«В вопросе травли нет смысла работать с ребёнком, нужно работать с родителями»
«В вопросе травли нет смысла работать с ребёнком, нужно работать с родителями»
Опыт школьной травли переживал почти каждый — либо в качестве жертвы, либо агрессора. Либо в числе «молчаливого большинства», которое этому не препятствовало или даже поощряло. Природа буллинга — абсолютно иррациональна, и его жертвой может стать любой. Педагог, основатель школы «Апельсин», блогер и отец троих детей Дима Зицер рассказал «Мелу», что делать родителям агрессоров и жертв травли и как научить ребёнка доверять вам.
Унижение сильного слабым
Самая распространённая ситуация буллинга — когда старшие обижают младших. Она укладывается в схему того, что называется дедовщиной. «Я сильнее, и я в этот момент могу понукать и помыкать более слабым» — с этой моделью разобраться довольно-таки просто, потому что её причины видны как на ладони.
Детско-взрослые отношения устроены так, что пока человек растёт, в большинстве случаев он испытывает на себе действие именно этого принципа — «побеждает сильнейший»
Тот, кто сильнее, может сказать тому, кто слабее, как себя вести, что надеть, как разговаривать, что любить и что не любить, какую музыку слушать и что не слушать.
В тот момент, когда ребёнок набирается силёнок, он начинает это экстраполировать дальше. Потому что это его самый главный инструмент. Это инструмент, который он изучал всё своё раннее детство, он его хорошенечко изучил, и пошло-поехало. Дальше это будет проявляться в семье, будет проявляться по отношению к жене, к детям или к мужу — в зависимости от расстановки сил в семье. Хорошего в этом ничего нет, но мне это представляется очевидным. «Я — взрослый, я — сильный, я тебе скажу — ну-ка принеси мои тапки! И попробуй мне не принести, тогда я тебя унижу, я тебя оскорблю, я тебя побью, я тебя заставлю».
Типичные ошибки родителя
Если я понимаю, что мой ребёнок жертва, то дальше как у Борхеса в «Саду расходящихся тропок»: как я это обнаружил — случайно или нет? У нас доверительные отношения или мне рассказали?
Все истории разные, но во всех историях ответ один: я должен быть на одной стороне со своим ребёнком и быть ему каменной стеной, насколько это возможно. Именно поэтому весь вопрос, как я про это узнал. Мне выдали тайну моего ребёнка или я узнал сам? Если мне выдали тайну, мне сложнее быть явной каменной стеной. Если он сам попросил у меня о помощи или я об этом узнал, тогда понятно, что я могу быть стеной на 100%.
В любом случае быть на одной стороне с ним — это самая естественная и понятная вещь. Речь идёт о моём любимом человеке, которому плохо
Но тут есть целый набор ситуаций, когда взрослый оступается. Например, когда мы говорим про буллинг, взрослые очень часто ищут причину агрессии, подобно тому, как это делает жертва изнасилования: «Я сама виновата, что пошла в короткой юбке». Это же полная чепуха: каждый человек имеет право носить ту юбку, которую он хочет, и ходить в ней там, где считает нужным. С буллингом ровно то же самое — очень часто нет никакой причины. Почему? Очень часто более сильный обижает более слабого просто так. Потому что пробует силушку свою, потому что в определённый момент хочет выглядеть определённым образом перед окружающими. И абсолютно всё равно: я не вовремя встал или я уронил чайную ложку — я всё равно своё получу. В этом смысле буллинг не имеет причин, потому что он абсолютно иррационален.
Самое странное, что здесь может сделать взрослый, и самое неверное — это сказать: «Ну давай поищем причину. Посмотри, ты же действительно плохо причесан, это же так». Или: «Ты же действительно не выучил стихотворение, другие дети услышали, стали смеяться и сделали тебя изгоем». Причина не в нём.
Что нужно изменить дома
До определённого возраста нет смысла вообще работать с ребёнком, нужно работать с родителями. Это имеет очень понятные обоснования: тому, что ребёнок делает, он должен был где-то научиться. Почему-то очень часто большинство взрослых говорит: «Да, положительный пример — это вещь очень важная, а вот драться или орать на другого он научился сам, это не пример, это от природы». Это полная чепуха.
