Ангелине Ериной был 21 год, когда она, архитектор по профессии, пошла вести класс творчества в частную инклюзивную школу. Там она впервые столкнулась с детьми с аутизмом, ДЦП, СДВГ и синдромом Аспергера, но довольно быстро освоилась и полюбила свою работу и учеников. Ангелина рассказала, как проходит обучение за закрытыми дверями и чему взрослым точно стоит поучиться у детей.

Многие темы, связанные с инклюзией, в первый год были для меня в новинку

Ещё студенткой я подрабатывала репетитором физики и математики у старшеклассников. Мысли, что я буду заниматься с детьми из начальных классов, тем более с инклюзивными, у меня даже не возникало. Но потом я пару раз посетила открытые уроки в инклюзивной школе и устроилась на работу помощником классного руководителя на продленке. Так у меня появился первый инклюзивный ученик — мальчик Глеб с диагнозом ДЦП. Он учился в 4-м классе, я взялась помочь ему с математикой.

Конечно, нервничала, но все оказалось куда проще, чем я себе представляла. Затем я познакомилась с другими детьми, больше узнала об инклюзии. И когда после диплома меня пригласили работать в инклюзивную частную школу педагогом творчества, я согласилась.

Классы в частных школах маленькие, всего 12 человек, поэтому за пару недель я сдружилась со всеми детьми, среди которых сперва не было учеников с особенностями развития. Пришла я, в общем-то, без какой-либо практики, но творчество позволяет быстрее и проще узнавать детей, да и организация учебного процесса вариативнее.

Спустя месяц работы в первом классе появился мальчик с синдромом Аспергера. Такие дети с трудом социализируются, но с ходу ты этого не заметишь. Я сначала даже не знала, что мальчик инклюзивный.

В своих взглядах и позициях дети с синдромом Аспергера очень тверды, порой идут на протест, обладают хорошей памятью, чем активно пользуются. Потом в класс пришел мальчик с синдромом Дауна и мальчик с СДВГ.

Ты должен по лицу ребенка понять, в каком настроении он пришёл

Я стала усиленно изучать специализированную литературу, общаться с тьюторами, психологами, консультироваться, просить советов, ведь это все для меня было в новинку.

Например, синдром Аспергера: сначала я не понимала каких-то манипуляций, протестов ребёнка. Отчего идет эта защита? Потом осознала: они зачастую просто не знают, как другие люди воспримут их действия. А ребята с СДВГ реагируют на какие-то ситуации прежде, чем успеют их анализировать. Защищаясь, они порой с ходу проявляют агрессию. Ну и кому из нас не было сложно направить свою энергию в нужное русло?

Конечно, в обычной школе у вас не так много времени, сил, возможностей и ресурса уделить внимание каждому ребенку. В частной можно хоть после каждого урока устраивать пятиминутку на педагогический сбор: обсудить всех учеников и решить, что делать дальше.

В моей школе учителей было достаточно много, а детей мало, поэтому было время уделить внимание каждому. Утром мы их встречали, настраивали на определенный лад, говорили о том, что сегодня на повестке дня.

Главное — уловить настроение ребенка. Бывали дни, когда, например, мальчик с синдромом Аспергера приходил, а мы по лицу, по тому, что он первое говорит, понимали его настроение, фиксировали для себя и обдумывали, как сегодня будем работать именно с этим ребенком. И так абсолютно с каждым. Но всегда бывают (пусть и редкие) исключения.

Например, девятилетнего Сашу мама по утрам приводила к нам на кружки и забирала только вечером. Тогда я работала всего пару месяцев, да и с аутизмом была еще мало знакома. Саша — замечательный мальчик, очень радостный, но случалось, что он приходил в тяжелом настроении. Однажды мы не уловили этот момент. У Саши случилась страшная истерика.

Если честно, то первую секунду я просто пыталась не запаниковать. Он крушил все, что попадало под руку, благо это был спортзал с мягкими матами и пуфами. Я знала, что Сашу нужно обнять, дать ему прокричаться. Мне нужно было, чтобы он успокоился, но не ушел в себя (тогда его триггер — конфликт с другим мальчиком — сработал бы снова).

Честно? Мне было до одури страшно, ведь я тогда только начинала работать, но в итоге сделала все верно

Мы просидели с ним вместе несколько часов, пока ждали маму. Когда все закончилось, я даже всплакнула оттого, сколько ответственности было на мне. Конечно, с Сашей все было хорошо, мы и дальше встречались на занятиях. Но я больше никогда не позволяла себе забыть, что в определенный момент ты несёшь максимальную ответственность за состояние человека. И крайне важно уловить, в каком настроении сейчас ребенок. Поначалу тяжело, но со временем ты делаешь это на автомате.

