Математик, современник Гаусса, автор «воображаемой геометрии», Николай Лобачевский жил и работал в Казани, где за 19 лет ректорства многое сделал для Императорского Казанского университета в целом, и для его математического факультета в частности. Как ректора Лобачевского уважали, а вот как учёного поняли не сразу.

Гений, которого никто не знал

Имя Николая Ивановича Лобачевского не гремело в мировом научном сообществе, пока он был жив. Современник Пушкина и Пирогова, он не получал премий, о нем не писали, как о Гумбольдте, на первых полосах газет, хотя как ректор одного из ведущих российских университетов он был известен — как в Казани, так и за ее пределами.

При этом в 1892 году Казанское физико-математическое общество начало давать объявления в газетах о приготовлении к юбилею Лобачевского — «знаменитого ученого», «русского Коперника». Публика с интересом прочитала и удивилась: почему же о «нашем Копернике» она ничего не слышала?

Казанский гимназист

1 декабря 1792 года в Нижнем Новгороде в семье конторского копииста Ивана Максимовича и Прасковьи Александровны Лобачевских родился второй сын, которого назвали Николаем. Когда Николаю исполнилось пять, Иван Максимович уехал из Нижнего Новгорода — о дальнейшей его судьбе ничего достоверно не известно. А Прасковья Александровна, якобы, осталась с тремя детьми без средств к существованию. Данная версия происхождения Лобачевского довольно долго считалась официальной: гений из бедной семьи — это было очень по-советски.

Но в 1992 году вышла книга профессора Д. А. Гудкова «Лобачевский. Загадки биографии», в которой автор доказал, что отцом Н. И. Лобачевского и его братьев был неординарный человек, капитан и землемер Сергей Степанович Шебаршин, а Прасковья Александровна, оставшись с тремя детьми, на самом деле была вполне обеспечена материально.

Мать Лобачевского и его братьев, Прасковья Александровна, по общему мнению А. А. Андронова, Д. А. Гудкова и других исследователей раннего периода биографии Н. И. Лобачевского была женщиной необыкновенной — энергичной, деятельной. Она стремилась дать детям хорошее образование, и для этого переехала из Нижнего Новгорода в Казань, где в 1802 году отдала сыновей на казенный счет в Казанскую гимназию — ее нужно было окончить для поступления в университет, а в Нижнем Новгороде в то время гимназий не было.

Трое братьев Лобачевских учились хорошо: Александр был одним из первых учеников, Николай отличался в математике и языках, латыни, немецком и французском. Младший, Алексей, стал адъюнктом технологии Казанского университета, где недолгое время преподавал, а позже заведовал суконной фабрикой.

Казанская Павловская гимназия следовала уставу гимназий, утвержденному Павлом I в 1798 году. Здесь преподавали латынь, французский, немецкий и татарский, логику и философию, геометрию и тригонометрию, механику, гидравлику, физику, химию, естественную историю (биологию), архитектуру, основы права и военного дела, рисование, музыку, фехтование и танцы — как видите, программа походила на образование лицеистов, почти университетское. Правда, ее целью было готовить молодых людей к военной и гражданской службе, а не к занятиям наукой. Но и ученые из ее выпускников вполне получились.

Буйный студент верхом на корове

Успехи Лобачевского в учебе не дают основания считать его прилежным и спокойным мальчиком. Его отличали настолько бойкий и неугомонный нрав и темперамент, что в воспоминаниях учителей и соучеников все время фигурируют его проказы, шалости и выходки, за которые он получил прозвище «разбойник».

В 1807 году Лобачевский поступил в Казанский университет, открытый двумя годами ранее. Старший брат Николая, Александр, стал одним из первых студентов университета в 1805-м, а первыми профессорами — преподаватели старших классов гимназии, выпускники Московского университета. Неудивительно, что первые курсы дублировали гимназические предметы — и отчасти повторяли их. Студент Лобачевский в 1807 году (видимо, увидев повторение гимназических курсов) с успехом начал заниматься новым направлением — медицинскими «предметами» (то есть химией и фармакологией).

Курировал университет по указу Александра I академик и математик Румовский, который особо не вникал в его дела, зато физико-математический факультет решил устроить сам. В Казань приехали профессора, известные в Европе: Бартельс — профессор математики, учивший Гаусса; Реннер, профессор прикладной математики; Литтров — профессор астрономии, и Броннер — физик. Николай Лобачевский стал ходить на их лекции.

Появление Бартельса поставило преподавание математики в Казани на одну ступень с лучшими университетами Германии: студенты знакомились с дифференциальным и интегральным исчислениями Эйлера, с механикой Лагранжа, с геометрией Монжа и с работами Гаусса — всем новым в современной науке. Помимо этого, Бартельс читал собственный курс истории математики. Николай Лобачевский вскоре привлек его внимание, и профессор начал заниматься с ним индивидуально по классическим работам Гаусса и Лапласа. Занимались четыре часа в неделю дома у преподавателя, так появилась первая работа Лобачевского «Теория эллиптического движения небесных тел».

