались в полотенца и разошлись. А она сказала, что в дождь теплее вода. Лил ливень, и мы купались, топили друг друга в шутку. Когда у меня посинели губы, она прижала меня к себе, чтобы согреть. Это были мои первые объятия. Первое тепло от другого человека, которое я почувствовал. Всю дорогу назад мы шли в обнимку под одним полотенцем, ни одна попутка не останавливалась, да я и не хотел её отпускать.

«Они воспринимали её как красивую куклу»

Мы сблизились. Когда уходили воспитки, ночные включали нам в игровой телик. Вика клала голову ко мне на колени, я гладил её волосы, приносил ей ужин, любовался ею, пока она не заснет. Потом её перевели в другой корпус, и я в три часа ночи вылезал в окно второго этажа, спускался по трубе и залезал к ней на второй этаж. Несмотря на то что идти нужно было мимо комнаты старших, которых я так боялся, я считал, что это того стоило, и шёл. Она принимала меня, я ложился к ней в кровать, и мы лежали в обнимку, болтая до 6 утра. Потом я снова вылезал в окно и шёл обратно в корпус.

Пацаны к утру иногда замерзали и закрывали окно, тогда до подъёма я спал на скамейке. У нас с Викой не было секса, не было поцелуев. Было, думаю, больше. Была нежность, которой мы заменяли друг другу близких, которых у нас обоих не было.

Потом её присмотрели старшие. Она не значила для них ничего. Они воспринимали её как красивую куклу. Им надо было использовать кого-то для удовлетворения своих скотских, животных нужд. Один напоил её, развёл, а потом пустил слух, что она и так уже не была девственницей. Её начали травить. Сначала она не соглашалась, пыталась отбиваться, давать отпор. Но из-за каждого угла на неё показывали пальцами, называли «ш*****й», и вскоре она заработала клеймо «патентованной ш***и». Пацаны унижали, били её, насиловали. Через три месяца она сдалась. Начала пить, её использовал практически каждый старший. Все, кому из них было не лень.

Вот так жила самая красивая девочка нашего батора. У неё была тетрадка, она рисовала там собак, котят. В сохранёнках во «ВКонтакте» у неё милые животные и какие-то детские шутки. Ей быть бы обычной девчонкой, чьей-то дочерью, детство нормальное иметь, но этого у неё не было.

«На дискотеках девок спаивали»

К батору подъезжали машины. Джипы увозили и Вику, и других девчонок. Увозили на вечер, бывало, на ночь. Привозили иногда в синяках. Мне известно несколько случаев, когда старшие продавали девчонок мужикам, как сутенёры. Рядом с нами был дом престарелых для бывших заключенных. Они тоже любили девок. Раз в месяц они получали пенсию и платили им за услуги. Девки иногда давали им за пачку сигарет, за телефоны, которые старшаки им же и загоняли. Таким образом они заставляли девок выкупать их обратно. Иногда заставляли давать толстякам на джипах, чтобы потом обворовать их и разделить краденое.

На дискотеках девок спаивали, насиловали. Утром чморили, поливали грязью. Девки были для них как потеха, как объекты для унижений. Не все. Были и отличницы, которые сидели при воспитках, но это были, как правило, серые мышки, некрасивые или с физическими нарушениями. Все красивые были «в деле».

К 16 годам Вика сделала два аборта, схватила триппер. Остальных тоже периодически вывозили на аборты в соседнюю больницу. Воспитки предупреждали во всеуслышание, что у Вики триппер, тайны из этого не делали.

«Она уже не помнит, как меня зовут»

Девки выпустились и в первый же год почти все родили — от кого придётся. Есть одна пара с батора. Остальные — матери-одиночки, кто-то вышел за наркомана, за бывшего заключённого намного старше по возрасту.

Вика сошлась со взрослым цыганом, сейчас беременна от него. Ждёт мальчика. Думаю, этот мужик для неё — как отец, как символ защиты. После всего, что с ней было, она стала нервной, закатывает истерики — сомневаюсь, что без помощи ей удастся сохранить семью.

Она такая же красивая, так же рисует животных и сохраняет детские картинки. Я, может, и хотел бы с ней пообщаться, но, думаю, то, что было между нами, для неё уже давно перекрылось другими впечатлениями и она уже не помнит, как меня зовут.

После этой истории у меня появилась идея создать онлайн-консультации с психологом для девчонок, которые пострадали от насилия в интернатах. А ещё хочу напомнить приёмным родителям: не быть зомби и думать своей головой. Если вам говорят: «она ш****а», «лучше не надо», «эта уже всё», «возьмите лучше Танечку, Танечка так хорошо поёт» — просто вспоминайте эту историю.