О проектном обучении в школах и вузах говорят уже давно. Но вместо того, чтобы стать новым шагом в образовании, оно остаётся головной болью для студентов, школьников и их родителей. Кажется, проекты — это лишняя трата времени. Почему это не так (или, по крайней мере, почему так быть не должно), объясняет наш блогер Елена Кулешова.

Я всё чаще общаюсь с разными интересными и не очень людьми об образовании. Тем, конечно, две: нужна ли дистанционка, и почему вузам навязывают проектное обучение? Толчком к написанию статьи стал лютый, бешеный спам в ленте ВК про «Петицию родителей против дистанционного образования». Надеюсь, что эта статья станет первой из многих, раскрывающих подоплёку резкой глобальной смены образовательных реалий. Начну с проектного образования.

Главное, что я поняла: под проектным образованием люди понимают вообще не то, что есть на самом деле. Поэтому я рассмотрю пять самых распространенных ошибок, касающихся понимания проектного обучения в вузе.

1. Проектное обучение — лишняя деятельность, которая только напрягает и отвлекает педагогов и студентов от основной работы

Приведу простой, но элегантный пример: домохозяйке подарили, скажем, блендер. Она решила сделать коктейль. Вместо того, чтобы закинуть в чашу все ингредиенты и нажать кнопку, она сначала смешивает все ингредиенты в кастрюльке вилкой, взбивает их, и только потом выливает в блендер. Понятно, что время приготовления увеличивается, количество грязной посуды — тоже, а вот объём коктейля уменьшается. «Зачем ты так делаешь?» — в изумлении спрашивают подарившие блендер друзья. «Я так привыкла, — отвечает она. — Но, скажу я вам, блендер — на редкость неудобная штука!»

Так и с проектным обучением. Оно не «дополняет» лекции — скучную вузовскую тягомотину — оно их аккумулирует и видоизменяет.

Как происходит рождение проекта и что делается с участниками команды:

Выбор темы

Есть некая проблема, которую общество, работодатель, вуз, производство, менеджмент не в силах решить. Это не абстрактная проблема (как у нас привыкли в университетах), а вполне реальная. К примеру, каждую осень в городе Сарапул листьями забивается ливнёвка, получается потоп. Что делать? Или, допустим, в Великом Новгороде предприятия заказывают выплавляемые 3D модели в Череповце. Или вообще самую маленькую, но насущную: как сделать так, чтобы несъеденные продукты не отправлялись на свалку, а использовались с большей пользой? Дышать под водой без приборов полчаса? Летательные ранцы для школьников из отдаленных деревень?

Всё, что угодно! Даже самый банальный вопрос: выбор книги. Семь потов же сойдет, пока найдешь нужную, перечитав десятки обзоров. Ну так сделайте чатбот для читателей, который пообщается с ним и фильтрами выудит из сотен тысяч наименований нужную книгу! Ура, тема есть!

Распределение ролей в команде

Собирается команда, которой эта тема небезразлична, или команда уже есть и всем участникам тема нравится. Здесь есть (исходя из будущей профессии-хобби): стоматолог-ролевик, педагог-рокер, психолог-скетчер, программист-майнкрафтер, агроном-кореевед. Все любят читать. Как видим, каждый может предложить подборку книг для тестовой программы чатбота. Скетчер может делать стикеры, программер — написать бот, ролевик — расписать схему и воронки, агроном — внести элегантный восточный шарм во время презентации проекта. Психолог — отрепетирует с ним выступление, педагог соберет среди своих, читающих сокурсников, фокус-группу и так далее.

Освоение новых навыков

В процессе создания чатбота выяснится, что студенты чего-то не знают, а хотелось бы. Например: как продавать, кому, есть ли аналоги, как продвигать, к кому и как обращаться за предоставлением готовых отзывов на книги (базы данных), как вести аналитику, кто из инфлюенсеров готов попиарить, да, в конце концов, правильно ли схема расписана? Может, есть разные варианты? Может, сделать три чатбота для разных ЦА — ну, например, брутального Серёжу, интеллектуальную Софочку и отвязную Карину, специализирующуюся на ужасах и мистике?

