Отель «Мама и папа»: почему подростки требуют дорогие вещи, а «по дому ничего не делают»

3 разбора типичных семейных конфликтов
145 793

Отель «Мама и папа»: почему подростки требуют дорогие вещи, а «по дому ничего не делают»

3 разбора типичных семейных конфликтов
145 793

Отель «Мама и папа»: почему подростки требуют дорогие вещи, а «по дому ничего не делают»

3 разбора типичных семейных конфликтов
145 793

Подросток красит волосы в зеленый и не хочет ничего делать по дому? Да, типичная ситуация. И она нормальна. Как сделать так, чтобы всем в семье было проще договориться? Есть простые и понятные правила — о них пишет в своей книге «Пубертат. Как пережить переходный возраст ребенку и родителям» Ян-Уве Рогге, один из ведущих немецких специалистов в области семейного воспитания.

В разговорах с родителями и подростками я часто замечаю противоречие: последние жалуются, что редко могут сделать что-то сами, им просто не дают такой возможности («Оставь, я сделаю!» или «Я же сказал, что сделаю!»). А родители стонут, что дети испорчены рекламой и обществом потребления и помогают в повседневной жизни только тогда, когда «очень нужна помощь», а в целом абсолютно избалованны. Это правда, некоторые подростки ведут себя так, словно живут в отеле под названием «Мама и папа», где у них есть только права и никаких обязанностей. Но избалованные дети, которые не помогают по хозяйству и постоянно чего-то требуют, переводят семейные отношения в плоскость оказания бытовых услуг, часто просто были так воспитаны.

Двенадцатилетний Йоханнес, про которого мать говорит, что он «и пальцем не пошевелит ради порядка в доме», рассказывает: «Раньше, когда мне было семь-восемь лет, мне хотелось помогать маме, накрывать на стол или убирать посуду в посудомоечную машину. Но маме казалось, что я все делаю недостаточно быстро. Или неправильно. И она забирала у меня тарелки прямо из рук. В какой-то момент я даже перестал спрашивать. А теперь мне уже и не хочется ничего делать!»

Родители, не приучающие подростков к выполнению домашних обязанностей, лишают их энтузиазма и не дают почувствовать свою ответственность. Тогда что удивляться, если дети потихоньку ретируются и не хотят помогать по хозяйству. Чувство принадлежности к семье развивается у подростков не только благодаря эмоциональной близости с отцом, матерью или братьями-сестрами, но и через выполнение домашних дел. Добиваясь результатов и доказывая окружающим, что на что-то способны, подростки укрепляют уверенность в себе. Банальные действия, которые сами собой разумеются, не нуждаются в постоянном вознаграждении в виде денег или иных материальных ценностей.

Простое спасибо, улыбка, жест выражают благодарность и симпатию лучше всякой банкноты

Тринадцатилетний Ульрих держал своих родителей в узде. В его обязанности входило косить траву на газоне и подметать улицу. Он должен был делать это каждую неделю, но постоянно забывал. Он знал: если будет испытывать родительское терпение, то получит дополнительную оплату! Так оно и было. Прежде чем приступить к своим обязанностям (которые, кстати сказать, он взял на себя добровольно), он долгое время слушал увещевания взрослых. Если работа, которая должна была быть сделана во вторник, не была закончена к четвергу, мать начинала сердиться, но тут же предлагала поощрение, если Ульрих наконец (после многочисленных напоминаний) выполнит свои обязанности, — будь то разрешение подольше посмотреть телевизор, денежное вознаграждение или иные материальные блага.

Аналогичной стратегии придерживалась Катарина. Она взяла на себя обязательство убираться в кухне. Но делала это неохотно, а главное, нерегулярно. Как правило, в результате все ложилось на плечи матери, воспитывавшей ее без мужа, которая потом сама, ворча и причитая, делала всю уборку. На материнские упреки Катарина отвечала сдержанно, почти равнодушно: мол, она бы все и сама убрала, если бы мама проявила чуть больше терпения и не ворчала постоянно. А еще Катарина прибегала к эмоциональному шантажу, что отцу не нужно ничего убирать: у него для этого есть уборщица. Это было больно слышать, но мать лишь проглатывала обиду.

Однажды, когда она, уставшая, вернулась домой и обнаружила, что в кухне не убрано, а Катарина торчит перед телевизором, у нее сдали нервы. Не стесняясь в выражениях, она отправила дочь на кухню и, стоя в дверях, наблюдала, как Катарина наводит чистоту и порядок. Она делала ей замечания и просила все переделать — да так активно, что в мгновение ока между матерью и дочерью разгорелся ожесточенный спор. Когда Катарина перешла на оскорбления, мать, гневно фыркнув, вышла. Дочь в мгновение ока все прибрала и пригласила мать посмотреть на результат. Та обняла ее и пообещала на следующий день свитер, который Катарина давно хотела.

