Блогер «Мела» Александр Заправдин пишет сатирические рассказы про вымышленную школу № 113, в которую приходит новенькая учительница. И сегодня мы узнаем тайны прошлого завуча школы.

Глава 4. Трансформация по ГОСТу

20 лет назад

Апрельское солнце, словно сошедшее с полотен импрессионистов, заливало кабинет физики золотистым светом. Воздух пах сиренью и свежераскрывшимися тополиными почками. На подоконнике, рядом с моделью моста из скрепок, лежала потрепанная книга Аллена «Секрет успеха». Сергей Витальевич, закатав рукава рубахи до локтей, кружил маятником над головами восьмиклассников. Его движения напоминали дирижера, ведущего оркестр хаоса. Маятник, раскачиваясь под потолком, выстукивал ритм, словно пытался успеть за биением сердец.

— Энергия — это музыка! — крикнул он. Маятник, описывая дугу, задел модель моста. Скрепки рассыпались, словно звезды после Большого взрыва. — Видите? Хаос — начало новой симфонии!

Три стука в дверь прервали урок. Лидия Павловна, в строгом костюме цвета бюрократической серости, замерла на пороге. Ее каблуки стучали по полу в такт тиканью часов, а взгляд упал на рассыпанные скрепки.

— Сергей Витальевич, — ее голос дрогнул, будто она повторяла заученную фразу, — вы опять превращаете урок в… цирк?

— Цирк? — Он поймал ее взгляд, пока маятник жужжал, как пчела. — Это лаборатория жизни! Вот Петя предлагает автоматизировать столовую. Знаете тетю Любу? Ту, что всегда суп пересаливает?

Лидия моргнула, вспомнив, как на прошлой неделе вытирала с блузки борщ после «кулинарного подвига» поварихи.

— Маятник вместо тети Любы? — Она невольно улыбнулась, но тут же сдержала себя. — Хоть энергия будет предсказуемой.

— Но борщ станет холодным! — парировал Сергей, подбрасывая в воздух скрепку. — Энергия рассеется, как ваши опасения перед педсоветом.

Дети засмеялись. Лидия покраснела, будто он прочитал ее мысли о недописанном отчете.

После звонка класс опустел. Лидия «забыла» папку с грифом «Совещание» на подоконнике. Сергей поднял ее и нашел внутри листок со строчкой:

«Что-то физики в почете, что-то лирики в загоне» (Б. А. Слуцкий).

На обороте — ее дрожащий почерк: «Стихи подчиняются второму закону термодинамики? Энтропия растет…»

Он подошел к доске и дописал под формулой F = ma:

«m — масса надежды, a — ускорение к точке невозврата».

Когда Лидия вернулась, ее пальцы замерли на меле.

— Вы… смешиваете науку с ересью, — прошептала она, но не стерла строку.

— А вы — английский с бунтом. — Он ткнул ручкой в блокнот, где между планами уроков маячило: «To be or not to be директором». — Гамлет бы одобрил.

Она отвернулась, чтобы он не увидел, как дрогнули ее губы.

На подоконнике Сергей собирал рассыпавшийся мост. Лидия подняла скрепку, ее ноготь блеснул лаком цвета засохшей крови.

— Зачем вам этот… хлам? — спросила она, вертя деталь в пальцах.

— Он соединяет берега. — Он взял скрепку, их руки соприкоснулись. — Например, ваш английский и мою физику. Или… нас с системой.

Она засмеялась, но смех ее звенел, будто треснувшее стекло:

— Мосты либо сносят, либо по ним идут танки.

— А я построю подвесной. — Он протянул ей готовую модель. В центре болталась скрепка в форме сердца. — Выдержит любую бюрократию.

Лидия сжала скрепку-сердце в ладони, будто пыталась удержать ритм его слов. Звонок на урок прозвучал как приговор, разрывая нить их разговора. Она вышла из кабинета, не оборачиваясь, но ее шаги замедлились у двери — на секунду, на вздох. Сергей остался среди хаоса: маятник, затихший после детского смеха, скрепки на полу, словно осколки недоговоренного.

Так всегда: мосты рушатся не сразу. Сначала трескается клей, потом гниют опоры, и только потом — грохот. Но тогда они еще верили, что законы физики сильнее законов системы. А зря.

***

Вечернее солнце, как пьяный художник, размазывало оранжевые мазки по стенам. Сергей крутил в руках теодолит — прибор, который завтра должен был измерять углы стен, а сегодня… Сегодня его луч дрожал на щеке Лидии, случайно задержавшейся «проверить тетради».

