Раздражение или злость — вполне естественные реакции. Но если на работе или в пробке они нас не очень беспокоят, то злость на собственного ребёнка — тревожит. Но проблема — не в том, что эти чувства появляются, а в том, какое выражение они находят. Французский психоаналитик Изабель Филльоза в своей книге «Идеальных родителей не бывает!» объясняет, как понять, что ваше раздражение выходит из-под контроля. И рассказывает, почему причина такого поведения часто кроется в детстве.

Я получила письмо от Солены. «Вот моя история, — написала она. — Меня мучит одно ужасное воспоминание: как моя мать на кухне била мою сестру Матильду, которая отказывалась есть суп. Я сидела за столом к ним спиной, как и остальные члены семьи. Матильда упала на пол, но мать всё продолжала её лупить. В глазах у неё была такая ненависть, что мне стало страшно. Мне было лет пять или семь, и я не понимала, чем вызвана её ярость. Я чувствовала себя бессильной. Бить ребёнка только за то, что он не хочет есть суп? Или она била сестру за то, что та посмела выказать своё недовольство?».

Присутствие при сцене насилия накладывает на ребёнка глубокий отпечаток. Ребёнок испытывает сложные чувства. Его эмоции настолько сильны, что он не в состоянии разобраться, какие из них превалируют: ужас от жестокости родителей, страх последствий, боль при виде чужих страданий, бессильная злоба («Я ничего не могу сделать!») или чувство вины («Я ничего не сделал, а должен был!»). Эти чувства могут сохраняться на протяжении очень долгого времени. При этом у ребёнка начисто отсутствуют критерии справедливости и несправедливости, допустимости и недопустимости того, что происходит у него на глазах. «Раз мама (папа) его (её) бьёт, значит, бить хорошо и правильно… Но, когда бьют, это больно… И страшно… Значит, когда бьют, это плохо? Но ведь мама (папа) всё равно его (её) бьет…».

В результате в душе ребёнка завязываются своеобразные узлы, которые могут иметь долговременные и очень серьёзные последствия: проблемы с успеваемостью, трудности общения, депрессия, тревожность… Это также один из факторов, влияющих на усиление склонности к совершению правонарушений, алкоголизму, наркомании и, разумеется, агрессивному поведению.

Женщины, чей муж в детстве был жертвой насилия или свидетелем насилия против матери, чаще страдают от жестокого обращения

Результаты многочисленных исследований показывают, что, если в семье основным способом разрешения конфликтов является насилие, дети ведут себя более агрессивно, чем их сверстники, и в три раза чаще оказываются участниками драк.

Дети — жертвы домашнего насилия или свидетели сцен домашнего насилия — необязательно становятся жестокими родителями. Они могут и во взрослом возрасте сохранить свою роль жертвы.

В детстве Сандру много били и унижали — и мать, и отец. Став матерью, она никогда и пальцем не тронула свою дочь, но сама постоянно терпела побои от мужа. Последний эпизод заставил её осознать, что больше так продолжаться не может, что и стало началом её излечения. Её дочь своими глазами наблюдала ужасные сцены. Кроме того, Сандра позволяла мужу бить дочь и никогда не вмешивалась, боясь оказать сопротивление мужу, как прежде боялась поднять голос против отца. Затем она утешала дочь, но это ничему не помогало: зло уже было причинено. Элинор понимала, что её предали. Повзрослев и в свою очередь став матерью, Элинор била уже свою дочь. Сандра с ужасом смотрела, как страдает её внучка, и не знала, что ей делать. Элинор не слушала никаких увещеваний, утверждая, что наказывает девочку за «непослушание». Сандра никогда не проявляла жестокости к своему ребёнку, но безучастно смотрела, как её бьёт отец. Когда Элинор была подростком, отец сильно ударил её по лицу, и в этой пощечине для неё сконцентрировалось всё семейное насилие. Отец ударил, а мать промолчала. Сегодня Элинор бьёт свою дочь, как били её, как отец бил её мать. Разумеется, склонность к жестокости Элинор унаследовала не от матери, а от отца, но, чтобы избавиться от этого наследства, необходимо было, чтобы мать отказалась от своей роли жертвы.

Своим невмешательством свидетель насилия как бы поощряет его и становится его соучастником. Ребёнок, который видит, как при нём бьют и оскорбляют мать или брата, страдает не меньше, чем жертва побоев и оскорблений. В дальнейшем у него может проявиться склонность к повторению той же поведенческой модели — в роли агрессора или в роли жертвы.

Благодаря психотерапии Сандра сумела выйти из роли жертвы — как по отношению к мужу, так и по отношению к своим родителям. Она наконец осмелилась выразить свой гнев, назвать вещи своими именами и выступить в свою защиту. Она поговорила с Элинор, и дочь признала, что в ней живёт склонность к насилию, которая в определённых ситуациях вырывается на волю. Проблема была названа вслух, осмыслена и эмоционально переработана. В результате Элинор перестала бить девочку, и отношения между бабушкой, мамой и внучкой стали более тёплыми и близкими.

Иногда в основе жестокости по отношению к ребёнку лежит совсем другой мотив — месть за собственное детство. Разумеется, и в этом случае речь идёт о подсознательном механизме.

Если в детстве мы перенесли психологическую травму и были вынуждены подавить свои негативные эмоции, то мы не только храним в подсознании следы пережитых унижений, оскорблений и фрустраций, но и чувство злости от собственного бессилия. Эта злость, которую мы вынуждены в себе подавлять, копится и копится, постепенно переходя в настоящую ярость. Она дремлет в нас, готовая в любую минуту вырваться на свободу. Она настолько сильна, что на приёме у психотерапевта человек признаётся: «Если я дам волю своей ненависти к родителям, мне кажется, они от неё умрут». Другие говорят: «Я не могу говорить с родителями — это их убьёт». Подобное беспокойство, часто необоснованное, тем сильнее, чем выше интенсивность подавленного гнева: нам кажется, что этот гнев обладает разрушительной силой. Разумеется, в реальности эмоции, выпущенные на свободу в кабинете психотерапевта, не способны никого убить. Но человек, выразивший их, освобождается от груза, который до сих пор мешал ему оставаться в ладу с самим собой. К сожалению, не имея возможности высвободить эту ненависть в защищённых условиях, мы рискуем направить её на других, тех, кто ни в чем перед нами не виноват и слишком зависим от нас, чтобы поставить на её пути барьер. Читатель, конечно, уже понял, что я имею в виду наших детей!