«Мам, ты Гермиона Грейнджер моей жизни»: правила воспитания директора Музея криптографии Лидии Лобановой

«Мам, ты Гермиона Грейнджер моей жизни»: правила воспитания директора Музея криптографии Лидии Лобановой

«Мам, ты Гермиона Грейнджер моей жизни»: правила воспитания директора Музея криптографии Лидии Лобановой

Лидия Лобанова — директор Музея криптографии, соавтор образовательного проекта для подростков «Каскад» и мама 13-летнего Назара. Лидия поделилась с «Мелом» своими правилами воспитания и рассказала, почему не ставит перед собой задачи быть хорошей мамой и в чем, по ее мнению, заключается главный урок материнства.

1. Осознание того, что я стала мамой, пришло ко мне только спустя полтора года после родов. Все говорят, что после рождения ребенка становишься другим человеком и что всё кардинально меняется. В моменте же это совершенно невозможно осознать. Когда у меня родился сын, я пыталась жить прежней жизнью. Даже на первый телефонный звонок в роддоме я по привычке ответила: «Фонд развития Политехнического музея, здравствуйте» (тогда я работала в Политехническом музее).

Осознание того, что теперь всё иначе, пришло ко мне только спустя полтора года. После сложного рабочего дня, в течение которого буквально всё шло не по плану, уставшая и опустошенная, я приехала домой и набрала себе ванну. Назар почему-то еще не спал и вдруг пришел, залез ко мне (чего никогда раньше не делал), сел напротив и начал брызгать в меня водой до тех пор, пока я не начала улыбаться. В этот момент я вдруг осознала, что все имеют в виду, когда говорят, что после рождения ребенка становишься другим. На свет появляется человек, с которым у вас формируется особая, необъяснимая связь — в полтора года он еще не говорил, но уже понимал, что со мной что-то происходит, и пытался меня поддержать.

© личный архив Лидии Лобановой

2. Семья для меня — это одна из главных ценностей. Моя мама из Беларуси, и на все праздники у нас была традиция ездить к бабушке в деревню в Гродненской области. Еще туда приезжали четыре маминых сестры с семьями. Было шумно, весело и тесновато в маленьком деревянном доме для такой компании, но именно эти моменты сформировали во мне трепетное отношение к семейственности. Сейчас мы редко видимся, потому что живем далеко друг от друга, но семья — это когда вы вместе, несмотря на физическое расстояние. Хотелось бы, чтобы и у сына сохранилось такое же отношение к семье.

3. Нужно давать ребенку возможность узнать о жизненном опыте родителей. Чтобы сохранять правильный уровень близости, я считаю важным рассказывать ребенку, как я жила. Например, у нас есть ежегодная традиция приезжать в дом, в котором росли мой отец и дядя, а маленькая я гостила каждое лето: там стоят кружки, из которых я училась пить, на дверных косяках стоят метки, как рос папа, на стене написаны слова моего дяди «Валерка дурак». Это маленький деревянный домик на границе Кировской и Нижегородской областей, который мой дедушка построил после того, как вернулся с войны. Он стоит посреди соснового леса, там нет инфраструктуры, больниц, там никто не живет — только папа раз в год на месяц приезжает присмотреть за ним. Мы с сыном тоже стараемся приезжать туда хотя бы на три дня, и наш путь до этого места — целый ритуал. Мы доезжаем на поезде до райцентра, ждем электричку, потом едем до станции, где нас на «Ниве» встречает мой папа. Там мы ходим на кладбище и вспоминаем всех родственников, ездим на реку и на берегу реки разжигаем костер, жарим хлеб, сосиски и делаем речной чай. Эта традиция нужна для того, чтобы поймать момент и дать Назару возможность соприкоснуться с моим жизненным опытом.

4. Я учу ребенка действовать и брать за это ответственность. Я работаю с подростками и много знаю про их психологию и про то, как они устроены, но, когда речь заходит о моем сыне, я не всегда могу распознать проблему. Жизнь — всегда сложнее, чем конструкты и теоретические знания. Конечно, как родителю мне очень трудно принять, что путь ребенка — его путь и что есть только примерно 20%, на которые можно повлиять, но я стараюсь. Самое главное, что я могу сделать для сына, — научить его принимать решения и брать за них ответственность. Приведу самый простой пример. В детстве Назар любил залезать на высокие конструкции, и я никогда его туда не подсаживала и не снимала. Да, страховала, но он всё делал сам. «Если ты не можешь туда залезть — значит, тебе туда не надо», — говорила ему я.

