Архетип «Салтычихи» — дикой помещицы, которая сживает со свету крепостных и не даёт жизни домашним — можно встретить не только в художественной, но и в биографической литературе. А мать Тургенева Варвара Петровна появилась и там, и там: о ее тяжелом характере в воспоминаниях писали современники, а сам Тургенев именно с нее списал сварливую помещицу из «Муму».

«Драли меня за всякие пустяки»

«Редкий день проходил без розог; когда я отваживался спросить, за что меня наказали, мать категорически заявляла: «Тебе лучше знать, догадайся сам» — так начинается самое известное воспоминание автора «Записок охотника» о своей матери.

Богатая деспотичная помещица — совершенно литературный, хрестоматийный образ, который однако же пришёл на страницы художественных произведений из реальной жизни. Варвара Петровна Тургенева была именно такой. Властная, импульсивная, она держала в кулаке и крепостных, и семью. «Драли меня за всякие пустяки, — вспоминал Тургенев, — чуть ли не каждый день».

И каждый день преподносил сюрпризы: никто не знал, чего ждать от Варвары Петровны здесь и сейчас. Она бывала нежной и заботливой матерью, внимательной — но потом легко срывалась на двоих сыновей и дочь из-за мелочей и сурово наказывала. «Мне нечем помянуть моего детства. Ни одного светлого воспоминания, — это тоже слова Тургенева. — Матери я боялся как огня. Меня наказывали за всякий пустяк — одним словом, муштровали, как рекрута».

Болезненно гордая и вспыльчивая, Варвара Петровна в гневе была безжалостна. И, кажется, современному психотерапевту не составило бы труда докопаться до причин такой жестокости по отношению даже к собственным детям.

В свои 16 вынуждена была бежать

Отец Варвары скончался ещё до её появления на свет, а когда дочка родилась, мать отдала её на воспитание тёткам, где та и прожила до 8 лет. Когда мать Варвары снова вышла замуж, на этот раз за помещика Сомова, Варвара вернулась в родную семью, которая обосновалась в сельце Холодове Кромского уезда Орловской губернии. Только радости от этого было мало.

Приёмный отец оказался домашним тираном, пил, падчерицу невзлюбил, бил. Мать Варвары умерла через 8 лет, и после её смерти Сомов не нашел ничего лучше, как свататься к падчерице. В свои 16 Варвара была вынуждена бежать из дома — благо было куда. Девушку приютил дядя Иван Иванович Лутовинов, который жил в тех же краях, в Орловской губернии, в усадьбе Спасское. Старик, увы, тоже не отличался добрым нравом, но с ним Варвара хотя бы могла уживаться, пусть и практически взаперти, пусть и под жёстким контролем.

Так, под гиперопекой дяди, она прожила до 28 лет — без собственной семьи, без близких друзей. А после его смерти, внезапно для себя, стала одной из самых богатых помещиц в округе — а значит, и завидной невестой. По наследству ей перешли сразу несколько имений, тысячи десятин земли и тысячи душ крепостных.

Но всё пережитое не помогло ей в итоге жить спокойно и счастливо: в людей она не верила, характер имела скверный, сердце её было ожесточено.

«Женился на ней по расчёту»

Замужество Варвары Лутовиновой началось со сделки. В её поместье заехал Сергей Николаевич Тургенев — офицер, закупщик лошадей для армии. Собственно, интересовали его в первую очередь конюшни богатой помещицы — с деловых разговоров и началось их знакомство.

По рассказам окружения, у Варвары были «мужские» (по тем временам) привычки: она любила играть в бильярд, стрелять из ружья. Внешность у неё была не то чтобы привлекательная. «На её некрасивом лице с массивным подбородком и носом с широкими ноздрями оставались следы оспы» — так описывал её в биографии Тургенева французский беллетрист и популяризатор русской культуры Анри Труайя. Всё это, конечно, ничего не значит, и чувствам не прикажешь. Но тот факт, что Сергей Тургенев был на десять лет моложе помещицы и не то чтобы богат, многих заставил думать, что их брак стал следствием корыстных устремлений жениха.

Свадьбу сыграли 14 января 1816 года. «Мой отец, человек ещё молодой и очень красивый, женился на ней по расчёту: она была старше его десятью годами. Матушка моя вела печальную жизнь: беспрестанно волновалась, ревновала», — рассказывает герой повести Тургенева «Первая любовь». И легко догадаться, насколько автобиографичны эти строки.

Сначала семья поселилась в собственном доме в Орле, где в 1816 году родился мальчик Коля, а затем, в 1818-м, — Ваня, будущий писатель. Но большую часть времени Тургеневы в итоге жили в имении Спасском-Лутовинове. Жили долго, но не очень счастливо.

«После долгих страданий и продолжительной неволи сознание собственной силы развило в Варваре Петровне тот эгоизм и жажду власти, которые так многих из окружавших её заставляли страдать», — вспоминала Варвара Житова, внебрачная дочь Тургеневой. Помещица родила девочку в 1833 году от семейного врача Андрея Берса, с которым изменила мужу в отместку за его частые любовные похождения.