Я неоднократно подчеркивал это в своих книгах, но считаю, что будет нелишним повторить: совместное проживание не может строиться на подкупе, потому что ребенок будет требовать новых вознаграждений. А если ему в них хоть раз отказать, он решит, что и стараться не стоит. Затем начинается знаменитая битва за власть («Мы еще посмотрим, кто из нас двоих победит!»).

Кто поощряет самостоятельность и помощь в домашнем хозяйстве (например, вынос мусора, стрижку газона и т. д.), сам же провоцирует у детей ожидание все новых и новых благ и, таким образом, обесценивает семейные отношения.

Уборка комнаты, помощь при сервировке стола, хорошая успеваемость — все это заслуживает положительного подкрепления, поощрения, небольшого материального вознаграждения, но лишь время от времени, в качестве сюрприза. Все же такие ситуации должны быть скорее исключением.

Помните: чувство принадлежности к семье развивается через активное взаимодействие. Тот, кто постоянно балует подростков материально (мы не говорим об уважительных причинах), лишает их возможности приобрести самостоятельный опыт, стать частью группы и несет ответственность за то, что личные отношения и процесс воспитания превращаются в оказание услуг.

«Мой сын хочет одежду известных марок!»

Особого накала споры достигают, когда речь заходит о модных брендах. Тут не может быть какой-то футболки — должна быть очень конкретная футболка; тут не подойдут любые кроссовки — нужны совершенно определенные… И у этих предпочтений есть своя цена. Ее платят родители, чтобы не казаться своим детям злыми и старомодными; цена, с помощью которой родители пытаются добиться гармоничных отношений.

Отцу Якоба есть что сказать по этому поводу: «У моего сына свои представления об одежде, обуви и школьной форме — он старается находить фирменные вещи. У „безымянных“ нет никаких шансов. Если я покупаю ему что-то такое, одежда тут же летит в угол. И я слышу лишь: „В школе я уже настоящий аутсайдер“ или „Ребята смеются надо мной“. Если я ему говорю: „У меня тоже раньше ничего такого не было. Я был рад, что у меня вообще есть пара ботинок“, — он только смеется и дерзко заявляет: „Но сейчас ведь уже не раньше“. Тут я бессилен. Я не хочу участвовать в потребительской лихорадке, но и постоянных дискуссий или насмешек над Якобом в школе тоже не хочу. Иногда я поддаюсь, веду себя непоследовательно и покупаю ему что-нибудь дорогостоящее. А потом расстраиваюсь и думаю, что не стоило».

Я прекрасно понимаю родителей, испытывающих противоречивые чувства. Воспитание в эпоху разнообразия и потребления, охвативших почти все сферы жизни, — задача не из легких: с одной стороны, вы хотите лучшего для своего ребенка, а с другой — чувствуете, что не в состоянии удовлетворить каждую его потребность.

Мой опыт таков: подростки умеют справляться с материальным разочарованием (некупленными фирменными джинсами, неподаренной компьютерной игрой), когда в семье царит эмоционально благоприятная атмосфера. Помните: отношения нельзя купить, они выстраиваются, проживаются. Конечно, дети видят трудности, с которыми сталкиваются родители. И коварно пользуются этой беспомощностью, доходя порой до шантажа: «Ты, наверное, больше меня не любишь!» или «А у всех остальных это есть!» Так они проверяют родителей на прочность. Это важная задача развития — умение терпеть материальные разочарования. Оно может сподвигнуть на поиски способов удовлетворения своих потребностей.

Конечно, фирменные товары привлекают подростков. С их помощью можно выразить себя и сепарироваться от родителей. Брендовая одежда — хотите вы этого или нет — является частью коммерциализированной молодежной культуры. Но родителям не обязательно разбираться в моде.

  • Проявите понимание к желаниям ребенка. Но дайте сразу же понять, что не готовы выполнять все его капризы.
  • Не нужно рассказов о том, что в юности вы сами жили весьма аскетично. Такие аргументы не убеждают, а вызывают сопротивление.
  • Договоритесь с подростком о том, какую сумму вы можете выделить на покупку. Ориентируйтесь на цены «безымянных» вещей.
  • Подумайте вместе с ребенком, как он может заработать разницу (например, карманные деньги, выполнение небольших поручений и т. д.). Мой опыт таков: подростки гораздо больше ценят вещи, в покупке которых участвовали лично. Эти предметы представляют для них серьезную ценность, их берегут, о них заботятся.

«Как хочу, так и буду выглядеть!»

