Вячеслав Посох — учитель английского, который не смог подружиться с российской системой образования. Вячеслав окончил магистратуру в Австралии, потом жил и работал в Перми, а сейчас — преподает в Гонконге. Мы попросили его рассказать, почему он ушел из пермской школы и зачем педагогам нужно обязательно общаться с коллегами из других стран.

Австралия: ты учишься, ты зарабатываешь

Желания преподавать у меня вообще-то никогда не было. Моя мама — учитель, поэтому я понимал, что эта профессия — не про деньги. В вузе я учился на переводчика, но в Китае, куда поехал после учебы, мне предложили поработать учителем английского. И мне понравилось.

Когда вернулся в Россию, стал искать работу в языковых центрах и школах. Проработал педагогом 1,5 года и решил получить еще один диплом. Я сдал IELTS, попал в программу Сколково, которая помогает студентам получать образование в лучших вузах мира, и поступил в магистратуру в Австралии.

Разница по сравнению с вузом в Перми, конечно, была. Главным отличием стал мой настрой: в магистратуру я поступил осознанно. Мне кажется, в 17–18 лет сделать правильный выбор специальности очень тяжело. Тем более парням, которые бегут в вузы не за знаниями, а от армии.

На специалитете я изучал все подряд: философию, психологию, теорию вероятности, линейную алгебру (хотя учился, напоминаю, на переводчика!). В магистратуре я выбрал направление «Проблемы образования в Азии» — и изучал предметы, которые относятся только к нему. За семестр ты проходишь всего два предмета, которые выбираешь сам.

Учебная нагрузка распределена тоже совсем иначе: в вузе мы проводили только 6 часов в неделю, но учебе посвящали 40 часов — работали через онлайн-программу Moodle: общались там с преподавателями, изучали теорию, а в классах уже применяли полученные знания на практике. На очных занятиях мы работали в группах и постоянно разбирали практические ситуации.

В Австралии есть закон, который запрещает студентам работать больше 20 часов в неделю. Я работал 2 дня из семи, остальное время занимался. Это мотивирует: ты и зарабатываешь, и при этом не бросаешь учебу. У меня было много однокурсников в России, которые начинали работать и уходили из вуза, потому что им казалось, что учеба больше не нужна, раз теперь есть работа. А это, как я понял со временем, неправильная мотивация — в вуз надо идти за знаниями, а не чтобы потом заработать.

После окончания вуза я должен был в течение 30 дней вернуться в Россию и в течение 60 — устроиться на работу, чтобы передавать полученные за счет государства знания. Я вернулся в Пермь.

Россия: совсем другая динамика

В Перми я мог пойти работать только в три вуза, которые формально сотрудничали с программой, в рамках которой я получил образование. Но возникла проблема: в этих вузах понятия не имели, кто я такой и что за программа такая. Соответственно, и работы для меня ни у кого не было.

Ситуация: государство заплатило за мое образование 5 млн рублей, я обязан перед ним «отчитаться» — устроиться на работу и поделиться своими знаниями. Но какая это будет работа, всем наплевать. В итоге меня взяли работать в колл-центр. За 18 тысяч в месяц я должен был отвечать на вопросы иностранных студентов.

Устроившись в вуз, я решил, что могу взять и вторую работу. Пришел в свою школу, пообщался с учителями. Меня приняли! Сначала я работал 40 часов в школе и 20 — в вузе. Потом директор нашей гимназии добилась, чтобы работу мне засчитывали в «отработку» по гранту, — так я стал учителем английского в российской школе.

Первые 4–5 месяцев были очень непростыми. Я же не учился преподавать: я знал, как должно выглядеть образование, изучал структуру и разные подходы. Надо было понять, как передавать мои знания. В общем, школа наняла преподавателя из университета — она приходила и учила меня вести уроки. Мы вместе готовились к занятиям, обсуждали, что получилось, а что не очень. Я ходил на уроки к коллегам, а они приходили ко мне — давали советы, как организовать класс и мотивировать детей.

В школе совсем другая динамика — это не языковой центр. Количество ответственности здесь не соответствует размеру зарплаты. Учитель несет ответственность за физическое и эмоциональное здоровье детей, а дети могут быть абсолютно разными. При этом учитель — последний в иерархии. Есть администрация, которая что-то хочет от учителя, есть департамент образования, есть родители и ученик. И в самом конце списка — учитель, который всем все должен, но сам ни у кого ничего не может попросить.

У учителя теперь нет власти, которая когда-то была в СССР и даже в 1990-е и нулевые

Попробуй заставить ребенка надеть школьную форму! Не получится. Ученик пришел с несделанной домашкой? Кроме оценки, у учителя нет никакого рычага давления. Система перемалывает учителей. У нас жуткая нагрузка — по 65 рабочих часов в неделю. По международному стандарту должно быть не больше 20 контактных часов, то есть не больше 20 уроков в неделю. Но сколько заплатят учителю, если он будет столько работать? 10 тысяч. И даже если ты готов работать просто на ставку, тебе не дадут — учителей не хватает, они работают в две смены. У меня были дни, когда я вел по 12 уроков с перерывами по 10 минут.

