Что такое — быть учителем в современном мире? Образ строгой женщины с указкой, при виде которой весь класс встает по струнке, давным-давно ушел в прошлое. Перед учителями стоят новые задачи, с которыми не все могут с ними справиться. Мы поговорили об учительском выгорании с психологом Людмилой Петрановской, которая вместе с проектом Family Tree подготовила курс для педагогов, готовых меняться.

Почему именно сейчас так много стали говорить об учительском выгорании? Действительно ли роль учителя и требования к нему сильно изменились?

Это составная часть глобальной проблемы, затрагивающей всю нашу систему образования. Это проблема размером с нашу страну. Жизнь изменилась, мы перешли от индустриального общества к информационному, а система образования у нас все еще та, которая сложилась, на минуточку, в 17 веке и достигла своего расцвета в начале 20-го, она устаревшая и современным реалиям не соответствует. При этом школа всегда достаточно инертная структура. И там, в школе, сталкиваются интересы сразу нескольких институций — государства, родителей, общества. Так что серьезные изменения там с трудом происходят, и нужно очень много усилий, много воли, много интеллектуальных вложений для того, чтобы эти изменения были к лучшему.

Сейчас мы видим огромное количество поверхностных изменений, которые называют реформами. Но по сути это хаотичные дерганья по поводу экзаменов, количеству предметов, учебникам — всему, что сути не меняет, а только невротизирует учителей и родителей.

Эта система образования не устраивает детей. Уже сейчас они однозначно говорят, что им это не нужно, скучно, неприятно, тяжело.

Она не устраивает родителей, потому что они видят, как дети страдают. Родители понимают, что она мало чего дает детям, чтобы они дальше шли успешно по жизни.

Система образования не устраивает общество в целом, потому что это большая, достаточно дорогостоящая история, которая не служит целям, ради которых ее содержат.

И что происходит с учителем в этой ситуации?

Учитель находится в очень тяжелой ситуации, потому что он фронтмен системы, который собирает на себя всё недовольство. Мы же не видим каких-нибудь чиновников из Министерства образования, которые несут ответственность за то, что нашим детям плохо. Мы видим конкретную Марь Ивановну, которая с нашим ребенком взаимодействует и становится в наших глазах непосредственным причинителем этого вреда. И, естественно, все наши эмоции направлены на нее. Ей при этом приходится делать так, чтобы чиновник был доволен. Ему же, если честно, довольно-таки всё равно, успешны или неуспешны будут дети.

Думаю, в некоторых странах (и боюсь, что Россия к ним относится) перед штатными организациями не ставится задача, чтобы население было шибко умным

А что нужно чиновнику? Чиновнику нужно, чтобы не было недовольства, не было ЧП, которые обнажают общее неблагополучие. Чтобы не было драк или поножовщины, самоубийств после хамства учителя, недовольства родителей. Все остальное, я думаю, их не интересует.

В этой ситуации Марь Ивановна тоже оказывается в очень сложном положении, потому что от неё требуют, чтобы она каким-то образом обеспечила отсутствие недовольства. Она между молотом и наковальней: с одной стороны, общество, родители и дети, которые недовольны учителем, и с другой — большая инертная государственная структура, которая требует от школы, чтобы они избегали любых ЧП.

А что конкретно невротизирует учителя со стороны этой системы?

Учителя невротизирует очень многое. Во-первых, он перестал быть носителем знаний. Раньше у тебя не было выбора: извини, но какая к тебе пришла Виолетта Сергеевна рассказывать биологию, такую ты и выучишь. Теперь любую информацию ученику добыть быстрее и проще, чем учителю. В интернете множество курсов и видео, которые гораздо лучше, чем среднестатистический учитель, все объясняют. Там и анимация, и самые новые исследования, и харизматичные ведущие, которых слушать приятнее и интереснее, к тому же в предмете они разбираются лучше.

Вторая история про абсолютно хаотичные бюрократические требования системы. Учитель находится под диким прессингом контроля: то камеры в классах, то какие-то бесконечные электронные дневники. Никто не успевает даже переучиться. В этом всем много хамства. После каждого ЧП требуют десятки просто безумных списков.

На любой эксцесс, либо угрожающую ситуацию она реагирует запретами. Учитель не знает, что от него потребуют завтра. Не говоря уже об историях с майскими указами, когда под видом повышения зарплат, на самом деле, учителям устраивают просто каторгу.

Третья история — это знания. Наши учителя в педвузах достигают такого уровня, после которого ещё не готовы работать. Они изучают предмет, а вот работать с детьми, особенно современными, их не учат вообще. Как работать с интересом детей, как удерживать этот интерес, как разрешать конфликты — всего этого нет в программе педагогических вузов. Их, как щенят, бросают в класс с 30 детьми, которые для них совершенно непонятные существа. Все это привело к тому, что многие учителя, которые себя уважают, просто выгорают и решают, что им все это мучение не нужно. Работа перестает приносить удовольствие — и они уходят из школы.

Изменился и сам подход к детям?

Да, в прошлом была другая крайность: родители были готовы слиться со школой и давить своего ребенка как угодно, если школа недовольна. Сейчас эти люди выросли и сами стали родителями. И они, которых родители предавали ради абсурдных, часто самодурских требований школы, поняли, что не позволят никому так обращаться со своими детьми. Ну, и не позволяют они, так сказать, с некоторым запасом. Активно и эмоционально выражают свое мнение и недовольство, иногда с привлечением соцсетей, чего, естественно, учителя опасаются. А главное, сами дети в тех ситуациях, где они раньше молча плакали, сейчас просто достают телефон, записывают всё на камеру, а потом выкладывают в соцсети.

