Когда вы в последний раз слышали «спасибо» от своего подростка? А «ты душнила» или «ты бесишь»? Они постоянно дерзят, они просто маленькие наглецы! И это нормально. Публикуем отрывок из книги Эйнат Натан «И вдруг они — подростки», вышедшей в издательстве «Манн, Иванов и Фербер», — она помогает разобраться, как наши славные дети так быстро становятся непонятными и, главное, как это пережить.

— Заткнись, ладно? — пробормотала она после того, как я произнесла на одну фразу больше, чем стоило бы. Мы, кажется, обнимались, и вдруг, как в кино, она вытащила нож и вонзила мне в спину. «Заткнись»?! Она требует заткнуться? Как она вообще могла сказать что-то подобное? Кто в этом доме хоть раз говорил ей заткнуться?

Дерзость — неотъемлемая черта личности подростка. Все их существование — это дерзость, плевок в лицо, напоминание о том, что мы перестали быть актуальными.

Дерзость — в их внешнем виде: юные длинные руки и ноги, обернутые в вызывающие наряды, гладкая кожа, тело такое, какого мы у себя уже даже не помним, теперь маячат перед нами и не извиняются, с каждым днем все острее заставляя нас осознавать собственный возраст.

Их поведение тоже воплощение дерзости: они живут в королевстве, где им стирают одежду, готовят еду, вовремя отвозят по их надобностям, оплачивают счета. Они не ценят то, что есть в доме, оставляют за собой грязные следы, допивают последний глоток молока не задумываясь, а потом, когда чего-то не могут найти (а они всегда не могут чего-то найти), обвиняют весь мир и ставят на уши всю семью.

Они берут и берут деньги. Никогда не спрашивают, никогда не отвечают

Вне дома они шутят над нами с друзьями, пьют, возвращаются домой слишком поздно, нарушают правила и игнорируют границы, которые мы с таким трудом установили. Они прогуливают школу, пренебрегают учебой и, вообще говоря, никак не соотносятся с нами и королевством, которое мы выстроили с таким трудом.

А теперь поговорим о словах, которые вылетают из их уст. Точнее, сначала поговорим о тех, кто такого не произносит. Клянусь, я должна слышать от каждого из своих детей одно только слово «спасибо» весь день. «Доброе утро, мама». — «Вот твой бутерброд». — «Спасибо, мама. Спасибо, мама, за ожидание, за оплату очередного разбитого экрана телефона, за приготовление вегетарианских блюд, потому что я решила стать вегетарианкой, и спасибо за то, что позволила мне запереться в ванной на два часа, потому что мне нужно было просто принять ванну, побаловать себя и сделать пилинг всего тела. Ух ты, мам, спасибо. Сейчас я пойду к папе и ему тоже скажу спасибо».

Знаете что? Пусть даже не спасибо, а просто улыбка, хоть что-то, что даст нам возможность на мгновение отдохнуть от их непостижимой наглости. И вот мы добрались до той капли, что переполняет чаши терпения во всем мире: ругательства, вылетающие из их ртов. Последний гвоздь в крышку нашего гроба.

Неважно, мы ли причина их разочарования (потому что не разрешили слетать в Грецию с друзьями на выходные, чтобы выпить и повеселиться) или просто случайно попали им под руку, когда они в очередной раз сильно переживали, что часто случается с подростками (неуместное замечание о том, во что ребенок одет, взгляд, который он истолковал как унизительный, просьба распаковать сумку после поездки, из которой он вернулся две недели назад).

Когда они злятся, спорят или испытывают крайне негативные эмоции по отношению к нам, из бутылки вырывается настоящий джинн

Это уже не «мамочка, фу-у», или «дура», или даже «я тебя ненавижу». Это возникает из ниоткуда и бьет в самое слабое место, туда, где действительно больно, и ошеломляет, а главное, провоцирует нас на самые разные реакции, вызванные нашим эго, которое поднимает голову и говорит: «Так ты думала, что могла бы не замечать того, что ты просто обслуживающий персонал для шестнадцатилетнего подростка? Что ты воспитала неблагодарную девочку, ленивого мальчика, избалованных детей, которые принимают все как должное, не проявляют никакого почтения к тебе и к тому, что ты говоришь, им наплевать на твои угрозы и тем более на просьбы о помощи? Такова реальность. Ты — воздух. Хуже того, ты посмешище. Уважать отца и мать? Не в вашем доме, ребятки. Вы неудачники!»

