В книге «Истории для маленьких мечтательниц» рассказаны истории Людмилы Улицкой и других замечательных женщин, которые смогли изменить, прогнуть, вдохновить этот мир. А в наших «Правилах воспитания» — более личные откровения. Писательница честно говорит о родительских рефлексиях, подзатыльниках и дружбе с уже взрослыми сыновьями Петром и Алексеем.

1. Семья моя была вполне советская, но это не означало принятия советских традиций. Никакого 7 ноября или Первомая у нас дома не отмечали. Пока был жив прадед, сохранялись остатки еврейских традиций. Я помню, как в доме праздновали еврейскую пасху — Песах. Прадед читал молитвы на иврите, его сыновья почтительно слушали, внуки уже ни слова не понимали, а я была первой правнучкой в его семье. И прадед мне Библию пересказывал по-русски. Собственно, он и был единственный верующий человек в семье, и теперь я думаю, что он был праведник. Молился, завернувшись в талес, белое в полосках молитвенное покрывало, и писал комментарии к Библии. В жизни был кротким и абсолютным бессребреником. После смерти прадеда его дети, мой дед с братом, Пасху уже не отмечали.

2. Моя мама считала, что я очень талантлива и, когда вырасту, непременно стану доктором наук. Доктором наук я не стала, а ее преувеличенное представление о моих способностях меня только поддерживало. Мама вообще была такая прелестная, добрая и весёлая, что я могла бы только мечтать, чтобы у меня был такой нрав, как у неё. Она, к несчастью, умерла довольно молодой, а с папой таких близких отношений у меня не было.

3. Материнство отнимает много сил, времени, и трудно выстроить такой баланс, чтобы разумно разделить время на «детское», «рабочее» и «личное». Я знаю, что детям своим многого недодала. Они, к счастью, гораздо лучшие родители, чем я была. Но про родительские страхи я ничего не знаю — их не было, я никогда не боялась «потерять себя» из-за того, что стала мамой.

4. Мне кажется, что я сыновьям ничего не запрещала. У нас всегда были такие хорошие отношения, что мы шли друг другу навстречу. Сейчас я знаю, что какие-то вещи они скрывали от меня. Возможно, правильно делали. Я оставляла им возможность не выворачивать себя наизнанку. У ребёнка тоже должно быть личное пространство в то время, когда ему этого хочется.

5. Оба раза, когда я ходила беременной, я была уверена, что у меня родятся мальчики. Я должна признаться, что, в общем-то, мне мальчики нравятся больше, чем девочки. Когда-то я сформулировала это ощущение таким образом: когда во взрослом мужчине проглядывает мальчик, это очень симпатично, а когда в маленькой девочке проглядывает баба, это совершенно не симпатично. Вот этого я и боялась в девочках. Есть ещё одна особенность семейная: дело в том, что я единственная девочка в семье на три поколения, до меня рождались двенадцать мальчиков. Теперь, правда, у меня есть внучка Марьяна, и она как раз очень «мальчиковая» девочка: занимается шахматами, боевым каким-то искусством, и в ней полностью отсутствует кокетство. Она мне нравится.

6. Я всегда читала сыновьям то, что сама любила. Они были довольно маленькими мальчиками, когда я укладывала их на тахте, сама в середине, между ними, потому что они все время норовили подраться, и читала им бесконечно — от Гоголя и Толстого до Булгакова. Были (и до сих пор есть) в доме и мои детские книжки — и сказки разных народов, и Киплинг, конечно, и те западные новинки детской литературы, которые постепенно до нас доходили. Я и сама много написала всяких детских книжек и стихов, когда дети были маленькими. Для них. И вместе мы часто что-то сочиняли, а потом я многое публиковала.

7. Я пыталась дать детям противоядие тотальному оболваниванию, проводимому в советских школах. Когда семилетний сын принес мне из школы первый стишок про Ленина, я спросила его: знает ли он слова, которые написаны на заборе? Он смутился и сказал, что знает. «Смотри, вот ты эти слова знаешь, а дома их никогда не произносишь. Вот и с этими стишками пусть будет то же самое: в дом их не заноси».

8. Рефлексии на тему «Я плохая мать» у меня были, сколько угодно. Я же была разведена, помощи не было никакой, ни бабушек, ни мам, ни нянь. Дети ходили в детский сад, который считался хорошим, — в писательский. Иногда я их и ночевать оставляла — там была пятидневка. Но обычно всё же забирала. Они ездили на лето с детскими садами и пионерскими лагерями. Потом я их мазала керосином и выводила вшей. Нет-нет, я и на юг с ними ездила, но это на один месяц, а на всё лето не могла. Но кое-как я справилась. Сыновья считают, что я была хорошей матерью, но я в этом не уверена.

9. Не помню, чтобы мне приходилось детей наказывать. Да, могла треснуть по макушке, разозлившись, но это было редко. Мы умели договариваться, притом что я мало их ограничивала. Плюс тогда был двор, социализация происходила в основном там, и это было очень интересно. Какие-то функции воспитания он брал на себя.

10. Дружба между детьми и родителями ещё как возможна! Это и было моей главной родительской задачей — чтобы сыновья выросли и стали моими друзьями. Мне кажется, что хорошие отношения с выросшими детьми — то, к чему нужно стремиться. Ведь ребёнок вырастает, становится взрослым, и это важно, чтобы отношения «мать — ребёнок» перерастали в отношения друзей, единомышленников. У нас так и получилось. Чему я бесконечно рада.