Подобно тому, как мы учимся есть ложкой или вилкой, подобно тому, как мы учимся ходить на горшок, мы учимся взаимодействовать с другими людьми.
Если у меня дома постоянно мама орёт на папу, папа орёт на маму, и все орут друг на друга, я могу очень страдать от этого как ребёнок, но эту модель я впитаю
И у меня есть два выхода из этой ситуации: либо я становлюсь таким же, либо меня настолько от этого тошнит, что я замыкаюсь и ухожу в невроз другого типа.
Если постараться изменить эту модель дома, удивительным образом она довольно быстро поменяется и у ребёнка. И так про всё. Даже в переходном возрасте воплощение простой рекомендации: перестаньте её или его гнобить — приводит к удивительным чудесам. Нужно подавать положительный пример: смотреть хорошее кино, заниматься собой, спортом, но при этом не влезать в его жизнь.
В этот момент молодой человек 12-15 лет начинает постепенно понимать, что можно просто жить, что можно не тратить огромное количество времени на защиту. Или «я могу просто жить, не доказывая своё существование каждые несколько минут или каждый день. Не жить по принципу: если я сегодня никого не унизил, значит, меня нет».
Нужно говорить ему: старик, ты и так есть, ты замечательный, ты чудесный, всё в порядке, мы тебя видим, не нужно кричать, чтобы мы тебя услышали
Это и про дом, и про школу. Правда, в школе всё сложнее, потому что российская школа в большинстве случаев сегодня построена именно так: я должен постоянно доказывать, что я есть. Вся система оценок так устроена, что внешний мир, причём субъективно, оценивает тебя.
Если ваш ребёнок — агрессор
Мне три дня назад пришло письмо от незнакомого человека: «Я увидела своего ребёнка в ситуации, когда он подавлял другого». Мама в ужасе пишет и спрашивает, что делать.
Это сложнейшая ситуация. В обществе всё ещё бытует идея о том, что ребёнок должен быть сильным, должен уметь за себя постоять — вся эта мантра поддерживается родителями. И в тот момент, когда другому родителю говорят: «Слушайте, ваш сын держит в страхе компанию младших ребят» — он отвечает «Какой же молодец, хорошего сына я воспитал».
Но и в этой ситуации главный совет, который я даю всегда: встать на сторону своего ребёнка, даже если он агрессор. Это не значит сказать: «Умница, ты агрессор, ты молодец». Это значит сказать: «Да, я на твоей стороне, но ты попал в беду, и давай мы поймём вместе, как из этой беды выйти».
Человек не становится агрессором, потому что ему хорошо жить. Все агрессоры становятся агрессорами только потому, что их жизнь была изломана
Классический пример — это Сталин и Гитлер. Одного все детство лупили, другого в детстве не лупили, но зато ему доставалось, когда он был старше. И там, и там — это пружина, которую долго-долго сжимали, и которая распрямилась. Поэтому, если я настолько тонок как родитель, что готов принять свои родительские ошибки и способен сказать, «Слушай, да, мы в это зашли, я это упустил, прости, теперь мы вместе будем из этого выходить» — честь и хвала. Но сказать, что я верю, что так часто бывает, к сожалению, не могу.
Большинство агрессоров знают, что они поступают нехорошо. В глубине души у агрессора дремлет уголёк «что-то здесь не так»
Неслучайно большинство ситуаций унижения сверстника происходит за школой, за гаражами, за железной дорогой, не публично — «я понимаю, что я должен это прятать от взрослого мира». До поры до времени, конечно, пока я сам не стану настолько сильным и настолько взрослым, что я этому взрослому миру верну всё от начала до конца — впрямую, издеваясь уже над окружающими, над собственными детьми.
