Когда в 1986 году Кристиан Бютнер приступил к своему исследованию агрессивного поведения, в мире велось 37 войн. В основе агрессии — страх, и если агрессия исходит от ребенка — виноваты как всегда родители и среда.

В чём проблема

Похоже, что любовь родителей и детей, мужчины и женщины состоит здесь лишь из взаимных агрессий. Но почему любящие люди обижают и ранят друг дру­га, почему не могут они продлить навечно райское состояние их безграничной любви?

Центральная постановка вопроса гласит: может ли деструктив­ная агрессия перестать быть бременем человечества? При этом под агрессией я понимаю чувства, оскорбляющие, ра­нящие партнера и даже направленные на его уничтожение. Это в значительной мере зависит от того, как люди разного пола будут обращаться со своими страхами друг перед другом.

Нежелание по­нять другого — самое главное препятствие на пути любых воспи­тательных воздействий. К успеху приводят не поиски педагоги­ческих рецептов (что я должен делать?), а понимание причин агрессии, страха или насилия у определенных детей в опреде­ленных условиях, в которые включен и сам педагог (почему я не могу ничего сделать?). Такое понимание изменяет установку по отношению к трудному ребенку, делает зримыми собственные проблемы, связанные с аспектами власти, насилия и страха в отношениях с ребенком, и подчеркивает роль педагога как «режиссера» в театре педагогических взаимодействий.

Возможно, взаимопонимание между людьми склады­вается так трудно потому, что люди обычно имеют дело лишь со своими собственными фантазиями о других

Эти фантазии, одна­ко, всегда связаны с осознаваемыми и бессознательными желаниями по поводу того, каким должен быть другой человек. Для родителей желательные свойства поведения их детей в первую очередь определяются тем, что они воспринимают в ка­честве внешнего мира и какую позицию сами в нем занимают. Например, родители, принадлежащие к среднему классу, имеют иные социальные задачи, чем родители-рабочие. Посылая своего ребенка «в мир», родители, естественно, озабочены тем, сможет ли он и каким образом защитить свою личность во всех ожидающих его столкновениях. Чаще всего родители изо всех сил поддерживают ребенка, при необходимости лично сопровож­дают его и становятся тем более озабоченными, чем враждеб­нее отношения «в мире» или чем враждебнее они ими восприни­маются, что, к сожалению, не мешает им в семье иногда вовсю применять рукоприкладство. Таким образом, часто возникает мнимый парадокс, когда матери, истязающие своих детей, ста­новятся самыми ревностными их защитницами перед лицом вос­питателей и учителей, в то время как отцы нередко советуют учи­телям быть строже с детьми.

Что делать?

Семейная терапия. Причем терапия всех поколений семьи. Помочь семье, имеющей проблемы, можно лишь тогда, когда все члены семьи будут вовлечены в процесс изменений. Безусловная предпосылка для этого — участие в терапев­тической работе всех членов семьи, даже бабушек и дедушек. Хотя с первого взгляда это и выглядит как чрезвычайно жест­кое и едва ли выполнимое требование, оно является наиболее последовательной проверкой того, на самом ли деле в семье хо­тят изменений.

Подавление внутри семьи дурных и злых чувств могло бы привести к возник­новению у ребенка тяжелого чувства вины, которое в лучшем случае разрядилось бы в виде агрессии по отношению к самому себе или в виде необъяснимых эмоциональных взрывов, возмож­но, в другое время и в другом месте.

Работа с детьми по плечу лишь тем, в ком дети почувствуют свободу от страха перед собственной деструктивностью и агрессивностью других. Тот, кто не преодолел чувство страха, не сможет стать человеком способным предлагать им свою защиту. Страх у подростков и вызванная им потребность искать помощи по любому, даже незначительному поводу будут тем острее, чем чаще они попадают в ситуацию «покинутости-и-отверженности».

Педагогу трудно избавиться от страха перед собственной яростью и перед зачастую опасной и угрожающей демонстрацией силы такими детьми и подростками

Маргарет Мид — самая известная женщина-этнограф. С помощью сравнения культур примитивных народов и американского общества она пыталась доказать, что готовность человека к любви и агрессии формируется соот­ветствующими общественными отношениями. Она представляла точку зрения, что природа человека представляет собой tabula rasa, «заполняемую» культурой соответствующего общества.

