Некоторые подростки не знают про месячные, а некоторые, наоборот, настолько преисполнились знаниями (особенно по истории), что устраивают в отрядах «газовые камеры» и шутят про смерть. Героиня этого текста, вожатая в детском лагере, анонимно делится историями о прошедших сменах и дает родителям советы о том, что детям важно узнать перед поездкой в лагерь.

Осенью, зимой и весной я работаю с детьми в онлайн-школе, а летом уезжаю вожатой в один небольшой лагерь. Кому-то может показаться, что круглый год проводить с детьми тяжело и нужен перерыв, но для меня вожатство — как глоток свежего воздуха. Лагерь стал источником дополнительной энергии и местом, где я приобретаю опыт и стойкость характера. Благодаря этой летней работе мне и в остальное время проще: задачи кажутся не такими сложными. Тому, кто справлялся со всем в лагере в тяжелом режиме — мало спал, постоянно следил за детьми, придумывал активности, — гораздо проще выдерживать рутинную рабочую нагрузку.

К моей восьмой смене казалось, что событий, которые могут повергнуть меня в шок, серьезно нарушить мое душевное спокойствие и поставить передо мной практически неразрешимую задачу, почти не осталось. Но в этом году я столкнулась с неожиданными проблемами, которые раньше было трудно вообразить.

«Оказалось, Света не понимала, как мыться в душе, потому что дома у нее ванна»

Мне достался отряд только из девочек-подростков. Большинству 13 лет, но одной — Свете (имена детей в тексте изменены) — было 11, и ее представления о гигиене меня просто шокировали. Иногда она ходила в туалет с открытой дверью: я была уверена, что люди так не делают, хотя потом я поняла, что это ее домашняя привычка, и более-менее успокоилась. Значит, Света чувствует себя в лагере так же свободно, как дома. Но это довольно безобидный пример.

Вожатым нужно проверять, есть ли у детей гели для душа и шампуни, чистые ли у них волосы, и иногда для этого приходится нюхать им головы. Звучит ужасно, и мне это занятие, конечно, не слишком нравится. На второй или третий день смены я заметила, что Света никогда не моет голову и не расчесывается. Однажды мне пришлось заплетать ей косу, это было отвратительно и мерзко, потому что я очень брезгливый человек. Но проблему нужно как-то решать, поэтому я поговорила с девочкой и попыталась узнать, что происходит и почему она не следит за собой.

Оказалось, Света не понимала, как мыться в душе, потому что дома у нее ванна. Ее соседка по комнате готова была ей помочь, всё рассказать и показать, и первый самостоятельный поход Светы в душ прошел почти успешно: волосы она намочила, шампунь выдавила, но промыла голову не слишком хорошо. Когда я пришла проверить, чистая ли у нее голова, в моих мыслях крутилось одно: это такая маленькая задача, надо ведь делать что-то большое и серьезное, а я вместо этого хожу за ребенком в душ и проверяю, есть ли у него гель, шампунь и помыл ли он голову.

Когда мы пошли в бассейн, я позвала Свету мыться с остальными девочками, чтобы посмотреть, как она пользуется душем. Вероятнее всего, дома она лейку в руках никогда не держала, поэтому я пошла показывать Свете, как правильно мыть голову, держала душ и пошагово инструктировала ее: намочить волосы, выдавить шампунь на ладонь, нанести его на волосы, помассировать кожу головы, постепенно переходя к кончикам волос. На этот раз всё прошло успешно, Света помылась, посушилась, и мы увидели, какие у нее на самом деле прекрасные светлые волосы.

Больше всего меня радует, что к концу смены Света не только самостоятельно ходила в душ, но и стала заботиться о себе, любить себя: когда я заходила к ней в комнату, я видела, что она стоит у зеркала и расчесывает волосы от самых корней до кончиков и ходит опрятная и аккуратная.

Вообще, Света для меня стала источником удивительных историй. В лагере у нее во второй раз в жизни начались месячные. Нам с ней предстоял сложный разговор про гигиену, и я думала: если человек не в состоянии расчесаться, то прокладки и тема менструации — вообще архисложный уровень. Она и правда вообще не понимала, что происходит с ее организмом, что такое месячные, как и когда начинаются, как проявляются и что с этим делать. Мне почему-то было очень сложно это принять, и я даже не могу объяснить, что бушевало внутри меня. Я вроде работаю со взрослыми детьми, с подростками, которые уже всё знают про особенности полового созревания и могут разобраться с новыми для них явлениями, — так почему случается подобное? Я оказалась в ситуации, когда мне нужно обсуждать с ребенком тему, которая в обществе у нас не то чтобы табуирована, но разговор о ней почему-то считается неприличным.

Было сложно перешагнуть через себя и поговорить о месячных с человеком, чьего отношения к теме я не знаю

Я слышала истории о том, как некоторые ребята падали в обморок после просветительских разговоров о том, что из женского организма раз в месяц «льется кровь». Мне было дико страшно обсуждать такие вещи, но я понимала, что это моя ответственность — сейчас обо всем поговорить.

Я набралась сил и пошла к Свете, но после беседы с ней у меня осталось ощущение, что ей было проще сказать мне, что она всё знает о менструальном цикле, а не погружаться в теорию. Я всё равно напомнила о том, что это нормальный процесс взросления, его не нужно бояться и она всегда может обратиться ко мне за помощью. Ее эти слова как будто расслабили и дали понять, что всё не так уж страшно.

«Они не понимали, насколько это жестоко»

Смена в этом году побила рекорд по выведению меня из душевного равновесия. И на этот раз вопрос не в правилах гигиены, а в знании истории и ее восприятии.