«Заткнись». Она забылась, и я видела, что она тоже в шоке. Однако, когда подобное слово срывается с губ подростка, пути назад нет, для него невозможно просто извиниться и сказать: «Ой, мама, я не хотела этого говорить». Теперь мы стоим перед вращающимися дверьми родительской реакции.

Дверь № 1

Я запускаю собственный круг гнева. — Что ты сказала? Что ты только что сказала?! Никогда так со мной не разговаривай, ясно? Мое терпение не безгранично, нахальная ты соплячка! Ты можешь сказать «заткнись» своим друзьям, но не мне! Ты не пойдешь гулять ни завтра вечером, ни послезавтра, ни в ближайшие две недели! Это цена твоей наглости. Посидишь дома, подумаешь и сделаешь выводы.

Теперь мяч на ее стороне, но она его теряет. — Я завтра не пойду гулять?! — Ее глаза наполняются слезами ярости и горя. — Мама, перестань! Ты не можешь так поступить со мной. Ты знаешь, как сильно я жду завтрашнего дня. Я не могу не пойти завтра!

Я: — Ты что, давишь на меня? Поясняю: в этом доме наглости не будет! Твой поступок имеет свою цену. Ты думаешь, будто можешь говорить мне все, что заблагорассудится, и никак за это не ответишь? Так что давай, проверяй меня на прочность. Завтра ты не выйдешь, и на этом все. Не могу поверить, что ты еще смеешь продолжать спорить со мной после того, что здесь сейчас произошло! Ты совсем берега попутала.

Она идет в свою комнату, захлопывает за собой дверь, крича от ярости, которая не утихает. Ее слышно по всему дому, это похоже на крики животного. — Не могу в это поверить! Одно слово — и меня наказывают, как будто мне три года!

Я кричу в ответ из кухни: — Наконец-то ты чувствуешь хотя бы половину того, что мы с твоим отцом ощущаем каждый раз, когда ты открываешь рот и начинаешь дерзить. Хватит! Мы больше с этим не миримся. Разговор окончен!

Я сердито иду к ней в комнату, открываю дверь. Она стоит со слезами на глазах, спиной к шкафу. — Говорю тебе здесь и сейчас: разговор окончен! Знаешь, что было бы со мной, если бы я осмелилась так разговаривать с матерью или отцом? Лучше тебе не знать. Давно пора тебе понять, что я тоже человек и заслуживаю элементарного уважения, как любой человек. И если ты не понимаешь этого сама, то придется усваивать это через боль.

Она просто умирает от желания сказать что-нибудь гораздо хуже, чем «заткнись», но только кричит: — Хватит, мама, хватит! Прекрати!

Я возвращаюсь на кухню, бормоча: — «Хватит», ишь ты… Где ты была, когда я хотела, чтобы ты прекратила?

Мяч снова у нее. В комнате тихо. Она разговаривает по телефону. К ужину не выходит, со мной не разговаривает, наказание принимает без слов. Конечно, я жду извинений.

Вечером ее отец тоже делится с ней своими мыслями по этому поводу, чтобы окончательно прояснить ситуацию.

Да, мы победили: мы уже нарастили броню

Спустя две недели происходит следующая ссора. Она уже усвоила, что причинить кому-то боль в ходе конфликта вполне возможно, она научилась мстить, бороться, освоила язык силы. Теперь, когда она не приходит домой вовремя, а я звоню, звоню и звоню, она мстит. Она позволяет автоответчику ответить, включает режим полета. Она знает, какими будут последствия, но выбирает себе друзей, которые не причинят ей боли, выбирает мимолетное развлечение, чтобы не думать о том, что ждет ее дома.