© личный архив Лидии Лобановой

5. Телефон и социальные сети — неотъемлемая часть современного мира, и я ничего с этим не сделаю. Мой сын активно пользуется телефоном и может просидеть 4 часа за компьютером, но он так же спокойно может отложить смартфон и провести со мной 6 часов на берегу Балтийского моря без связи. Я считаю, нет смысла ставить Назару блок на соцсети. Это чревато тем, что после 18 лет для него откроется мир, к которому он будет не подготовлен. Гораздо лучше не запрещать, а учить правилам поведения в цифровом мире — учить ребенка анализировать и ставить под сомнение всё, что он там видит. Например, когда сын показывает мне видео из тиктока про то, что какой-то там человек поставил рекорд и переплыл океан, я спрашиваю у него, насколько это реально, какое там расстояние, погуглил ли он дополнительную информацию в интернете, прежде чем безоговорочно верить в этот факт. После таких разговоров сын часто говорит мне: «Мам, ты Гермиона Грейнджер моей жизни».

6. Если я буду говорить сыну читать книжки, а сама не буду этого делать, как он заинтересуется? Чтение как практику я считаю важной. Назару нравится читать, особенно комиксы, и он до сих пор любит, чтобы книги почитала ему я. Конечно, сейчас Назар читает не так много, как раньше, но вместо назидательного тона: «Ты не читаешь — это плохо», — я стараюсь создавать ситуации, в которых он сам захочет это делать. Например, мы ходим в атмосферные книжные и физически соприкасаемся с книгами: выбираем их, листаем, смотрим картинки, обсуждаем, пьем кофе. Это очень классный опыт. Кроме того, я сама стараюсь больше читать — взять книгу в самолет или в поездку на выходные. Честно признаться, это требует отдельных усилий, но этим действием я подаю пример своему ребенку. Потому что, если я буду говорить ему читать или, опять же, не сидеть в телефоне, а сама буду это делать, какой тогда в этом смысл?

© личный архив Лидии Лобановой

7. И взрослый, и ребенок должны учиться постоянно задавать себе вопрос «А что важно мне?». Когда Назар еще ходил в детский сад, мы с ним обсуждали планы на выходные, и я спрашивала у него, что он хочет делать. Вдруг он подошел ко мне и спросил: «А что хочешь делать ты?» Я удивилась этому вопросу и задумалась над своими желаниями. С того момента мы всегда договариваемся о совместных планах. Например, прошлой осенью ездили во Францию и делали всё, что хочет Назар: смотрели Эйфелеву башню, «Мону Лизу». Потом поехали в Венецию, где я сказала: «Назар, биеннале — это мой Диснейленд, моя мечта». Сын такой: «Мам, ни слова больше», — и прошел со мной все павильоны.

Почему меня так удивил вопрос Назара, чего хочу я? Потому что, когда речь идет о проектной деятельности, всегда есть какой-то внешний заказ: в школе и университете это школьная программа, потом стажировка, работа. Как будто за всем этим многие пропускают момент, когда ставят себя на позицию заказчиков и задаются вопросом: «А что важно и интересно мне?» В частности, наш образовательный проект для подростков «Каскад» — как раз про такой момент и про поиск собственного интереса. В июле у нас будет недельное обучение, на котором подростки смогут потренировать этот навык — умение думать о своих интересах — и попробовать себя в разных сферах.

8. Я показываю ребенку разную жизнь. Например, четыре года назад у нас было шестинедельное путешествие на машине до Владивостока, а оттуда мы слетали на Камчатку. Это был очень важный для нашей семьи опыт, со всеми вытекающими из него разговорами — например, про многонациональность нашей страны, после того как в Бурятии Назар, дергая меня за юбку, шепотом спросил: «Мам, а мы всё еще в России?»; про географию, после того как мы в Благовещенске сидели на берегу Амура и смотрели на Китай; про промышленность, после того как мы съездили на Демидовский завод в Нижнем Тагиле. Вообще про всё — экономику, природу и, самое главное, про то, как по-разному устроена жизнь и города. Мой сын родился и растет в Москве, важно ему это показывать.