А ведь уроками дело не ограничивается — надо проверить работы, подготовить следующие занятия, ответить всем родителям, заполнить отчеты, сходить на педсовет, сопроводить куда-нибудь детей и провести собрание. Это бесконечный аврал. Нет ни одного дня, когда ты можешь отключить телефон и просто побыть с семьей. Если ты учитель — ты обязан всегда быть на связи.

Образование в самом деле стало сферой услуг, отношение к педагогам изменилось: родители считают, что имеют право жаловаться, мол, их запросы не выполняются. Но в образовании так не работает: ответственность несут все, дети с родителями — в первую очередь. Я провел урок — значит, свою работу выполнил. А у нас как? Школа стала местом, куда родители скидывают ребенка, чтобы не быть родителями. Но когда ребенок добивается успеха — выигрывает олимпиады, хорошо сдает ЕГЭ, побеждает на соревнованиях — родители молодцы. Если у ребенка проблемы — виновата школа и учитель.

Конечно, большинство родителей адекватны. Но достаточно одного родителя, чтобы у педагога начались проблемы. Меня как-то вызывали к директору «на ковер», потому что я пил энергетик. У меня был выходной, я делал это в своем кабинете. Но все равно пришлось оправдываться и обещать, что я «больше так не буду». В другой раз ребенок пришел домой и сказал, что я рассказывал детям про кальян. Хотя я отвечал на вопрос, почему курение — это вредно. Такие ситуации приводят к тому, что учитель слово боится сказать. И это ужасно — детям нужны живые педагоги, которые будут говорить с ними на понятном языке, смогут их выслушать.

Однако поводом уволиться для меня стали даже не условия, не конфликты с родителями и нагрузка. Самым страшным оказались мои же коллеги.

Второй месяц моей работы в школе — меня отправляют на конкурс «Мужчина в образовании». Не потому, что я самый крутой учитель, — просто мужчин в школе мало. И так получилось, что конкурс я в итоге выиграл. После моей победы одна из коллег написала в общий чат: «Надеюсь, теперь вы будете вести уроки также хорошо, как участвуете в конкурсах». Было так неприятно и мерзко.

Смотришь на таких учителей и думаешь: «Это судьба? Я тоже таким буду, если проработаю в школе 10 лет?»

Самые опасные — не учителя в возрасте, у меня с ними не было проблем. Тяжелее всего с коллегами 35–50 лет. Они застряли в нежелании что-то менять. Это они будут жаловаться, строить козни, сплетничать. Таких учителей мало, но они портят жизнь всем — это опухоль, которая живет и паразитирует на успехе других.

Дети — единственная причина, по которой учителя остаются в школах. Именно по детям начинаешь скучать в первую очередь, когда уходишь. Но помимо детей есть система. И это большое страшное неповоротливое чудовище. Я, признаюсь, принял решение от него сбежать.

Гонконг: уроки до 12 и личный ассистент

Сейчас я работаю в Китае. Гонконг — первый в списке рейтинга PISA (Международная программа оценки образовательных достижений учащихся). Мне всегда хотелось посмотреть, как это образование устроено. Здесь много международных и частных школ, государство поддерживает образование. Средняя зарплата по региону — 15–17 тысяч гонконгских долларов (примерно 110-125 тысяч рублей), а у педагога стартовая — 22–23 тысячи. Как только я смогу подтвердить все свои квалификации, буду зарабатывать 30 тысяч — в два раза больше, чем в среднем в Гонконге.

Рабочий день у меня сейчас длится с 8 утра до 4 вечера, уроки я веду строго до 12, остальное время — работа в офисе. Да, учителя уходят после уроков даже не в учительскую, а в самый настоящий офис — он находится на отдельном этаже в школе, здесь мы проверяем работы и готовимся к урокам. Еще у меня есть ассистент — он помогает со всем, что не связано с уроками и подготовкой к ним.

Мне хотелось бы провести в образовании еще лет 10–15, посмотреть на разные системы. Мне кажется, многих проблем можно было бы избежать, если бы учителя (не только в России — в мире) могли посмотреть на образование в других странах, обменяться опытом с коллегами — этого очень не хватает. Не хватает мирового комьюнити. Моя самая большая мечта — к 45 годам вернуться в Россию и открыть что-то свое. В России прекрасные педагоги, я ими восхищаюсь. Но им не доверяют — государство не может опустить кнут и сказать: «Мы вам верим. Учите!»

И, да, в каникулы учителя должны отдыхать, обмениваться опытом, общаться с коллегами. Я уверен, только при таком раскладе у образования есть будущее.

Фото: личный архив Вячеслава Посоха