Половое созревание выражается также в телесных и чувственных потребностях, в том числе в развитии сексуальности. Но сексуальные чувства, желания и стремления составляют лишь часть этих потребностей. Подростки демонстрируют изменения, которые их тело переживает в период полового созревания. Они выставляют себя, свое тело напоказ. Ничто не подходит для этого лучше, чем самостоятельно подобранные модные образы, прически или цвет волос. Внешний вид — идеальная возможность бросить вызов, спровоцировать родителей и поставить под сомнение их нормы красоты и эстетики. Подобные «выступления» накаляют атмосферу в семье, задают язвительный тон общению, приводят к оскорбленному молчанию или вызывают ощущение беспомощности у взрослых.

Мать тринадцатилетней Мануэлы рассказывает, что ее дочь заявила на днях, что планирует обрезать свои длинные светлые волосы. Ей захотелось сделать ультракороткую стрижку и добавить два фиолетовых локона. На испуганное «Но почему?» Мануэла ответила:

— Потому что все сейчас так делают!

— Кто все? — резко спрашивает мать.

— Ну, Сюзанна, Айрис… Все!

— Ну, знаешь, две девочки — это еще не все! — в голосе матери слышны слегка угрожающие нотки.

— О’кей, только две девочки! Но это выглядит очень круто!

За этим следует долгое обсуждение с приведением одних и тех же аргументов снова и снова. Мануэла высказывает свое мнение, мать — свое, хотя она призналась мне на родительском семинаре: «Я не могла ничего возразить дочери».

— И что же вы ей в результате ответили? — спрашиваю я.

Она размышляет:

— Ну, привела какие-то разумные возражения: «Подумай о своих красивых волосах» или «Ты их себе только испортишь!» — что-то в этом роде. Я даже угрожала ей. Но она только улыбалась, а я чувствовала себя совершенно глупо!

Несколько недель они разговаривали об этом — за завтраком, за ужином, при любой возможности опять возникал этот разговор. «Она еще не ходила в парикмахерскую, но что, если пойдет?» Мама Мануэлы закрывает лицо руками.

— Что вам рисует воображение? Как это все может выглядеть в худшем случае?

— Я боюсь, что все будут плохо обо мне думать и решат, что я не справилась с воспитанием!

— У меня все то же самое, — вмешивается в разговор мать пятнадцатилетнего Йонаса. — Сын хотел постричься налысо. Или сделать ирокез. Мы спорили постоянно — в результате Йонас только выбегал из комнаты, а я разочарованно молчала. Атмосфера все больше накалялась, пока однажды я не сказала: «Я больше ничего не хочу слышать о твоей прическе. Помешать я тебе в любом случае не могу. Мое мнение по этому вопросу ты знаешь. Давайте наконец поговорим о чем-нибудь другом».

— И? — с любопытством спрашивает мать Мануэлы.

— Пустое сотрясание воздуха, — говорит мама Йонаса. — Он не пошел в парикмахерскую. Но только мы забыли об этой проблеме, как он захотел берцы, как у скинхедов. Вынь да положь. Это никогда не закончится, — она задумывается на мгновение. — Но, во всяком случае, свой урок я усвоила!

Самостоятельность, самосознание, собственная идентичность формируются в первую очередь через телесное осознание. И это — как и весь процесс полового созревания — характеризуется крайностями: все становится пронзительным, чрезмерным, бросающимся в глаза, выходящим за рамки. Особенно тут достается родителям, олицетворяющим мир взрослых в целом: чем отчетливее подростки чувствуют, что родители воспринимают их телесные изменения только с точки зрения окружающих («А что скажут люди?»), тем сильнее они настаивают на экстравагантных способах самовыражения.

— Но что я могу сделать? — спрашивает мать Мануэлы.

— Проявляйте спокойствие, относитесь ко всему с пониманием. Но ни то, ни другое не имеет ничего общего с равнодушием и отказом от собственного мнения. Сформулируйте четко свою позицию, — советую я. — Скажите Мануэле, что вам не нравится такая стрижка. Но самое главное, дайте дочери почувствовать, что принимаете ее, что рады ей, даже если ее стрижка вам не понравится.

Когда мама возвращается домой с семинара, Мануэла сидит дома с коротко стриженными волосами лилового оттенка и горько плачет. «Я похожа на ведьму. Я никуда не могу так пойти». Чуть позже мама звонит мне: «Сначала я хотела сказать: „Вот видишь, я же тебе говорила“. Но я воздержалась, сделала глубокий вдох и обняла ее. Ей стало получше. Мы больше об этом не говорили, со временем краска вымылась, волосы немного отросли, и теперь она выглядит симпатичной и дерзкой».

Иллюстрация: Shutterstock / Vectorium