— Хотите измерить угол нашего… недопонимания? — шутка прозвучала как признание.

— Я не объект ваших экспериментов. — Но она села на стол, свесив ноги. Луч скользнул по ее колену, остановившись на губах.

— 45 градусов, — прошептал он. — Угол падения равен углу отражения.

— Или преломления. — Она наклонилась ближе, и их тени слились в одну на доске с формулой.

За окном запел соловей — последний свидетель романтики, которую через год поглотит гул принтеров.

***

Иногда любовь похожа на мост из скрепок: хрупкий, но держится, пока веришь в законы физики. А потом приходит Большой ГОСТ — холодный, железный, с параграфами вместо сердца — и требует пересчитать каждую деталь на грамм и сантиметр. И тогда скрепки, которые казались нерушимыми, рассыпаются, как песчаный замок. Небо клубилось облаками, похожими на оборванные страницы диссертации Сергея, и пахло озоном — предвестником грозы, которую все видели, но не хотели замечать. Воздух гудел от напряжения, как провод под высоким напряжением, а первые капли дождя уже стучали по крыше, словно чиновничьи печати по незаполненным бланкам. Они еще думали, что хаос можно приручить формулами, а дождь — переждать под зонтом стихов. Не знали, что зонт бюрократии всегда дырявый, а ливень системы разъедает даже сталь.

Лидия сидела за столом своего кабинета, заваленным папками с грифами «СРОЧНО» и «КОНФИДЕНЦИАЛЬНО». Перед ней — ее заявление на аттестацию, подписанное дрожащей рукой. Ручка, подаренная Сергеем, лежала рядом, словно укор.

«Он не поймет», — думала она, разглядывая фотографию в рамке. Там они — в кабинете физики, он с маятником, она со сборником стихов. Смех, пойманный в момент, когда скрепки еще не стали метафорой, а «F = ma души» не стерли с доски.

За окном грохотал гром. Лидия взяла в руки документ «Этапы карьерного роста» — десять пунктов, ни одного про душу.

Пункт 3: «Оптимизировать взаимодействие с контингентом».

Контингент… Она вспомнила, как Сергей называл это слово «канцеляритом»: «Они превратили детей в контингент, а нас — в папкодержателей».

Ее палец потянулся к телефону — набрать ему, отменить заявление. Но тут дверь распахнулась. Вошла Зоя Семёновна, уже тогда пахнувшая не мелом и ригоризмом, а лаком для волос и подхалимством.

— Лидия Павловна! Вам предложили аттестацию? — ее голос звенел, как колокольчик на шее коровы. — Это же шанс! Наконец-то избавитесь от… — она кивнула в сторону кабинета физики, —…от этих ваших экспериментов.

Лидия сжала подаренную ручку так, что треснул корпус. Чернила капнули на пункт 7: «Повышение лояльности персонала».

— Эксперименты — это… прогресс, — выдохнула она, но Зоя перебила:

— Прогресс — это проценты в таблицах! Вы же умная. Не будьте, как он, — вечным аспирантом.

После ухода Зои Лидия дописала заявление. Чернила смешались с каплями дождя, залетевшими в окно.

«Сергей простит», — убеждала себя, но где-то в глубине знала: их мост уже трещит. Она спрятала фотографию в папку «Личное» — ту, что позже переименуют в «Архив».

***

Небо, черное от туч, разрывали молнии, как чиновники рвут неугодные отчеты. Дождь стучал в окна кабинета английского языка, словно пытался вымыть из стен память о маятниках и скрепках. На стене — плакат с Шекспиром: «To be or not to be». Но теперь рядом висела доска с графиком «Этапы аттестации», а на столе, среди стопок тетрадей, притаилась папка «Повышение квалификации. Сектор Б». Окно приоткрыто — ветер грозы швырял капли дождя на подоконник, где стояла модель моста из скрепок, оставленная Сергеем несколько недель назад.

Дверь распахнулась без стука. Сергей влетел в кабинет, сжимая в руке скрепку-сердце. Его рубаха была мокрой от дождя, волосы взъерошены, как после эксперимента с электричеством.

— Ты серьезно?! — он швырнул на стол листок — копию ее заявления. — «Аттестация на заместителя директора»? Это же самоубийство!

Лидия не подняла глаз. Ее ручка вывела подпись на бланке «Согласовано», будто ставя крест на чем-то большем.

— Это шанс, — голос звучал плоско, как сплющенная линейка. — Я смогу изменить систему изнутри…

Молния осветила кабинет. На миг в ее глазах мелькнуло прежнее тепло, но гром, словно удар молотка по наковальне, заглушил всё.

