Почти все родители хоть раз в жизни сталкиваются хоть с одной из этих историй: ребенка обижают другие дети — либо, наоборот, он сам становится причиной слез и расстройств одноклассников. Мама троих сыновей, писатель и наш колумнист Анна Матвеева была и в той, и в другой ситуации. А значит, точно может посмотреть на проблему объективно. И уже (мальчишки выросли!) — со стороны.

Когда становишься мамой, о таких вопросах не задумываешься. И никто об этом не предупреждает. Сначала просто не до того, а потом ситуация ставит тебя перед фактом, причем последствия неверно выбранной тактики могут быть непоправимыми.

Сначала три неприятных открытия.

Первое: другие люди не обязаны любить твоего ребёнка.

Второе: твой ребёнок не обязан любить других людей.

Третье: может случиться всякое.

И теперь, внимание, вопрос. Что хуже: когда больно (не нарочно!) делают твоему детёнышу — или когда твоё дитя (не специально!) причиняет боль чужому ребёнку?

Не торопитесь с ответом. Первый, который выстреливает («Вот только чтобы не моему, пожалуйста!»), — ошибочный.

Намного хуже, тяжелее, невыносимее второй вариант.

Мой старший сын в первом классе случайно толкнул мальчика на перемене. Даже не толкнул — небрежно подвинул с дороги. А мальчик тот упал и ушиб руку. Или ногу, я теперь уже не помню. Помню свой ужас и раскаяние. И сыновнее тоже.

— Я не нарочно! — плакал мой. — Я думал, что он просто отойдёт в сторону. А он упал!

Дети, которые растут с братьями и сёстрами, неизбежно переносят свой опыт общения с ними на одноклассников. А тот мальчик был один в семье, нежный и ненаглядный. Не умел реагировать. Повезло, в общем. Всем.

Мы извинились перед мамой и мальчиком — я и сын. Я отругала своего: нельзя никого толкать, нельзя так вести в себя в школе! Видишь, к чему это приводит! Будь внимательнее к людям, пожалуйста!

При этом я все-таки не осознавала серьезности проблемы. Потому что сама училась в советской школе, где подобные столкновения были в порядке вещей. В девятом классе мне прищемили палец в двери — был очень сложный перелом, а в десятом одноклассник случайно сломал мне палец на другой руке. Мама моя никаких подробностей не знала, я даже не помню, кто там из парней был виноват. Но теперь всё иначе, нельзя так. Уважай других людей, держи дистанцию, будь котиком.

Вечером мне позвонила классная руководительница с неприятным разговором. Потом начала названивать мама мальчика.

— Муж считает, надо снять побои, — сказала мама. — Он собирается идти к директору школы, чтобы вашего отчислили

(Я потом видела этого мужа — на ногах он стоял куда увереннее сына.)

Я честно не знала, что делать. Предложить оплатить лечение? Но какое — если это просто ушиб, не перелом? Опубликовать на сайте школы публичное покаяние? Побить нашего непутевого отпрыска батогами в присутствии обидчика?

Несколько дней продолжалась та история, стоившая всем нам много нервов, а пострадавшему мальчику — синяка. Папа, к счастью, все-таки не стал подавать на нас в суд, хотя такие мысли у него имелись, но наши отношения с той семьёй испортились навсегда. А мой собственный сын с тех пор обходил на всякий случай всех одноклассников широким кругом…

Я не оправдываю его поведение: дети, ясен перец, не должны бегать и толкаться — пусть чинно сидят за партами и ходят парами по коридору.

Но… Такое случается, вот в чем дело.

А иногда бывает и похуже.

Через три года мой младший сын пошёл в первый класс и подружился там с мальчиком, по части физического развития превосходящим всех в классе. Такой был лосёнок, сильный и крепкий. А умишко ещё не вырастил. О чем-то они с моим поспорили — он взял и полез в драку. И сломал моему ребёнку руку.

Мне было очень жаль сына. До слёз жаль. Ему было больно, очень больно! И обидно, потому что друг ведь.

Но я не стала никому звонить — даже не потому, что помнила историю трехлетней давности, а потому что сама училась, повторюсь, в другой школе. И потому что верю до сих пор, что мужчины — даже маленькие! — должны учиться выяснять отношения сами. Без мам, классных руководителей и судов (ну то есть суды тоже потом могут добавиться — но не в возрасте семи лет).

Зато мне позвонила мама обидчика — так извинялась, так плакала, что мне теперь стало жаль ещё и её. Я утешала эту Лену как могла

— Он ведь добрый, Аня! Я сама не знаю, что на него нашло!

— Ну мальчики же, Лена, — глупо сказала я. — Не расстраивайся. Бывает.

(Чувствовала я себя при этом предательницей, потому что рядом сидел мой собственный покалеченный детеныш в гипсе.)

— Давай мы ему «Лего» купим! Какой-нибудь хороший набор? — осенило Лену. И вот тут я уже возмутилась.

— То есть ты считаешь, что «Лего» — это цена сломанной руки? Нет, вот этого точно не надо. Иначе мой решит, что ради игрушки можно потерпеть, а твой — что игрушка решает все проблемы и можно будет в следующий раз поломать человеку другую руку. Или ногу.

Лена согласилась со мной. В результате у меня с той семьей все годы обучения были прекрасные отношения, а наши дети дружили, пока младший не перешёл в другую школу. Никаких новых эксцессов не происходило: каждый сделал выводы.

И если бы меня спросили, какую ситуацию я спустя годы проигрываю в памяти с саундтреком из фильма ужаса, то, конечно, первую. Ранить тело — это одно. Искалечить душу — совсем другое. Синяки заживают, сломанные кости срастаются, а о совсем уж бесчеловечных травмах в этой колонке мы рассуждать не будем: они, к счастью, происходят реже. Всё заживает, за исключением моральной травмы: такие раны ноют по сей день…

А чтобы вы совсем не загрустили, расскажу вам под конец историю о своём третьем сыне. Его в школьные годы чудесные никто не калечил, сам он тоже никому не причинял ущерба, но однажды в весёлом запале порвал однокласснице куртку. Девочка так рыдала, что я, наученная горьким опытом, срочно позвонила ее маме.

— Давайте мы купим Гале новую куртку? — предложила я под фоновые рыдания девочки.

— Вы с ума сошли? — засмеялась Галина мама. — Да если бы я покупала всем, кому мой старший рвал одежду, новые вещи, мы бы по миру пошли! И пусть Галя прекратит там рыдать, ничего страшного! Дети же!

А мы, скажу я спустя годы, взрослые. И должны быть готовы ко всему — даже если нас о таком никто не предупреждал.