© личный архив Лидии Лобановой

9. Мир вокруг устроен такими же людьми, как я, которые просто решили, что будет так. Эту очень важную вещь я поняла в процессе обучения в магистратуре Шанинки. Во время поездки до Владивостока мы с Назаром заходили в разные музеи, где сын говорил: «Мам, научи их делать музеи, как ты, — прикольно». Я объясняла ему, что музеи, как и люди, должны быть разные — с разными ценностями, визуалом, идеями. Например, когда мы создавали Музей криптографии, перед нами стояла задача задать вариант новой нормы, что поход в музей — это не скучно, не страшно и доступно для подростков. И у нас получилось. В нашем музее можно трогать экспонаты, у нас не ругают, если ребенку захочется лечь на пол, и, если во время экскурсии сложно сосредоточиться, разрешают сходить в кафе. Дети уйдут из музея с новым опытом — поймут, что сходить в музей — это совсем не скучно.

10. Проблема в том, что образовательная система не успевает трансформироваться под изменяющийся мир. Нужно дать возможность получать образование параллельно с работой, при этом чтобы одно не мешало другому. Пока у нас это несочетаемо. Например, когда я училась в юридическом и мне нужны были деньги, чтобы поехать на стажировку в Швецию, я работала ночным продавцом в супермаркете, потому что не готова была жертвовать учебой. У моего ребенка есть запрос на работу уже сейчас — в прошлом году он нашел объявление и за деньги гулял с собакой. Я поддерживаю его в этом желании. Мне кажется, пробовать себя в разных профессиях — круто, и в этом смысле я учу Назара дестигматизировать работу. Одну и ту же профессию можно ведь делать по-разному, будь то продавец или юрист. Всё зависит от человека и его отношения.

11. Такого понятия, как «наказание», в нашей семье нет. С Назаром может быть неловкий, строгий разговор (как правило, только на тему вранья), и это будет им воспринято как наказание. А забирать телефон, ставить в угол или еще что-то — такого нет.

© личный архив Лидии Лобановой

12. Отсутствие правил дома и есть наше главное правило. Когда я готовилась к интервью, я спросила у сына, какие правила воспитания в нашей семье он бы назвал. Назар не понял и сначала перечислил характеристики: «Прямые, жизненные, не строгие, но и не нежные, иногда угрожающие (видимо, это про те моменты, когда я говорю ему, что отправлю в кадетский корпус, если он не будет учиться)». Потом немного подумал и сформулировал сами правила: «Учеба на первом месте, сначала уроки — потом ноут; разобрать посудомойку; вынести мусор и потом делать всё остальное. Маму лучше слушать, и если плохо, то лучше сразу ей об этом сказать. А так у нас и правил дома немного». Кажется, последнее — и есть наше главное правило.

13. Как взрослый человек, я не имею права обижаться на своего ребенка. Я могу только объяснить, что некоторые слова и поступки могут что-то разрушить в наших отношениях. Например, что за бурной реакцией на его оценки стоит страх того, что я как родитель не смогла дать ему каких-то возможностей, из-за чего он может не реализовать свой потенциал. Но это мой страх, не его. Вот это важно проговаривать.

14. Экологичное совмещение работы и материнства невозможно. Скорее, это бесконечный поиск баланса между одним и другим. Иногда я посвящаю больше времени работе, иногда — наоборот. У меня нет какой-то определенной системы, как совмещать эти вещи. Я точно знаю, что очень важно всегда замечать настроение ребенка, помнить о значимых для него вещах. Я знаю, что Назару важно со мной поболтать или, отключившись от всего, вместе поиграть в настолки. Эти ситуации можно создать, если я дома. Еще я считаю важным создавать моменты спонтанности. Как-то в пятницу я забрала Назара из школы со словами: «Завтра мы летим смотреть на Уральскую индустриальную биеннале!» В общем, нам не бывает скучно, и в этом смысле мой ребенок — лучший partner in crime.

© личный архив Лидии Лобановой

15. Я не понимаю, что значит фраза «устать от материнства». Я не хочу быть «хорошей» мамой, я хочу быть той, к которой мой ребенок может прийти в любой ситуации. Один из принципов, которых я придерживаюсь, сформулировал бизнес-консультант Ицхак Адизес. Он звучит так: «Если у вас есть проблема — значит, вы всё еще живы». Жизнь — бесконечное решение сложных ситуаций, которые не возникли бы, если бы вас не было. И в этом смысле, мне кажется, надо пересмотреть отношение к жизни, и в частности к материнству. Материнство — бесконечное, потрясающее приключение. Это как книжка с картинками, в которой только от вас зависит, что будет на следующей странице.

Обложка: © личный архив Лидии Лобановой