Лобачевского-студента также выделяли профессора Литтров и Броннер: первый занимался астрономией по Лапласу, а второй оказал существенное влияние на характер будущего ученого.

Интерес к математике не изменил поведения Лобачевского.

Если где-то проходили студенческие вечеринки или шалости, его стоило искать именно там

Однажды его даже посадили в карцер за интерес к пиротехнике — вернее, за запуск ракеты в одиннадцать вечера на университетском дворе. На счету Николая Ивановича не только выговоры и штрафы, его имя появлялось на «черной доске» студентов, отличавшихся исключительно дурным поведением. У него была репутация упрямца и бунтаря.

Сохранились воспоминания сына Лобачевского о том, что отец не любил рассказывать о студенческих выходках, но от матери он узнал о случае, когда Николай приехал в университет верхом на корове и попался на глаза ректору. Говорили даже об отчислении из университета и грозили отдать в солдаты, но Лобачевского отстояли профессора математического факультета и настояли, чтобы Николай за выдающиеся успехи в математике и физике был удостоен степени магистра.

Броннер, профессор прикладной математики, был монахом, принадлежал к ордену иллюминатов; он писал стихи, занимался механикой и физикой, историей и статистикой. Увлеченный идеями Французской революции, он отправился пешком во Францию, питаясь кореньями, ягодами и грибами, — и разочаровался в революции, провозгласившей торжество разума, а на деле ставшей террором. Броннер приехал в Казань немолодым человеком, выше всего ценившим просвещение и гуманизм. Беседы с Броннером, его взгляды на педагогику и чувство долга положительно повлияли на буйного студента Лобачевского. Его оставили при университете, взяв обещание вести себя примерно.

Магистр и преподаватель

Уже в 19 лет Николай Лобачевский начал преподавать: в 1812 году ему поручили прочесть курс арифметики и геометрии для чиновников, желавших держать экзамены на чин выше. Курс понравился: отмечали ясность изложения молодого преподавателя, и уже в 1814 году, в 21 год, он был произведен в адъюнкта, помощника профессора с правом преподавания в университете.

В 1814 году в Казанском университете появились четыре отделения (нравственно-политическое, физико-математических наук, словесное, врачебное), деканом физико-математического стал Бартельс. Адъюнкт Лобачевский получил собственный предмет — курс теории чисел по Гауссу и Лежандру. В 1816 году 23-летний (обычно это происходило после 28–30 лет) Лобачевский стал профессором университета и получил право читать курсы арифметики, алгебры и тригонометрии, геометрии и дифференциального и интегрального исчислений.

В 1816 году в России был назначен новый министр народного просвещения, и поползли слухи, что провинциальные университеты собираются закрыть; в Казань приехала инспекция. Инспектор Михаил Магницкий (потомок одного из первых российских математиков) не был впечатлен университетом: он писал, что «студенты не имеют понятия о заповедях Божьих» и благочестия в университете недостает.

По мнению Магницкого, неблагочестивое устройство Казанского университета объяснялось «общим германским духом» вольных профессоров, мыслей, идей и книг. Уровень преподавания на физико-математическом отделении был единственным, что Магницкий одобрил, а неблагочестивый университет надлежало закрыть, профессоров уволить, крамольные книги из библиотек убрать.

Однако император не поддержал идей инспектора и на его рапорт наложил резолюцию: «Зачем уничтожать, лучше исправить». Университет не закрыли, но самого Магницкого для «обновления» нездоровой нравственной атмосферы назначили попечителем Казанского учебного округа.

Иностранные профессора поспешили покинуть Россию. Уже в 1820 году в Казани не осталось никого из наставников Лобачевского. Бартельс переехал в университет в Дерпте, Броннер, Реннер и Литтров вернулись в Европу. К тому моменту Николай Иванович читал почти все математические, физические и астрономические курсы, и в 1820 году, после отъезда Бартельса, 28-летний Лобачевский стал деканом математического факультета. Отношения с Магницким, попечителем округа и университета, сначала складывались хорошо, и в 1824-м Лобачевского даже наградили орденом Святого Владимира, но постепенно на «самонадеянного и безбожного» руководителя математического факультета стали поступать доносы и жалобы.

Учебник по геометрии Лобачевского был не разрешен к печати (!), в нем были найдены свободомыслие и фронда — они состояли в том, что там допускались отхождения от канона Евклида. Но главное — было «недопустимое влияние Запада», которое усматривалось в использовании «французской» метрической системы мер. Написанный им в те же годы учебник по алгебре был опубликован только через 10 лет, в 1834 году.

Однако в 1826 году Магницкий был уволен за злоупотребления, предан суду, а Казанский учебный округ возглавил граф Мусин-Пушкин. Именно при нём Николай Лобачевский был избран ректором Казанского университета и проработал на этой должности 19 лет.