Другая возможность понять влияние культуры на наклон­ности людей к любви и агрессии заключается в анализе работ по обучению «одичавших» детей. Ни в одном ставшем известным на протяжении человеческой истории случае до сих пор не удалось, хотя бы в первом прибли­жении, обеспечить таким детям нормальную жизнь в современ­ных условиях. Хотя биологически они устроены, очевидно, точно так же, как и все остальные люди, но еще никогда не удавалось обучить их человеческому языку выше уровня трехлетнего ре­бенка.

Возможно, стремление к счастливым отношениям в любви, восходит к самой ранней фазе жизни. В идеальном случае это первоначальное, предродовое раеподобное телесное единство с матерью остается в памяти. Когда одиночество слишком болезненно для ребенка, когда мать слишком рано предоставила его самому себе, ярость, вызванная отсутствием у партнера ма­теринских чувств, может стать потом особенно разрушительной.

Ранние переживания определяют собой всю последующую жизнь. Женщина становится лучшей или худшей матерью в зависимости от того, ценится или же обесценивается в обществе материнство

Власть отца и авторитет мужа идут, по ее мнению, рука об руку. В конце концов, мужчины должны нести ответственность за то, какие возможности остаются у женщины для выполнения своего материнского долга.

Руководитель сделал девочке выговор по ничтожному поводу, это ее оскорбило и вывело из себя. Очевидно, это необдуманное замечание всколыхнуло пережитые ранее обиды и связанную с ними ярость. В ответ на это Сюзанна попыталась восстановить самоуважение тем, что в течение нескольких ча­сов своей чрезмерной агрессивностью держала нас в постоянном напряжении.

Опасные игры

Если дети в своей жизни нередко испытывали насилие, то в своих играх или фан­тазиях они, скорее всего, будут склоняться к темам насилия. Та­ким образом, игру, содержащую элементы насилия, можно ин­терпретировать двояко. Во-первых, игра может затрагивать по­вторение пережитых им случаев насилия, которые, возможно, еще не осознаются ребенком.

Во-вторых, травмирующие переживания не только предопределяют страдание и боль, но и делают человека озлобленным на обидчика. Казалось бы, у ребенка нет никакого выхода в ситуации насилия, если обидчиком оказыва­ется объект любви, например, отец или мать. Ведь месть и рас­плата могут уничтожить объект любви, от которого еще сущест­вует экзистенциальная зависимость.

Пере­нос спонтанного желания мести и расплаты на символические или фантастические объекты и проживание своих мечтаний о расплате в игре потенциально обладают эффектом катарсиса

Даже если воспитательные меры со стороны родителей проводят­ся в форме ненасильственных действий, запретов, дети могут восприни­мать их все же в виде насилия и переживать его в форме им­пульсов протеста в фантазиях и играх.

Как стало известно из работы с детьми, имеющими эмоцио­нальные нарушения, фантазии об окружающем мире могут при­водить к существенным трудностям в активном овладении жиз­нью. Желания, возникающие в ответ на отказы в удовлетворении элементарных потребностей и проявляющиеся в фантазиях о ве­личии собственного Я, ведут к само ослеплению миром супергероев и других могущественных персонажей. Кроме того, сила этих желаний объясняется реакцией злости, вызванной внешними ограничениями. Если они не будут поддер­живаться взрослым в гармонии с полноценным развитием (что соответствует функции вспомогательного Я педагога), то в буквальном смысле заведут в тупик, ибо фантазии о социальных действиях уведут далеко от существующих в обществе норм.

Перво-наперво мы должны научиться понимать хотя бы кое-что из того, на что мы хотим повлиять. Возможно, тогда нам удастся и самим без больших затрат находить правильные ре­шения.

Многие под­ростки считают просто-напросто своей обязанностью «хорошень­ко показать» этим взрослым, считающим их ещё слишком ма­ленькими.

С точки зрения подростков лучше всего они могут сделать это, ужаснув взрослых той грубостью, которой они, подростки, уже давно, как им кажется, овладели. Приобщение к со­циальным нормам, умение уравновешивать собственные жела­ния и желания других людей не даны от рождения. Мы, взрос­лые, часто забываем, что нельзя требовать от детей, чтобы их рассудок функционировал как наш собственный, «…как будто бы наше умение постигать нас самих, окружающий мир, наши те­перешние представления должны созревать быстрее, чем наши душа и тело».