Тогда встает вопрос, что такое сегодня учительский авторитет? И как его заработать «правильным» образом?

Учительский авторитет больше не прикладывается автоматически к должности учителя. Если раньше у тебя не было других вариантов: хочешь получить образование — иди и слушай, что тебе говорят в школе, то сегодня монополия на знания утрачена безвозвратно. Её никогда не будет больше.

Да, в школе ещё возможно заработать уважение знаниями, если учитель становится носителем уникального контента. Есть такие преподаватели, которые очень увлечены своим предметом, и в старших классах они могут быть успешны. Часто они работают в науке и привносят в школу живые навыки. Но всё-таки чаще всего детям нужен учитель-наставник.

Такой авторитет зарабатывают отношениями с учениками. Ты должен уметь выстраивать их как лидер этой группы. Кому-то нужно помочь правильно организовать работу, кому-то — преодолеть себя, кому-то, наоборот, расслабиться. Это знания не по предметам, они из другой сферы — психологии, педагогики, умения общаться в процессе обучения.

Часто от молодых учителей приходится слышать, что дети мешают им вести уроки. То есть они приходят в школу вести урок, а не взаимодействовать с детьми. Чтобы это изменить, нужно перестроить все педагогическое мышление, систему образования и систему оценивания.

Есть ощущение, что сегодня происходит всё большее расслоение среди школ: открываются хорошие школы, чаще всего в крупных городах, куда привлекаются самые лучшие учителя и лучшие ученики. А для масс остается «середнячок» или совсем плохие варианты. Что вы думаете об этом?

Да, этот процесс всегда происходит в ситуации дефицита. Ещё в советские времена, когда был дефицит товаров, их можно было втридорога купить с рук. Или был особый распределитель для номенклатуры, там можно было получить дефицит по особому допуску.

Качественное образование сегодня не доступно всем, поэтому появляются анклавы — либо за большие деньги, либо для вип-персон

Дальше эти анклавы начинают привлекать учителей, которые достойны представлять среду для лучших, отборных детей. Но эти школы не решают проблему в целом.

У них могут быть эксперименты, инновации, но они не решают вопросов системы образования так же, как и черный рынок не снижает дефицит. Да, кто имеет возможность, тот и покупает. Да, в советское время кто-то ходил в особые магазины и покупал там свежие продукты. Все остальные стояли в очереди за синими курами. Вот, собственно говоря, это сейчас у нас и происходит в системе образования.

Всё унифицируется, консолидируется — и получается тупик на уровне государства в целом. Все потому, что нет ни людей, ни желания, ни целей. А дать людям самим искать выход из кризиса наше государство не способно.

Кризис консервируется, поэтому происходит застой. Мы живём в тухлом болоте с прорывами болотного газа в виде каких-то эксцессов, ЧП, которые система пытается затыкать. Затыкать она не умеет, собирает только списочки опять, подшивает дело в папочку, пытается спасти честь мундира, делая крайней опять Марь Ивановну.

Но родитель всегда будет отстаивать права своего ребенка и не позволит вымещать на нём выгорание Марии Ивановны. В этом смысле, какой может быть адекватная реакция?

Всё-таки ситуации могут быть самые разнообразные: и родители разные, и Марь Ивановна разная. Кто-то пытается попасть на тот самый черный рынок дорогих, малодоступных, но хороших школ. Кому-то это удается либо в силу ресурсов семьи, либо в силу способностей ребенка. Кто-то не готов идти на компромиссы — и выбирает домашнее обучение. При этом понятно, что далеко не каждый и даже не большинство способны учить ребенка дома.

Кому-то везет, и ребенок оказывается не слишком чувствительный, не слишком уязвимый. Он можно вполне счастливо жить, если семья не фокусируется на школе как на главном смысле жизни. Тогда, в общем-то, нет необходимости в каких-то специальных телодвижениях и родителям нужно подключаться только в экстренных случаях.

Но на самом деле, сейчас от родительского сообщества требуется очень много усилий, чтобы отбивать школы от прессинга. Чтобы защищать их от постоянных искусственных реформ, преобразований, смен директоров и так далее. Иногда удаётся отбиться, если машина давления понимает, что школа в сильной связке с родителями.

А что может сделать учитель, если он достаточно осознанный и чувствует, что он выгорает? Как сохранить себя, если ты не хочешь бросать профессию?

Во-первых, само по себе желание меняться — это уже важнейшая профилактика выгорания. Люди, которые готовы учиться, вообще в принципе не выгорают. Выгорание — это чувство рутины, безысходности, бесконечного колеса, в котором все бессмысленно. На самом деле не так уж важно, чему человек будет учиться. Само чувство увлеченности даёт нам дофамин, от которого нам хорошо и интересно.

Важно, во-первых, вырабатывать прочность. И стараться эмоционально не реагировать на все эти бессмысленные требования и истерику начальства. Стараться максимально не напрягаться. Не разрушаться.

Второе — думать о своих правах. Здесь может прийти на помощь история про профессиональные объединения, защищающие права своих членов. Необходимо сейчас это развивать в области образования, что уже постепенно происходит и весьма успешно. Надо преодолевать свою инерцию, искать единомышленников. Потому что бессмысленное давление сверху, весьма хамское, всегда поступает там, где нет сопротивления.

Наше государство сегодня — это не какая-нибудь адская машина расцвета СССР, которая закапывает всех и вся. Это достаточно вялая, равнодушная машинка, которая хамит и давит только до тех пор, пока не встречает сопротивления. Просто надо решиться и отстаивать свои права. Каждый раз, слушая уговоры директора школы: «Коллеги, войдите в мое положение!», думайте только о своих правах и правах ваших учеников.