На днях с новой силой разгорелся конфликт между Израилем и Палестинской автономией. Он начался с выселения палестинских семей из домов в квартале Шейх-Джаррах в Иерусалиме и перерос в уличные беспорядки и взаимный обстрел ракетами израильских городов и сектора Газа. Мы решили сделать серию материалов о том, как мирные жители по обе стороны границы переживают бомбардировки и как разговаривают о них со своими детьми. В первой статье говорим с израильскими мамами.

Мария Вуль, мама сына и дочери, пригород Тель-Авива

Мы живем в израильском городе Гиватаим почти шесть лет. Это пригород Тель-Авива, до моря от нас сорок минут на автобусе. Город маленький, светский, зеленый, и нам здесь нравится — в том числе и потому, что гиватаимские детские сады и школы считаются очень хорошими. У нас двое детей — дочь 11 лет, учится в пятом классе, и сын 4 лет, ходит в младшую группу муниципального детского сада. Я работаю из дома редактором проекта «Цимес», учу иврит и занимаюсь всем, что касается детей. Муж работает в одной из израильских IT-компаний (здесь говорят «в хайтеке»), тоже чаще всего удаленно.

Обычно во время обстрелов в центре тихо, вся жесть достается южным городам, но иногда прилетает и к нам. Вчера был самый суровый ракетный обстрел из всех, что я помню. Сирены звучали вечером и ночью, было слышно, как работает «Железный купол», сбивает снаряды. Дом трясло. Где-то в километре от нас ракета угодила в жилое здание, пострадали четыре человека.

Началось все часов в девять вечера, с первой сиреной мы схватили в охапку детей и потащили их в «защищенную комнату»

Это домашнее убежище, которое по стандартам должно быть во всех израильских новых домах. К старым такие комнаты стараются добавить во время капитального ремонта или перестройки. Там толстенные армированные стены, железные ставни, бронированная дверь — считается, что комната должна выдержать прямое попадание снаряда. В мирное время это кабинет моего мужа.

Мы держим в шкафу «тревожную сумку» с аптечкой и документами, небольшой запас еды и воды, фонарик, пледы, туристические пенки, чтобы можно было при необходимости провести в убежище долгое время. Но пришлось только посидеть там полчаса вечером и еще столько же во время ночных сирен, в три часа ночи. Во второй раз дети даже толком не проснулись, младшего просто отнесли на руках, старшая завернулась в одеяло, пришла, улеглась на коврик для йоги и заснула.

В домах, где нет «защищенных комнат», часто есть общее бомбоубежище (в подвале), но если и его нет, приходится выходить на лестницу и пережидать обстрел там.

Есть и общественные бомбоубежища в каждом районе. Если возникает обострение, городские власти распространяют карту общедоступных бомбоубежищ, памятки, как себя вести при ракетном обстреле, телефоны служб психологической поддержки. Мэр нашего города всегда записывает видео с каким-нибудь ободряющим посланием и выкладывает в соцсети.

Со старшей дочерью мы обо всем говорим вполне открыто — кто стреляет, зачем и почему

Она злится, что из-за ХАМАСа нельзя нормально выспаться. Младшему отвечаем на конкретные вопросы («Что это бумкает?» — «Это такие кусаки, детка, мы от них защищаемся»), но пока ему не очень интересно, гораздо прикольнее, что можно вечером пойти в папин кабинет и там играть в космическую игру. Нам повезло, что в новой съемной квартире есть защищенная комната: если бы пришлось ночью торчать на лестнице или бегать в подвал, вопросов и нервов было бы гораздо больше.

В школе дочери сегодня устроили по зуму что-то вроде психологической группы: они делились друг с другом и с классной руководительницей своими чувствами и мыслями по поводу обстрелов. Дочь говорит, многие жаловались, что им было очень страшно. Воспитательница детского сада написала сообщение, предлагала созвониться с сыном и поговорить. Я отказалась: очень мило с ее стороны, но сыну пока еще трудно общаться на иврите.

Мне самой больше всего помогает мысль, что у нас есть двойная система защиты — «Железный купол» и бронированная комната. Я понимаю, что мы сделали максимум, чтобы уберечь себя и детей. Остается только ждать, пока обстрел не закончится. Хотя, конечно, если приглядеться, то заметно, что я нервничаю: больше шучу и чаще ем шоколадки.

Я люблю и ценю две вещи: израильскую взаимопомощь и чувство юмора. В родительских чатах сначала переклички, у всех ли все в порядке, потом — обмен мемами. Друзья с севера, где потише, спрашивают, не хотим ли мы приехать к ним на пару дней, переждать обстрелы. Совершенно незнакомые люди в фейсбучных группах предлагают свободные комнаты южанам или соседям — посидеть с их детьми. А потом тоже постят мемы и смеются. Лучшая шутка этого сезона пока такая: «Во всем мире проблемы из-за коронавируса, и только мы, слава богу, наконец-то вернулись к рутине».

Алена Чурбанова, мама дочери с РАС, город Ришон-ле-Цион

Я живу с мужем и дочерью в городе Ришон-ле-Цион, это в семи километрах от Тель-Авива. Мою дочь зовут Агата, она ходит в специализированную школу для детей с расстройством аутистического спектра и ДЦП. Она невербальна и ходит только с опорой на ходунки или за руку со взрослым. Я работаю удаленно, пишу коммерческие тексты.