Применение полученных навыков

В итоге должен заработать реальный чатбот — полезная вещь. Студенты же получат: практику, массу актуальных полезных и применимых знаний, научатся работать в команде, приобретут знакомых — в том числе, и из экспертного сообщества, а также, если всё сделано правильно и вуз не отжал интеллектуальный результат, финансовый выхлоп. Вполне вероятно — многомиллионный.

2. Проектное обучение имеет смысл только для студентов старших курсов

Странно, что это говорят люди уважаемые: доктора наук всякие, профессора. Которые, казалось бы, должны быть в курсе, что:

• современная образовательная парадигма не делит знания на теоретические, абстрактные и практические;
• есть феномен дивергентного мышления, которое позволяет нам гибко подходить к решению задачи и находить не одно, а несколько таких решений. Порой, парадоксальных. Оно наиболее развито в детском и подростковом возрасте. Но и студенты всё ещё что-то могут. Причем студенты первых курсов как раз менее зашорены, чем бакалавры и магистры. Им просто ещё не рассказали, что можно и реально, а что — нельзя и бред.

Поэтому мы слышим, что сначала надо нафаршировать студента под завязку всякими полезными и неполезными знаниями, заставить его прочитать массу книг вроде «Трудовой путь Николая Вавилова» и сборник комментариев на «Апологию Раймунда Сабундского», а потом уже — в проекты, пусть творит! Но он почему-то не творит, а создает ерунду всякую, уже существующую или откровенно никому не нужную: например, ферму по разведению червей, которых промышленно уже лет 50 разводят. Студент старших курсов, не работавший с проектами, как правило, уже так плотно стоит на рельсах традиционного мышления, что ему с них не съехать. Он уже «взрослый», скучный и опасливый.

Но что же делать, ведь и вправду появляются проекты по созданию экочехлов из мха и ковриков из бутылок? А вот тут требуются эксперты, которые еще до защиты ребенку скажут, что надо сначала посмотреть конкурентов, изучить историю вопроса, спрос, наконец, потребности стейкхолдеров, ЦА определить, применить ту технологию или, напротив, вот эту попробовать. Некоторые вузы пытаются решать проблему за счет старшекурсников, но тут много подводных камней: эта функция называется «наставник», а их у нас в России очень сильно не хватает. Вот и тыкаются ребята куда попало.

Гипотетический пример: в воображаемом вузе студенческая группа с первого курса решает создать студенческую фотовыставку. Сейчас все фоткают, даже оборудования никакого не надо. Понятно, что абстрактная студенческая выставка никому не нужна, кроме самих творцов, методкабинета и родителей: денег на ней не заработаешь, практическая значимость равна нулю. Все сокрушенно разводят руками, а преподаватель, хитро поглядывая, не вступая в конфронтацию с ректоратом…

…и #НТИ2035, может, к примеру, сказать: «Проектная деятельность не выгодна, вот же — живой пример!»

Но почему выставка не освещает, например, яркие моменты жизни местного металлургического завода (грант от завода!) или быт доярок (финансовая поддержка местного производителя молока и Минхоза)? Почему не сделать проект «Деревня одного человека» (найдите успешных бизнесменов родом из этих деревень), показав, как существуют люди, оставшиеся в деревне в одиночестве и там доживающие свой век?

Поднять, наконец, общественную проблему и рассказать о ней в картинках, сделать медиапроект, вовлечь в него всю страну (или хотя бы вузы), предложить заинтересованным людям стать инвесторами (найти заранее), подключить краудфандинг и роялти? И проектом решить какую-то острую проблему.

Но нет: восприятие проектной деятельности как ещё одного элемента академического процесса насильственной мозговой долбёжки не позволяет мыслить нестандартно.

И потому проекты выполняются формально, бессистемно и бессмысленно. Получившаяся на выходе ерунда гордо преподносится как провал проектной системы образования. А на самом деле — это стыдный, публичный провал профессуры. Не понявшей и не принявшей, не сумевшей объяснить. Как по мне, это — «саботаж».