Он рванул к полке, где среди методичек стояла их общая фотография: она в смешной шляпе на Дне учителя, он с маятником вместо галстука.

— Изменять? — он ткнул пальцем в график «Оптимизация кадров». — Ты уже говоришь их словами!

Лидия вскочила, опрокинув стул. Из папки выпал листок со стихами Слуцкого — черным по белому: «Что-то физики в почете, что-то лирики в загоне».

— А ты вечно в облаках! — она наступила на стихи, оставив след каблука на строчке. — Твои маятники не накормят детей!

Дождь хлестал в окно. Сергей схватил модель моста — скрепка-сердце отвалилась и закатилась под шкаф.

— Мосты либо сносят… — он сломал перекладину, —…либо по ним идут танки.

Лидия, дрожа, стерла с доски цитату Шекспира. Меловая пыль смешалась с каплями дождя.

— Реальность не терпит романтики! — она прикрепила степлером приказ № 457-к поверх стихов. — Здесь выживают по правилам!

Он попытался обнять ее, но она отпрянула к портрету министра образования, будто ища защиты.

— Ты станешь винтиком…

— А ты — вечным лузером!

Молния ударила в яблоню за окном. Свет погас, оставив их в темноте с экраном ее ноутбука, мерцающим, как надгробный огонек.

— Выйди. Ты… мешаешь.

Сергей поднял скрепку-сердце с пола. Она была погнута, как их последний шанс.

— Поздравляю. Теперь ты — часть алгоритма.

Дверь захлопнулась. Модель моста валялась в урне, а стрелка теодолита на полке в кабинете физики застыла на 90° — прямой угол между их жизнями.

***

Пять лет — срок, за который можно вырастить дуб или превратить человека в алгоритм. В 2005-м Лидия Павловна верила, что мосты можно строить из скрепок и стихов. В 2010-м она научилась измерять любовь параграфами, а дружбу — процентами выполнения плана. Школа № 113, некогда пахнувшая апельсиновыми корками, теперь напоминала архив с кондиционером — идеальная температура для хранения душ: −18 °C.

Ноябрь. Небо — грязная вата, пропитанная свинцовым дождем. Воздух звенел от холода, как ледяная игла. Ветер выл в щелях школьных окон, а фонари на улице мигали, словно предупреждая: «Не пытайтесь согреться». Кабинет с табличкой на двери «Заместитель директора по методической работе» был стерилен, как операционная. На стене — портрет министра образования в черной раме. В углу стоял пластиковый фикус с биркой: «Рекомендовано Минобром для формирования комфортной среды».

Лидия Павловна щелкнула дозированным каблуком по полу. Ее голос, лишенный интонаций, резал пространство:

— Ваши уроки физики, Сергей Витальевич, — уродство. Пункт 3.14: «Запрещено отклоняться от утвержденных методик». Вы объясняете… — она заглянула в планшет, —…«энергию души». Это недопустимо.

Сергей, сжимая в кармане скрепку-сердце (та самая, погнутая в 2005-м), усмехнулся:

— Лида… ты же сама когда-то…

— Лидия Павловна, — поправила она, и в кабинете стало холоднее. — Исправьте конспекты. До пятницы.

Молчание повисло, как сосулька перед падением.

Медленно, словно демонстрируя реликвию, он достал из портфеля старую модель моста — ту, что она когда-то назвала «хламом».

— Помнишь? Ты говорила, мосты — это…

— Мосты, — перебила она, — это статья расходов. Пункт 5.7: «Несанкционированные конструкции подлежат демонтажу».

На миг в ее глазах мелькнула трещина — словно луч света в ледяной пещере. Сергей шагнул вперед:

— Лида, мы же…

— До пятницы, — она повернулась к окну, где дождь чертил на стеклах формулы распада.

Он вышел, хлопнув дверью. В коридоре, пропитанном сыростью и тишиной, достал пузырек с таблетками: «Для коррекции эмоциональных отклонений. ГОСТ Р 555-2010».

«Она не Лидия. Она — программа, — подумал он, глядя на граффити, замазанные циркуляром. — Система стерла ее, как стирают диск. Оставила только оболочку с грифами и подписями».

За дверью услышал ее голос, звенящий, как сигнал ошибки:

— Следующее совещание: «Повышение лояльности контингента через цифровизацию сопереживания»!

Сергей бросил скрепку-сердце в урну. Табличка на ней гласила: «Для нестандартных отходов. Утилизировать».

Дождь превратился в колючую крупу. Школа глотала его шаги, как система — аномалии.

Продолжение следует…