На этой неделе прокуратура Новосибирска отказалась от обвинений против школьника Владимира Жоглика, которого подозревали во взломе электронного журнала в 2016 году. «Мел» поговорил с мамой мальчика Лилией Жоглик о родительской вине за проступки детей.

Решение суда стало неожиданностью, и я до сих пор не осознаю, что всё закончилось. На заседание мы шли с ходатайствами и собирались бороться за сына дальше. За два с половиной года мы привыкли жить в этом кошмаре и не были готовы, что всё произойдёт так быстро.

Я до сих пор помню, как вышла с административного совета в школе на ватных ногах. Нас поставили перед выбором: либо забираете документы из школы, либо мы подадим заявление в полицию. На эмоциях в первый момент после школьного собрания я написала заявление, но на следующий день его забрала. Не могла представить, что можно проучиться десять с половиной лет в одной школе, а на последние полгода отправить ребёнка в чужое место, к чужим учителям, чужим одноклассникам.

Когда мы отказались уходить из школы, директор написала заявление в полицию. Она достаточно категоричная женщина. Мне рассказывали, когда учителя пытались замолвить слово за Володю, она запретила им заводить любые разговоры о нашей ситуации и даже произносить при ней нашу фамилию.

Я могла бы понять, если она бы отреагировала так на ученика, который десять лет шкодил и досаждал учителям. Но Володя — нормальный, покладистый, неконфликтный мальчишка. Взламывал дневник не он, а другой ученик. Володя пользовался паролем и логином учительского аккаунта. Это, конечно, неправильно. На педагогическом совете он честно признался. Но в советское время дети тоже подправляли оценки в журнале, только никому не приходило в голову заявлять об этом в полицию.

Мне кажется, нужно было помочь ему осознать проступок. Было множество других способов его наказать. Хоть заставить мыть пол в школе полгода. Просто этот случай показал, что в школе не соблюдались элементарные правила информационной безопасности. Только через месяц кто-то заметил, что у учеников появился доступ к учительскому аккаунту в электронном дневнике.

Дело возбудили не сразу — долгое время в школу просто присылали отписки, мол, здесь нет состава преступления. Летом 2017 года следователь предупредила нас: если мальчик поедет куда-то поступать, то ему придётся приезжать сюда на допросы.

Володя учился на первом курсе, когда возбудили дело. Вскоре его вернули для устранения ошибок следствия

В обвинении было написало, что потерпевшей оказалась школа. Но школа — это юридическое лицо, ему нельзя нанести моральный ущерб. Когда в 2018 году дело вновь вернули на доследование, в обвинение добавили, что из-за моего сына в школе не открылись специализированные классы. Якобы его поступок повредил деловой репутации учебного заведения, поэтому оно не выиграло тендер.

Исправлять оценки Володя стал по одной простой причине: он очень не любил делать домашку, а я ругала его, если он получал плохие оценки. Чтобы мама не расстраивалась, он стал их таким образом исправлять. В итоге получилось только хуже. Наверное, на эти двойки по домашкам надо было закрывать глаза.

Чувство вины я испытываю до сих пор. Тяжело реагировать по-другому, когда у тебя синдром отличницы. Единственную четвёрку я получила на выпускных экзаменах в школе, потому что сделала арифметическую ошибку. Для меня было непонятно, как можно было получать двойки за домашнюю работу.

Не бывает идеальных родителей — мы тоже во многом неправы. Нужно быть терпимее и понимать: если ребёнок сообразительный, он добьётся своего. Промежуточные результаты, как эти оценки за домашнюю работу, не показательны.

На отношениях с одноклассниками, которым Володя тоже исправлял оценки, инцидент не сказался. Они больше осложнились, когда от класса отказалась классная руководительница. Поступок сына был одной из причин. Но вскоре всё вернулось в прежнее русло: с учителями и бывшими одноклассниками он общается до сих.

Фото: Shutterstock (markara)