Ректор и ученый

Удивительно, сколько он успевал в то время! Молодой и энергичный ректор взялся сразу за строительство корпусов, реорганизацию образования, выпуск газеты, переустройство лабораторий, создание университетской библиотеки достойного уровня. При этом он продолжал читать курсы по геометрии, тригонометрии, алгебре, анализу, теории вероятностей, механике, физике, астрономии и даже гидравлике. Но главное — разработал основы неевклидовой геометрии.

11 февраля 1826 года Лобачевский подал на отзыв свою рукопись в университетсткое издание «Записки физико-математического отделения». Работа называлась «Сжатое изложение начал геометрии со строгим доказательством теоремы о параллельных» и была написана на французском языке. Издание не вышло в тираж, отзывы о ней так и не поступили. Содержание той работы неизвестно — рукопись утрачена.

При этом к идее о неевклидовой геометрии одновременно и независимо друг от друга пришли сразу несколько ученых. Например, венгерский математик Янош Бояи независимо от Лобачевского открыл неевклидову геометрию «с развитием, доказательством и обоснованием». Плюс ещё до Лобачевского и Бояи к той же идее пришёл немецкий юрист К. Ф. Швайкарт (в то время он был профессором в Харьковском университете, а затем стал ректором Марбургского университета в Германии). Племянник Швайкарта Тауринус, к слову, опубликовал две брошюры по неевклидовой геометрии раньше Лобачевского (но почти весь тираж потом уничтожил).

5 июля 1828 года в университете Лобачевский произнес ставшую впоследствии знаменитой речь о просвещении и образовании (опубликована в «Казанском вестнике» за 1832 год).

В 1832 году 39-летний ректор и профессор Николай Лобачевский женился на дочери уездного помещика Варваре Моисеевой. Невеста была почти на 20 лет моложе жениха. Несмотря на то, что у Лобачевских было семеро детей, брак оказался несчастливым: муж и жена по-разному смотрели на воспитание и образование детей.

Сын Лобачевского вспоминал: «Отца всегда радовало, когда к нему обращались с желанием учиться. Раз, я помню, еще в очень молодых годах, из нашей деревни Полянок пришел к отцу мужик лет тридцати, с большой черной бородой, нечесаный, косматый. Отец, думая сначала, что пришел пьяница с какой-нибудь жалобой, сердито спросил, откуда он и что ему надо. Оказалось же, что это — крестьянин Роман, он бежал из деревни от жены и детей и явился в город учиться грамоте. К весне научившийся бойко читать, писать и считать Роман поехал в Полянки управляющим».

Начало 1830-х годов стало временем расцвета Лобачевского как ученого и лектора и Казанского университета, который к тому времени стал научным центром. Лекции профессора Лобачевского вспоминали как глубокомысленные или увлекательные.

Первые публикации Лобачевского по неевклидовой геометрии вышли в 1829–1830 гг. в журнале «Казанский вестник», в «Ученых записках Казанского университета» были опубликованы его труды по геометрии в 1835, 1836, 1837 и 1838 годах, а в 1840 году была опубликована на немецком языке теория параллельных, заслужившая признание Гаусса.

При этом российские современники научные труды Лобачевского не оценили: известный анонимный памфлет, который был опубликован в журнале Фаддея Булгарина «Сын отечества» в 1834 году, как бы подытожил отрицательные отзывы о его работах. В памфлете говорилось, что теория Лобачевского это «нелепые фантазии», сам он «ординарный профессор математики», а «Новая Геометрия <…> написана так, что никто из читавших её почти ничего не понял».

В 1830-е Лобачевский получал за службу правительственные награды и был пожалован в потомственное дворянство, но деятельные годы сменяют годы грустные: болели и умирали дети, ушла из жизни мать, не стало Бартельса. Одновременно Казанский университет, благодаря распоряжениям Лобачевского, справился с эпидемией холеры, принял у себя знаменитого Александра Гумбольдта и Василия Жуковского с наследником престола. Несмотря на это, в 1846 году Лобачевского не переизбрали ректором и, фактически отстранив от преподавания, назначили попечителем Казанского учебного округа.

Конец жизни

К 60 годам Лобачевский ослеп, его любимый сын погиб молодым, отношения с женой только портились, имение Слободка, в котором он разводил кедры и овец, было конфисковано за долги, а денежные дела из-за неверных инвестиций совершенно расстроились. Судьба детей Лобачевского сложилась несчастливо: брак любимой дочери распался, один из сыновей за растрату был сослан в Сибирь, другой плохо учился в школе и стал телеграфистом.

Поразительно, что все это время, несмотря на прорывной характер его открытий в математике, современники почти не знали о Лобачевском, как о выдающемся ученом. Остались воспоминания о том, что еще совсем не старый Лобачевский в год смерти — ему было 62 года — горько сказал: «И человек родился, чтобы умереть».

Благодарим за помощь в доработке материала доцента НИУ ВШЭ в Нижнем Новгороде, кандидата физико-математических наук Г. М. Полотовского.