Однажды меня из комнаты выгнал резкий странный запах, похожий на какое-то средство от насекомых. В моей комнате никто ничего разбрызгать не мог, значит, запах шел из коридора. Я вышла и ощутила, что он стал просто невыносимым. Дети в корпусе тоже его почувствовали, ходили и кашляли. Я решила заглянуть в ближайшую комнату, где жили мальчики из младшего отряда лет 10–11, и узнать, вдруг это они что-то наворотили.

Открываю дверь, и на вопрос «Что происходит?» они отвечают, что устроили газовую камеру

Сначала я не придала этому значения, просто попросила проветрить комнату и в который раз объяснила, что разбрызгивать средство от комаров и клещей в помещении нельзя, потому что оно плохо выветривается и у кого-то может быть аллергия. Мне тогда казалось, что история решена и забыта. Но спустя время всё повторилось: снова неприятный запах, снова кашляющие дети вокруг. Я уже знала, в какую комнату идти и откуда пахнет. Я пришла к мальчикам, снова спросила, что происходит, и снова получила ответ, что это газовая камера, — на этот раз за ним последовал какой-то странный, неадекватный смех.

Теперь я поняла, что надо все-таки им рассказать, что газовые камеры были одним из способов казни невинных людей в концлагерях и что «устраивать газовую камеру», шутить про это — неправильно и неуместно. Но ребят даже после моего краткого экскурса в историю очень веселил тот факт, что они прямо в комнате устроили газовую камеру, и, как я выяснила, они понимали, о чем речь. Они знали, что такое газовые камеры, и по какой-то загадочной причине история их использования во Второй мировой, смерти людей их тоже забавляли.

Я понимаю, что детям, возможно, проще посмеяться над страшной и непонятной темой смерти, ведь юмор дарит нам психологическую защиту. Ребята не понимали, насколько это жестоко, и не смогли объяснить мне, почему для них это смешно. Пока они забавлялись, я надеялась, что факт о том, что каждый мог оказаться лицом к лицу со смертью, должен сильно повлиять на мозг 10-летних детей. Но эта информация не произвела на них должного впечатления. Только многократное повторение того, что насмехаться над смертью и воссоздавать механизм, придуманный для уничтожения огромного количества людей, жестоко, на них все-таки подействовало, и больше «газовых камер» они не устраивали.

«Выяснилось, что дома его заставляют всё доедать»

Есть еще история с открытым финалом. В одну из смен мы ездили на юг, где у вожатых была возможность покупать на полдники вкуснейшие фрукты для ребят. В очередной раз мы накрыли на стол, всех позвали, но один мальчик (назовем его Петей) остался в стороне и к еде не притрагивался. Ему было лет 12, и взрослые не раз замечали, что он плохо ест в столовке, но обычно хоть что-нибудь выбирал. В случае с фруктами он ничего не взял, поэтому я подошла к нему и спросила, что его не устраивает. К моему удивлению, он ответил, что никогда ничего подобного не ел — только однажды попробовал яблоки, которые ему не понравились. С тех пор он не пробовал другие фрукты.

Я попробовала рассказать Пете, что у фруктов приятный вкус, что это безопасно и все их едят. Я показала ему на клубнику и сказала, что, по моему мнению, это самое вкусное из нашего ассортимента, и предложила попробовать маленький кусочек, но он упирался и отказывался. Выяснилось, что дома его заставляют всё доедать и выйти из-за стола, не оставив после себя чистую тарелку, он не мог. Петя боялся, что в лагере мы тоже заставим его доедать всё, до чего он дотрагивался. Тогда я сказала ему, что это нормально — пробовать и не доедать, что он может спокойно выбрать фрукты и взять салфетку на случай, если ему не понравится вкус и он решит выплюнуть еду. Мне было важно объяснить Пете, как здорово пробовать новое, но он уперся и продолжал сидеть в столовой с очень грустными глазами, пока все ели хорошо знакомые им фрукты.

В другой раз проблемы были, когда в столовой всем подали жареную курицу с кожей. Петя снова не хотел есть и выглядел очень странно — грустно и подавленно. Обычно, если кто-то из ребят не ест, вожатые подсаживаются к ним со своими тарелками, увлекают беседой и едят, и дети иногда подключаются, начинают есть с нами за компанию. Я попыталась провернуть такой же фокус с Петей, но он не сработал. Тогда я предложила ему попробовать избавиться от куриной кожи, и на тарелке осталось бы белое, привычное на вкус мясо. Мы всё сняли, но Петю что-то останавливало. Я уговорила его попробовать хотя бы кусочек, чтобы он убедился, что это обычное на вкус блюдо, но в итоге он выплюнул курицу, наткнул весь кусок на вилку, стал вертеть его и разглядывать с отвращением на лице. Было ощущение, что его вот-вот вырвет. Я прекратила любые попытки уговорить Петю поесть, потому что могла ему только навредить.

Для меня эта история не завершена, потому что мальчик до конца смены странно питался и был очень избирателен. Мне было бы интересно узнать, как в его семье вообще выстроено пищевое поведение. Возможно, дома Петя наблюдает за нездоровыми отношениями с едой и ему буквально запихивают пищу в рот.

Такое впечатление, что за пару недель в детском лагере можно многое узнать о состоянии ребенка, о его травмах и хотя бы попробовать помочь ему справиться с некоторыми проблемами. Мне просто хочется, чтобы дети чувствовали себя в безопасности, чтобы они могли позаботиться о себе, чтобы им позволяли выбирать еду и не заставляли насильно есть, чтобы дети понимали, что могут пробовать разное и это им не навредит.

Фото: Dmytro Falkowskyi / Shutterstock / Fotodom