3. Проектное обучение — это не про финансы

Моя любимая часть — про денежки! Я просто оставлю здесь перечень самых крутых проектов студенческих интенсивов 2019 и 2020:

ВГТУ • Система дезинфекции салона беспилотного автомобиля

МИТУ-МАСИ • Благоустройство набережной озера в Архангельской области

РГЭУ (РИНХ) • Уникальное торговое предложение для ресторана

СевГУ • Мобильный AR-путеводитель по военным памятникам Севастополя• Справочник по фасилитативной педагогике

ТолГУ • Технологии дополненной реальности на производстве

ЧувГУ • Электромагнитный генератор для борьбы с пчелиным клещом

ЮФУ • Приложение-агрегатор прокатных машин, велосипедов и самокатов• Разработка мобильной игры Rocket Blast• VR-приложение для дизайна интерьеров

Университет 20.35 • Музей лингвистики федерального масштаба

И скажите мне, что это нельзя монетизировать! Кстати, вот ещё новость в строку: Министерство науки и высшего образования официально заявило, что с 2021 года студенты 40 российских вузов смогут защитить не только диплом, но и стартап. Думаете, почему так произошло? Да потому что дипломные проекты — перевод бумаги, младшие дети тысяч никчёмных диссертаций. А стартапы — это реальный показатель знаний, в том числе и того самого современного образовательного грааля — эмоционального интеллекта.

4. Проектное обучение убивает науку

Здесь я буду краткой: всё зависит от понимания науки. Я думаю, никуда наука не упадёт, а наоборот будет развиваться очень быстро. Наука — для всех. И ровно потому, что научные проекты — это тоже проекты. Но то, что сейчас (и уже очень давно) в российской науке происходит, в существенной своей части заслужило названия профанации:

»…если брать за точку отсчета 1993 год, то к 2007 году в 3 раза выросло общее количество диссертаций, как кандидатских, так и докторских, а при этом, например, по политическим наукам — в 10 раз, по экономике — в 5 раз, по социологии — в 6 и так далее, а количество защит по естественным, техническим наукам осталось на том же уровне. Беспокоит то, что зачастую даже честно написанные диссертации не несут в себе реальной научной новизны — текст оригинальный, а научной новизны никакой нет» — Ливанов Д. А. Совещание о совершенствовании системы подготовки и аттестации научных и научно-педагогических работников.

Увы, страница удалена с сайта Минобра. Интересно, к чему бы это? Предположу, что к появлению «генномодифицированной воды» и «космического движителя без выброса реактивной энергии». Найти эти темы в сети нетрудно.

Научный проект — это новизна и существование. Я не говорю «практичность», потому что не всегда научные проекты можно использовать в том столетии, в котором они созданы.

Но обычно все-таки можно. Электрическая лампочка, передача звука по проводам, космические полеты, ГМО — это всё наука, и это всё — практика. А так, знаете, мы до сих пор будем рассуждать о «дендрариуме в произведениях Анны Ахматовой», «переноске дигидромонооксида в ячеистых структурах» (носить воду в решете) и «проблематике использования нижними чинами РПЦ клавишно-духовых инструментов» (и зачем попу баян?).

Дайте людям аэродинамику, магнитные поля, инженерию, цель и возможность творить — и они создадут Арктический мост. Ну, или чатбот. Или многоуровневые поля. Или подводные города. Или искусственный глаз. Не давайте — и мы получим наукообразные рассуждения о том, что легко излагается на паре страниц простыми словами.

5. Наставник проекта — это нянька и падение уровня для профессуры

Очень распространённая фраза. Корона, бывает, царапает потолок и кровавит высокий лоб. Только вот польза преподавателя (если он не учёный в первую очередь) — в воспитании грамотных студентов, для того они и существуют.

Я могу выучить линейную алгебру по видеокурсам МИФИ и учебникам, это не запредельно сложно. Могу, к примеру, создать чертежи театра и всех коммуникаций: придется повозиться и обратиться к экспертам онлайн, но это реально. Зато придумать нечто новое в команде я не смогу, несмотря на то, что в голову мне утрамбуют сотни полезных книг и тысячи часов лекций.