Самое трудное в работе — это родители, которые не готовы брать ответственность на себя

Уже через год работы я поняла, что для меня сложнее всего общаться с родителями, которые не готовы брать на себя ответственность за то, что это их ребенок. Мы, учителя, хотим работать вместе с его родными, чтобы он развивался, учился. Да, в школе человек получает и образование, и воспитание, и какие-то социальные контакты, но мы не его семья. Мы дом, но только второй. Первый — это место, где есть мама и папа.

Если родители идут на контакт с педагогами, то успехи в учебе и развитии ребенка видны сразу

Но есть и легкие вещи — например, устроить всё так, чтобы тебе было интересно преподавать. Работа буквально делает это за тебя. Ты окружаешь себя большим количеством маленьких людей, которые каждый день поглощают и генерируют огромный поток информации.

С детьми ты находишься в постоянном развитии, постоянно учишься. Я как учитель и друг должна успевать за ними. Ещё один бонус — ты не можешь долго быть в плохом настроении, когда вокруг бегает столько бесподобных индивидуальностей, которые растут на твоих глазах и стараются делать себя лучше.

Другая приятная особенность, которая постоянно поражала меня в школе, — отношение ребят друг к другу. Они не выделяют кого-то, им даже не надо это объяснять. Это как раз та ситуация, в которой дети подают положительный пример взрослым. Им проще находить контакт друг с другом, они не скованы предрассудками. Взрослые, конечно, главный ориентир, но когда ежедневно видишь отношение детей друг к другу, понимаешь, что в чем-то они точно лучше нас.

В конфликтах дети, учащиеся в инклюзивных классах, не обижают других по принципу «ты не такой, как я»

Постоянное общение с учениками с особенностями развития дает ребятам чувство внутреннего равенства между собой. «Ты другой, но ты другой только в том, что иногда тебе нужна помощь. Но ведь и мне бывает нужна помощь».

Да, родители порой опасаются, что инклюзивное образование может тормозить учебный процесс их ребенка. Но это уже задача преподавателя — выстроить программу так, чтобы она подходила всем.

Проблема в том, что мы еще не пришли к пониманию того, что значит «ребенок с особенностями развития», что значат все эти диагнозы с кучей цифр. Когда ты рассказываешь знакомым, семье о том, что работаешь с такими детьми, о каждом ребенке, потому что тебе это интересно, то часто видишь непонимание, а порой и ужас на лицах. Люди не осведомлены об этой части нашего общества. С другой стороны, кажется, все больше молодых людей хотят стать педагогами, стремятся помогать детям с особенностями развития.

Во всех инклюзивных школах детей с особенностями развития меньшинство

Формула простая. Чем больше инклюзивных детей, тем больше требуется педагогов, психологов, врачей. А откуда их брать? Особенно тяжелая ситуация с учителями. Ты должен быть готов к тому, что твой рабочий день, твоя учебная программа может перестраиваться в секунду, прямо во время урока. Сегодня кто-то успеет освоить материал, а кто-то нет, кто-то будет в ресурсе, а кто-то нет. Либо ты даешь дополнительные задания и все хорошо продолжают работать, либо ты сегодня сокращаешь материал, но даешь необходимую основу.

Отношение преподавателя тоже очень влияет на то, как дети воспринимают одноклассников с особенностями развития. Бывает, ты приходишь в класс и видишь, что учитель игнорирует, обрисовывает красным кружком фамилию особого ребенка. Иногда ребёнку даже не требуется персональный тьютор, но его приходится приглашать, потому что преподаватели не умеют работать с инклюзивными детьми самостоятельно.

Я думаю, что это неправильно. Мы же должны исходить из того, что все люди индивидуальны и не всегда такие, к каким мы привыкли. На мой взгляд, это и есть главная особенность инклюзивного преподавателя — ты знаешь чуть больше о профессии, о том, как работать с разными детьми.

С другой стороны, разве такие знания не нужны и в обычной школе? Даже если это не ребенок с особенностями развития, а просто ученик с характером

Каждый в жизни видел учителей, которые давно выгорели. К сожалению, в инклюзивном образовании это пока что происходит чаще. Мы ещё не совсем привыкли к такому формату работу, нам в чем-то страшно, четких методик нет и быть не может.

Учитель — это профессия, в которой ты живешь круглые сутки. Даже если выходишь с работы, ты продолжаешь думать как учитель. За год-два работы с детьми у тебя меняется образ мышления. Ты отдаешь себя всего. Когда инклюзивное образование станет чем-то естественным, я думаю, будет полегче.

Мне кажется, невозможно закрыться от этого в капсуле. Но как создавать доступную среду, если половина школ — это памятники архитектуры, в которые нельзя установить пандус, а педагогов, тьюторов и врачей просто не хватает? Мы можем и должны помочь детям с особенностями получить такое же образование, такие же знания и дать возможность не чувствовать себя изгоями.

Да, сейчас я и сама не работаю в школе. Но я не перегорела, а просто поняла, что хочу посвятить себя архитектуре, узнать лучше свою профессию. Я ушла из школы с положительными эмоциями и не исключаю, что в будущем еще вернусь в педагогику.