Взрослые чаще всего узнают об этом случайно. И хорошая ситуация, если они приходят в ужас и считают, что дальше это надо исправлять. Чтобы исправить, нам надо успокоиться, понять, хорошо подумать, выбрать правильный момент для разговора. Не момент агрессии, а момент абсолютного спокойного поля, когда мы можем про это говорить и когда мои слова будут восприняты по-человечески, не как агрессия в свою очередь. Но это ситуация полуутопическая.
Я не верю в то, что у инициатора агрессии дома тишь, гладь, божья благодать и по отношению к нему не было никогда агрессии проявлено.
О виктимном поведении
Поведение жертвы — это обвинение из разряда короткой юбки, но под ним есть какое-то основание. Изначально в какой-то ситуации унижения это было обвинение из разряда: «Ты вёл себя нехорошо, был нехорошим мальчиком, ты не доел суп».
Или такая постоянная мантра «сколько тебе можно говорить». Или «все дети молодцы, а ты неизвестно что» и так далее. А дальше начинается следующий виток: «Ты знаешь, почему ты сейчас плачешь? На самом деле ты плачешь потому, что ты меня вчера не послушал». То есть повышаем градус, я уже становлюсь Богом. Вслушайтесь — «я знаю, почему ты плачешь» — это вообще полный бред, это совершенно галлюциногенная ситуация, а мы это произносим на ходу и убеждаем человека в этом. От этого психология жертвы проявляется всё больше и больше.
О молчаливых посредниках
Надо ещё сказать про такую фигуру, как «молчаливый посредник» — а этого бывает сколько хотите. Сильный мальчик или сильная девочка говорят: «Окей, вот наша жертва агрессии, мы станем её унижать, а ты мне будешь помогать». В этой ситуации возникают, условно говоря, «приспешники». А приспешники эти могут оказаться людьми совершенно нейтральными, не агрессорами.
Они могут оказаться людьми, которые по той или иной причине оказались в этой ситуации. Оказались они в ней по причине ли того, что они хотят завоевать уважение сильного, или по причине того, что они в какой-то момент почувствовали какую-то конфликтную динамику, и она им стала интересна, или, может быть, у них есть какие-то личные отношения с жертвой. Или я мог просто оказаться в этой компании и ещё не способен понять, что это не игра, и тогда я, мальчик-девочка семи-девяти-пятнадцати лет, очутился в этой ситуации случайно, а потом не знаю, как из неё выбраться.
И вот эта штука интересная и опасная, и здесь точно нужна наша помощь. Потому что они оказались в водовороте этом и не знают, как поступить. Как выйти из этого? Здесь надо переходить к более общим вещам.
Родителям не нужно умничать на каждом углу, а признать очевидные факты: мы не знаем, как устроено сегодняшнее детство, мы с вами не были в таком детстве.
У нас в детстве не было компьютеров, у нас в детстве не было такой сложной системы координат, которую завязали социальные сети, и так далее
Если мы этого не знаем, нам надо исследовать это вместе с детьми. Сделать так, чтобы они нас пустили в эти поля. А как это сделать? Мы растём вместе, мы наблюдаем этот мир вместе, мы изучаем его вместе. Я не заявляю свою монополию как взрослый мужик, который говорит: «За компьютером можно сидеть полчаса в день». Откуда я это знаю, если не секрет? Это кто мне сказал такое? Никто. В данный момент это мой личный ужас. У него такое есть, я не знаю, как этим управлять, паника, пошло-поехало, и я в какой-то момент закрылся, а он поплыл один.
Помогу я ему, только если он будет знать, что дома у него есть тыл, то есть место, куда он придёт и скажет: «Папа, я оказался в странной ситуации, помогите мне её разрулить»
Возникнуть может такая ситуация только в случае, если дома у него есть такая модель, когда мама (или папа) приходит и говорит: «Слушай, старик, сегодня у меня такая штука произошла странная на работе…».
Я понимаю: то, что я говорю, для многих читателей звучит как-то странно. А вы попробуйте. Это очень прикольно. Это меняет всю иерархическую систему «я управляю — он подчиняется». В иерархической ситуации «я управляю — он подчиняется» буллинг будет всегда, потому что это будет реакцией на эту самую иерархию.