Прошлой весной мы уже пытались разобраться, что такое службы примирения, призванные помогать московским школьникам решать конфликты. Семейный консультант-коуч, игропрактик, создатель телеграм-канала поддержки «Открытое сердце» Мила Новиченкова поговорила с руководителем Городской службы примирения ГППЦ ДОНМ Антоном Коноваловым о том, как этот проект работает на практике.

— Чем занимается Городская служба примирения?

— Мы решаем конфликты, возникающие в школах, с помощью методов восстановительной медиации. Это не просто разрешение споров в обычном понимании — часто в наших кейсах не бывает споров между обидчиком и жертвой, оба могут быть согласны, что произошла, скажем, кража или драка. Цель для нас — не обмен извинениями, на чем часто фокусируются представители школы. Мы понимаем примирение как исправление и заглаживание причиненного вреда.

В отличие от классической медиации, наша работа предполагает и воспитательный элемент, и последующую нормализацию отношений. Это очень важно для работы с детьми в школе.

Предположим, мальчик дразнил девочку, и после этого кличка приклеилась к ней и теперь ее дразнит весь класс. Обмен извинениями не исправит эту ситуацию, и мы предлагаем обидчику подумать и предложить решения для обсуждения, как прекратить развернувшуюся коллективную травлю в результате его действий — хоть, возможно, и непреднамеренных.

Мы смотрим на решение конфликта между людьми как на восстановление разорванной «социальной ткани», и стремимся к активному участию в этом в противовес «пришиванию заплаток» из работы специалистов.

— В ряде конфликтов «проблемного» ученика просто пытаются убрать из класса…

— Примерно половина наших случаев — это, действительно, ситуации, когда от неугодного ученика просто пытаются избавиться. Ребенок, и правда, может вести себя деструктивно, поэтому основания для такой ситуации есть. Школа говорит: «Он дерётся, кусается, мешает нам, уберите его». А родители говорят: «Мы никуда не уйдём. Почему мы должны уходить?»

В таких ситуациях приглашают Городскую службу примирения для организации диалога между всеми участниками конфликта. Нам важно, чтобы никто никого не изгонял, если на то нет официальных медицинских и юридических оснований. Но такого почти нет, и, как правило, это ребёнок из массовой школы. При этом мы не занимаемся перевоспитанием или исправлением поведения детей, мы организуем коммуникацию и взаимопонимание, в котором участники могут сами найти устраивающее всех решение.

Иногда обращается школа. Часто мы приходим, когда конфликт из простого «кто кого толкнул или обозвал» начинает разрастаться сначала в детских чатах, потом во взрослых с участием родителей и учителей. И вот уже поднимается целый пласт педагогических и социальных проблем.

— Как конкретно вы работаете, если вас просят помочь в решении конфликта?

— Мы работаем через разбор конкретных ситуаций. В примирении мало извиниться. Должно быть действие. Основная идея — собраться вместе, никого не клеймить, не обесценивать, не изгонять и разговаривать уважительно, так, чтобы каждый мог услышать каждого и вместе найти решение, которое всех устроит.

Стороны должны назвать, что для них важно. И — симметрично — услышать, что важно для другого. А дальше сделать что-то, чтобы исправить негативные последствия конфликта.

Служба примирения не занимается примирением в том смысле, в котором это обычно понимают в школе, когда учитель призывает виновного извиниться и, получив извинение — часто формальное или смущенное, — объявляет примирение состоявшимся. Зачастую в школе детям предлагается пожать руки и больше так не делать, потому что так сказал учитель. Ну какое же это примирение?

С точки зрения конфликтологии эта ситуация не «выигрыш-выигрыш», потому что нельзя сказать, что оба ребёнка поняли ситуацию, поняли друг друга и остались довольны. Здесь скорее «проигрыш-проигрыш», потому что, мне кажется, тут уже взрослые вступают в конфликт с детьми с позиции силы и власти, хоть и действуя во благо.

Мы ведем речь не про прямые извинения, а про нормальную взрослую позицию — исправить негативные последствия своих действий. И это больше, чем просто озвучить эмоции и сказать, кто кого обидел.

— Что вы предлагаете детям в таких ситуациях?

— Когда приходит служба примирения, наша задача — сделать так, чтобы участники конфликта сели и нашли решение сами. Даже скорее не нашли, а в диалоге сами разработали решение именно для своей ситуации. А мы создаем условия для появления этого «социального изобретения». В том числе и через людей, которых нужно будет к этому привлечь.

— Например?

— Нам важно, чтобы ребенку не просто взрослые сообщили, как делать правильно, но чтобы он сам захотел делать правильно. Например, можно просто сказать: «Сдерживай себя». Но даже не у всех взрослых получается себя сдерживать, а как это делать детям с их подвижной психикой? Поэтому нужно предлагать как минимум какие-то конкретные техники, даже очень простые — кулачки сжать и считать, например. Или кто-то делает семь вдохов, потому что слышал, что самурай делает 7 вдохов, чтобы принять решение.

Мы спрашиваем условного Петю, кто бы мог ему помочь, с кем бы он хотел обсудить этот вопрос

И Петя может назвать, например, своего тренера по айкидо, потому что тот постоянно говорит ему, как себя надо держать в контроле. Тогда мы просим Петю переговорить с этим тренером к нашей встрече и попросить его совета. Это значимый человек для Пети, он его уважает и поэтому принимает его совет.