Конкретно наш город был впервые за текущую эскалацию обстрелян вчера вечером, затем ночью. Ночью завыли сирены, и мы услышали громкие звуки ударов, это примерно как если бы упал большой холодильник, наверное. Весьма громко и внушительно. В нашей квартире нет безопасной комнаты, поэтому мы пошли в домовое бомбоубежище, фактически это просто подвал. Ждали минут 15–20, пока сирены утихнут. Потом пошли обратно спать, но сирены вскоре завыли опять. То есть не очень-то поспали в эту ночь.

Пока психика еще не полностью адаптировалась к происходящему, прошло слишком мало времени. Чувства меняются: сначала все кажется нереальным, потом думаешь, что попал в кино, а потом понимаешь, что это погибают люди. В нашем городе ночью от прямого попадания ракеты погибла женщина.

Сегодня мне было страшно идти с ребенком в парк, потому что это открытое пространство. В результате мы довольно пугливо погуляли просто вдоль зданий, чтобы, если что, спрятаться в них.

Говорят, что днем обычно не бомбят, но точно нельзя на это рассчитывать

В целом, мы бодримся как можем, иногда употребляем что-то успокаивающее. Агата понимает речь только на самом простом бытовом уровне, поэтому мы говорим ей, что надо ненадолго выйти из квартиры вместе с мамой и папой, а потом мы опять в нее вернемся. Невербальным детям обычно показывают, что будет происходить, при помощи картинок или объясняют самыми простыми словами, на том уровне, который доступен для их понимания. Агата довольно хорошо перенесла наши походы в бомбоубежище, только очень хотела спать.

Сейчас из-за бомбежек школа не работает, но мы в контакте с преподавателями и школьным психологом, и если они могут чем-то помочь, то они помогают. Главная проблема для ребенка с РАС — что такие события разрушают его привычную рутину, если он привык быть в школе, а ее вдруг нет. До конца минимизировать эту потерю невозможно.

Катя Перлин Эйхорст, мама трех дочерей, город Холон

У меня три девочки: одной шесть с половиной лет, двум другим по четыре с половиной. Мы живем в городе Холон, это около Тель-Авива. Я не очень слежу за политикой, предпочитаю ее игнорировать в надежде, что все само рассосется. Некоторое время в стране были беспорядки, вчера (11 мая) отменили занятия в садах и школах. Родители сердились, потому что недавно закончился карантин, дети только успели вернуться к урокам. При этом вчера днем как раз ничего не происходило. Мы поехали погуляли в Тель-Авив, наелись сладкого. В общем, отмена учебы выглядела неоправданной.

Вечером вернулись, начали с мужем укладывать детей спать. Загнали чистить зубы, мыться. Решили положить младших к старшей в такую специальную укрепленную комнату, которая есть у нас дома. Это типа бомбоубежища, но у нас в нем не все правильно обустроено, там сейчас обычная дверь стоит, а должна быть железная. Мы и прошлой ночью тоже положили всех детей туда. В итоге они все равно пришли к нам в кровать, а мы решили, пусть заснут, и потом мы их переложим. И тут взвыла сирена. Мы забились всей семьей в эту комнату, котов тоже забрали. Посидели, поговорили с девочками. Объяснили им, что все в порядке.

Дети даже не знают, что им нужно пугаться. Они пугаются, если пугаются взрослые

У нас еще недавно был День памяти (с вечера 13 апреля по вечер 14-го в Израиле отмечают День памяти павших в войнах Израиля и жертв террора. — Прим. ред.). В этот день тоже звучит сирена, она обозначает минуту молчания — во время сигнала нужно встать, остановиться, подумать о грустном. Дети это знают, поэтому старшая, когда услышала сирену, подумала, что нужно встать. Когда мы им стали объяснять, что это другая сирена, что она предупреждает об опасности, младшая дочка испугалась. Она захотела писать, но боялась выходить в туалет, пока сирена не затихнет. Но к утру дети, кажется, уже все забыли. Ведут себя более-менее как обычно. Только старшая в растрепанных чувствах: пришлось отменить встречи с подружками, и она скучает.

Тревога была в девять (и длилась минут сорок с маленькими перерывами), потом в три часа ночи, и под утро еще раз. Одна из ракет упала недалеко от нас, в пятистах метрах. Мы слышали грохот, дрожали стены, но я не думала, что это было так близко.

Из детсадовской группы в WhatsApp узнали, что в доме у одной девочки из класса старшей дочки выбило окна. Ракета попала в автобус, разбомбила банк, в который мы ходим, есть трое раненых с травмами средней степени тяжести. В этот раз вообще было довольно много попаданий. Но и ракет было очень много. Такой сильной атаки я не помню. Мой муж приехал в Израиль в 1990 году, а я в 1991-м. С 1991-го ничего подобного не было.

Сегодня (12 мая) мы остались дома. Детский сад и школу снова отменили. Старшей дочери прислали приглашение от школы прийти в 10 утра в зум, поговорить с классом о своих чувствах. Во время разговора учительница всех расспросила, кто как себя чувствует, кого что успокаивает. Попросила всех нарисовать это. Мне понравилось, что дети получили возможность рассказать о своих эмоциях. Мы с ними тоже разговариваем, но тут они смогли поделиться своими чувствами с большой публикой. Это делает детей уязвимыми (что, конечно, страшно), но одновременно сближает их. Каждый получил возможность показать свои обычные человеческие эмоции, почувствовать, что их не стыдно испытывать в такой ситуации. Мне кажется, это важно.

На обложке: Последствия бомбардировки израильского города Холон. 11 мая 2021 год. Фото: Shutterstock / Roman Yanushevsky