«У меня хранятся все её письма, наполненные самыми горячими выражениями любви и заботы обо мне, — писала дочь Тургеневой в мемуарах. — Самая нежная мать не могла бы сильнее выразить любви своей к родной дочери. И со всем тем она и меня мучила, и мучила так же, как и всех, кто был близок к ней».

«Хочу — казню, хочу — милую»

Варвара Петровна лично управляла усадьбой, при ней Спасское строилось, ширилось. В доме она держала многочисленную прислугу, до 40 человек, на каждого из которых наводила страх. Но больше всего доставалось даже не домашним, а дворовым: их постоянно секли розгами, отправляли на работы в дальние угодья, отрывая от семей.

По воспоминаниям детей, одно из любимых изречений Варвары Петровны — «хочу — казню, хочу — милую». Она была своевольной и жутко требовательной: в её доме всё было расписано по часам, и даже голуби, которых она держала и в Спасском, и в Москве, знали свое время: ровно в полдень они слетались за овсом по звону колокольчика. В общем-то, голубей она любила больше, чем людей.

Нередко её просьбы, вернее приказы, звучали как бессмысленные капризы. Так, прочитав однажды, что холера распространяется «по воздуху» (с точки зрения современной медицины это не так), она приказала управляющему: «Устрой для меня что-нибудь такое, чтобы я, гуляя, могла видеть все окружающие меня предметы, но не глотала бы зараженного воздуха!»

Во время поездок по своим владениям помещица окружала себя всеми удобствами: за ее каретой шли кибитки с врачом, прачкой и горничной, поваром и кухней. «При поездках в другие свои имения и в Москву она, кроме экипажей, высылала целый гардеробный фургон, часть которого была занята дворецким со столовыми принадлежностями. Изба, предназначавшаяся для ее обеденного стола или ночлега, предварительно завешивалась вся свежими простынями, расстилались ковры, раскладывался и накрывался походный стол, и сопровождавшие ее девушки обязательно должны были являться к обеду в вырезных платьях с короткими рукавами» — так Афанасий Фет пересказывал воспоминания дяди Ивана Тургенева.

«Ты только веришь в свою власть»

По словам младшей Варвары, тем, кто любил её мать, «доставалось горше всех»: «Можно было думать, что она хотела выместить на других свое несчастное детство, свою подавленную под гнётом семейной обстановки молодость и дать другим испытать те же страдания, какие сама испытала. И как всё это постоянно мучило Ивана Сергеевича!»

Житова вспоминала, что именно Ивану было сложнее всего — из-за его доброго нрава. Бывали времена, когда мать ценила нежность сына, а он просиживал ночи у её постели — как это было в 1837–1838, когда Тургенева болела. «При нём она была совсем иная, и потому в его присутствии всё отдыхало, все жило. Его редких посещений ждали, как блага. При нем мать не только не измышляла какой-нибудь вины за кем-либо, но даже и к настоящей вине относилась снисходительнее; она добродушествовала как бы ради того, чтобы заметить выражение удовольствия на лице сына», — вспоминала Житова.

Но все эти моменты снисхождения оканчивались приступами гнева. И чем старше и самостоятельнее становился сын, тем стремительнее ухудшались его отношения с матерью. Варвара Петровна была разочарована тем, что Иван увлекся литературой, а его брат Николай ушёл с государственной службы. Боясь потерять власть над сыновьями, она отказывалась давать им в распоряжение даже малую часть своих владений.

После одной из ссор, по воспоминаниям Житовой, писатель буквально кричал: «Мы были тебе всегда почтительными сыновьями, а у тебя в нас веры нет, да и ни в кого и ни во что в тебе веры нет. Ты только веришь в свою власть. А что она тебе дала? Право мучить всех».

«Скупая и скучающая старость»

Смерть матери как бы дала Тургеневу моральное право перенести этот до токсичности яркий образ на страницы своих сочинений. Так, в рассказе «Собственная господская контора» есть явный намёк на то, что его мать правила «подданными» на манер самодержавной государыни: каждое утро дворовые разных должностей должны были приходить к ней с докладом.

Варварой Петровной вдохновлен и типаж бабушки из «Пунина и Бабурина», и, конечно, образ помещицы в «Муму»: «В доме не очень-то любили, когда на барыню находил весёлый час, потому что, во-первых, она тогда требовала от всех немедленного и полного сочувствия и сердилась, если у кого-нибудь лицо не сияло удовольствием, а во-вторых, эти вспышки у неё продолжались недолго и обыкновенно заменялись мрачным и кислым расположением духа…»

И далее: «Она выезжала редко и уединённо доживала последние годы своей скупой и скучающей старости. День её, нерадостный и ненастный, давно прошёл; но и вечер её был чернее ночи».

Умерла Варвара Петровна в ноябре 1850-го, в Москве, в доме на Остоженке. Ей было 63.