И этот совет становится стимулом к действию. Потому что одни и те же слова моими устами, устами учителя и устами тренера будут звучать совершенно по-разному.

Поэтому мы привлекаем не только родителей, учителей, но и таких вот значимых для детей взрослых. И дети с большей охотой делают то, что им посоветовал такой взрослый. И да, это не обязательно должен быть человек с психологическим образованием. Это может быть учитель музыки, воспитатель продленки, библиотекарь. Или даже школьный охранник: есть такие охранники, у которых с детьми складываются дружеские отношения.

— Надо ли учить детей «правильно» ссориться?

— Надо учить детей конфликтовать. Вроде бы это удивляет: мы же за бесконфликтную школу. Но если постоянно ребенка учат «не конфликтуй, отойди, уступи, не мешай, отдай более слабому то, что он хочет», то наступает момент, когда он взрывается, потому что ну сколько можно терпеть?

Мы учим детей конфликтовать, чтобы они могли добиваться своих целей, не причиняя вреда окружающим: не делая больно, обидно и не заставляя страдать. Это совсем другая мотивация.

Конечно, проще всего прийти к формулировкам типа «я буду ее избегать, а она больше не будет ко мне лезть». Это путь легкий, но не результативный.

В жизни кто-нибудь когда-нибудь точно будет к тебе лезть: на улице, во дворе, в школе. Мы не в раю

Как сделать, чтобы к тебе не лезли, не применяя при этом насилие? Как ответить, какими словами, чтобы насмешник перестал смеяться? Эти вопросы, кстати, и педагогов в тупик вставят.

В разрешении конфликтов нет простых ответов, лайфхаков. Есть целая область, называется «ассертивное поведение». Там нет универсальных рецептов, но можно найти решение для конкретных Пети и Маши. Это решение может меняться еще и в зависимости от возраста: в девятом классе это будут одни методы, а в 11-м, возможно, понадобится что-то другое.

— А еще примирение не случается по щелчку, оно требует времени и погружения.

— В этом основная сложность: примирение действительно требует глубокого погружения в проблему, чего на практике в школах не происходит.

В школе любят быстрое «примирение» в смысле «мирись, мирись, мирись и больше не дерись». Детям просто объявляют, что они оба виноваты в конфликте. А дальше предлагается пожать руки и помириться, потому что так сказал учитель. И всё, мол, вон из кабинета и больше так не делайте под угрозой постановки на учёт.

На днях была ситуация: написал родитель. Ребёнок 5-го класса плохо себя вёл. Пришёл социальный педагог и пригрозил, что за такое поведение ребенок пойдет в колонию. И ребенок воспринял именно это. А он только из начальной школы вышел — разве может такое говорить социальный педагог?

— Как в этом случае работать со взрослыми? Их ведь тоже надо учить правильной медиации конфликтов?

— У нас есть программа для классных руководителей из школ Москвы. Это большой городской проект. Плюс я почти еженедельно выезжаю в регионы, рассказываю, что сделано у нас. Только что были Красноярск, Саратов, Липецк. География — от Калининграда до Владивостока.

Мы делаем семинары для специалистов социальной и образовательной сфер, правоохранительных органов — обучаем тех, кто работает с несовершеннолетними, восстановительному подходу, основанному на диалоге и уважении. Помогаем в организации таких же служб примирения.

Важно, чтобы дети, решая, совершать им или не совершать какие-то действия (обозвать, выхватить мобильный телефон и убежать и пр.), исходили в первую очередь не из суровости наказания, а руководствовались именно сочувствием, совестью. Чтобы они думали: как это на другого человека повлияет? Чтобы понимали: действия — это не просто эмоции, но и последствия, причем не только для себя любимого (накажут/не накажут), но и для других.

Обычно подростки думают про себя в первую очередь. Говорят: «А что вы мне сделаете?» Или «Мне за это ничего не будет, я несовершеннолетний». Но важно, чтобы дети умели думать и про других.

— Это сложно, особенно в случае с подростками. Они порой хорошо осознают свою безнаказанность.

— Педагоги на это жалуются: дети, мол, совсем распустились. А я считаю: слава богу, что они в школе чувствуют безнаказанность. Школа — это не место исполнения наказаний. Но это, конечно, не значит, что там можно делать что хочешь. И тут уже речь как раз про воспитание, педагогику — и это уже ответственность школы.

На ребенка все же должен давить не страх наказания, а ценности и нормы, заданные значимыми для него людьми, понимание, как его действия скажутся на других людях. Детьми должны двигать совесть, сочувствие, нежелание причинять вред, умение найти решение, согласовать свои действия и сотрудничать. Вот эти ценности и лежат в основе примирения в нашем понимании.

— С родителями при этом работать нужно?

— Организовать диалог школы и родителей, особенно когда конфликт на стадии эскалации, очень сложно.

С одной стороны, современные родители сразу пишут в вышестоящие инстанции, не пытаясь разобраться. Но и школа также часто не реагирует на прямые обращения родителей либо отмахивается от их жалоб, закрывает на проблему глаза, отвечает формально. Сейчас во взаимодействии школьников, родителей и педагогов вообще не хватает взаимного уважения. И это, конечно, большая проблема.

Фото: Andrii Yalanskyi / shutterstock / fotodom