Дверь № 2

Она говорит: «Заткнись», и я вижу, что она сама испугалась. Я широко открываю глаза, бросаю на нее потрясенный взгляд, делаю изумленную паузу и, возможно, добавляю: «Ого, ты, должно быть, очень сердита, раз позволила себе произнести это слово». Я поворачиваюсь к ней спиной и иду на кухню. Я положила конец обмену ударами, которого она ожидала. Я раздражаю ее, расстраиваю, но не собираюсь поднимать мяч и бросать ей обратно. Граница, которую я должна установить здесь, — мое достоинство, и я предпочитаю оставить мяч на полу и перестать перекидываться им, тем самым завершив дискуссию в ту же секунду и сигнализируя, что это слово было неуместным. Если не с кем играть в мяч, никакого обмена быть не может.

Она идет за мной, теперь уже повышает голос, и я говорю: — Эй, эй, перестань сейчас же!

Но она в ударе, продолжает объясняться, я снова ее останавливаю, смотрю ей в глаза. — Это ненормально, ненормально, — говорю я и смотрю на нее с искренней обидой, а не с неконтролируемой яростью. — Я считаю дискуссию оконченной, прямо сейчас. Я иду на кухню. Если хочешь продолжить спор в уважительной манере, буду рада. Но если продолжишь в том же духе — я ухожу. — Я поворачиваюсь к ней спиной и иду на кухню с колотящимся сердцем.

— Мама, хватит! — Она идет за мной.

— Когда ты говоришь «хватит», это означает, что ты собираешься извиниться? — спрашиваю я. — Ты хочешь, чтобы мы перестали ругаться? — Нет! — Она продолжает настаивать на своем. — Я хочу объяснить, почему разозлилась. Ты меня очень сильно разозлила. — Дорогая, я готова послушать, почему ты злишься и обижаешься, я даже готова согласиться, что ты права, а я виновата, но я не позволю тебе так со мной разговаривать. Я понимаю, что ты сердишься и что твои эмоции выплескиваются, понимаю, почему это выливается на меня, но, когда мне больно, мне нужен воздух. Дай мне несколько минут, чтобы успокоиться, и мы можем вернуться к обсуждению. Но без подобных слов, ладно?

На самом деле я не спрашиваю у нее разрешения. Я говорю ей, что, как только она перейдет черту, нарушит правила игры, я перестану играть, положу мяч и уйду с поля.

Она бормочет: «Боже!» — и идет в свою комнату. Через пять минут появляется снова, но теперь все изменилось. Она дарит мне виноватую улыбку. Я не возвращаюсь к чтению нотаций по поводу инцидента, не говорю о том, что мне больно, продолжаю с ней дискуссию и в конце благодарю ее за то, что она вернулась более сдержанной, даже если я иногда ее раздражаю. Я даже извиняюсь за то, что довела ее до крайней злости, и добавляю: часто я знаю, чем все закончится, но должна так поступить, поскольку очень забочусь о ней. А иногда она не возвращается. Тогда пять или десять минут спустя я стучу в ее дверь.

— Милая, ты уже успокоилась? Хочешь закончить разговор? — Это уже не имеет значения. — Могу я кое-что тебе сказать? — Ладно. — Я люблю тебя, и знаю тебя, и знаю, что ты не дерзкий ребенок. Я знаю, что ты уважаешь меня, и отца, и взрослых в целом. Я знаю это, потому что вырастила тебя и горжусь тобой настолько, насколько это возможно. В твоем возрасте я бы не осмелилась так разговаривать с мамой, но ты не поверишь, какие ужасные вещи я о ней думала. Она заинтересовалась: — Например? — Неважно. Проклятия, которые я произносила в своих мыслях, были намного хуже, чем «заткнись». Она смеется. Уважение, которое мы так хотим видеть от своих деток, проявляющееся во внешних жестах, не настоящее. Истинное уважение — то, что, по их мнению, мы испытываем к себе, и в не меньшей степени то, которое испытываем к ним, даже когда у них бушуют гормоны, они в ярости, расстроены, не правы, когда с ними сложно, когда они сами себя не уважают. Да, подростки наглые. Они выглядят наглыми, ведут себя нагло и дерзят. Вопрос в том, предпочтем ли мы быть ответственными взрослыми в этой истории, теми, кто проявляет уважение к себе, — или позволим этой дерзости подчинить нас себе, выразить боль, гнев и другие эмоции, не имеющие абсолютно ничего общего с уважением.

Фото на обложке: Shutterstock.AI / Shutterstock / Fotodom