Такое состояние — обучение и направление обучения студентов — как раз характерно для наставника, и пока мы не придумали андроидов, которые просчитывают вероятности и находят аналоги, с этим придется справляться профессорско-преподавательскому составу. Который уже, как старый моряк, не может сам поставить стаксель, но вполне может грамотно руководить процессом.

Проект — это живой организм, это поток идей, знаний, прототипов. Задача наставника, как мастера бонсаи, где-то отщипывать, где-то добавлять, искривлять и выпрямлять, чтобы получился шедевр. Мастер бонсаи не подменяет собой ни природу, ни само растение — он только подправляет процесс, предвидя результат, вовремя поливает и удобряет почву. И чего же тут для профессора позорного или постыдного? Не для того ли вы и сами оканчивали вуз и становились преподавателем?

Увы, приходится признать, что концентрированной скуке лекций студенты предпочитают другие способы добычи информации

Аргумент за то, что «тогда они вообще ходить на лекции не будет» звучит как выстрел ППС себе самим в висок. Сейчас многие российские вузы пытаются провернуть мясо назад, чтобы восстановить его из котлет вместо того, чтоб адаптировать академическое, традиционное преподавание к проектной деятельности.

---

Никто не призывает выбросить всё, что уже сделано и начать заново, но:

• Давайте вспомним, что система нашего образования была создана в XIX веке и была ориентирована на философию эпохи Просвещения и промышленную революцию. Несколько махрово, не находите? Потребности у общества давно изменились, способности, возможности, а у нас всё XIX век тянется.
• Штампованные люди никому уже не нужны — производства ищут уникальных специалистов, и уже не хотят обстругивать вузовские бакалавриатские болванки под свои нужды. Нет у производства столько времени на адаптацию. Хотя нет — некоторым нужны как раз послушные болванчики, но это отдельная проблема, проблема бизнеса. Но не за горами поедание стартапами производств с малооплачиваемыми послушными работниками — во всяком случае, в Европе. У нас, быть может, еще долго сохранится класс безмолвных женщин, вытягивающих семью на копеечную зарплату и глубоко безразличных к судьбе компании.
• Преподаватели потеряли право на монополию информации. Сейчас она разлита везде, бери — не хочу. Я напомню: в Средние века не учили женщин, до эпохи Просвещения не учили детей рабочих — те и другие считались не приспособленными для академических знаний. Чтобы стать магистром и доктором, требовалось сущая ерунда по нынешним реалиям. Самой сложной была теология, там и вправду можно было от усердия подвинуться умом, зато медики учились 3-4 года, а юристы изучали всего два вида права. Так что мы оставим благостные времена Жана Буридана и Фомы Аквинского в покое.

Так каков вывод из всего сказанного? В первую очередь: проектная деятельность — это не высасывания идей из пальца и не натягивание совы на глобус. Это:

1. Поиск и оценка насущной проблемы.

2. Поиск решения проблемы.

3. Дообучение и развитие для приобретения навыков и знаний.

4. Общение с экспертным сообществом.

5. Проектирование решение.

6. Защита.

7. Доработка и внедрение.

Занимает проектная деятельность примерно 20% времени: параллельно растут знания, обретаемые иными путями, кстати говоря, обогащая проект. В Вышке именно так и происходит, и у них там с 2014 года все уже поставлено на крепкую ногу, а у Московского политеха — чуть ли не с 2008. Но то преподаватели ВШЭ и Политеха, они сами учатся постоянно. В регионах же, в каком-нибудь Кыш-Вымбургском институте, преподаватели и так-то не первые эксперты в своей сфере, судорожно цепляются за привычный формат, лишая студентов возможности и развиться по индивидуальной траектории, и свои силы попробовать, и создать что-то полезное. Зато перегружая его знаниями, никак не привязанными к реальности — ну, они и улетучиваются при прикосновении к реальности как кусок натрия на воде.

Хотела я что-то написать про сухой остаток, но никакой он не сухой: говорить о проектном образовании мы только начинаем. Так начнётся же диспут!

Иллюстрация: Shutterstock / Archv