Каким бы сложным ни был прошлый учебный год — с онлайн-сессиями и лекциями в зуме, — он миновал. Впереди новый, а в нём будут и хорошие новости. Одна из них — появление первой в России магистратуры по специальности «художественный перевод» в ВШЭ. Мы поговорили с Александрой Борисенко, мастером курса, переводчиком и филологом, о новой программе, «Гарри Поттере» и скандалах в интернете.

Это действительно первая в стране магистратура по художественному переводу?

Да. И она уже работает — первый набор был в прошлом году. Курирует направление Дмитрий Харитонов, оно относится к магистратуре по специальности «литературное мастерство», которая появилась в НИУ ВШЭ чуть раньше (его возглавляет писатель Майя Кучерская).

Новизна в том, что это магистратура. Бакалавриат по художественному переводу у нас есть давно, хотя и единственный — в Литературном институте. Вообще, во всем мире художественный перевод принято относить больше к области Creative Writing, писательского мастерства, чем к теории перевода.

Магистратуры, где учат переводу вообще, в России тоже существуют. Там занимаются общей теорией перевода и разными его видами, есть высшие школы устного перевода. Но наша магистратура по художественному переводу — первая в стране. Да и в мировом контексте это довольно новое дело: например, первая такая магистратура в Великобритании появилась только 25 лет назад. Она работает в Университете Ист-Англии, в старинном городе Норидже.

А филологи и устные или технические переводчики могут заниматься художественным переводом?

Они, безусловно, могут заниматься художественным переводом, как и люди с инженерным или техническим образованием (как известный переводчик Виктор Голышев, например). Много замечательных переводчиков по профессии инженеры, математики, физики, биологи. На наш семинар приходят вольнослушателями люди разных профессий (с 2000 года переводчики Александра Борисенко и Виктор Сонькин ведут переводческий семинар на филологическом факультете в МГУ. Он известен коллективной работой над сборниками малой прозы; из него вышло несколько ярких представителей профессии. — Прим. ред.).

Перевод, как и писательство, — работа, которая может осуществляться без профильного образования

Однако некоторые дисциплины переводчику полезны — например, курс зарубежной литературы, а это огромный объем чтения, который трудно вот так взять и осилить в нормальной жизни. При этом изучение мировой литературы многое дает переводчику: понимание жанра, чувство эпохи. Даже просто чтение текстов, переводных и оригинальных, помогает понимать, что такое перевод. Начитанность, которая дается хорошим гуманитарным образованием, переводчику полезна.

Кроме того, переводчик должен хорошо знать оба языка, иностранный и русский, и уметь по-настоящему внимательно и глубоко читать текст. Этому можно научиться самому, а можно учиться в какой-то институции.

А в чем же особенность магистратуры художественного перевода? Вы будете учить и писательству, и языкам? Или культуре и теории перевода?

Нет, языкам мы учить не будем, будем брать людей, у которых уже хорошее знание английского — на этом этапе мы будем работать только с ним. В основе магистратуры будут мастерские, практика — это главный способ обучения переводу: и в Литинституте, и в МГУ, и в РГГУ. Тут ничего нового не придумаешь, обучение переводу происходит на семинарах. Они были и в советское время, и сейчас есть в разных вузах и отдельно от них.

Что к этому может добавить магистратура? Чему совсем нигде не учат?

Практически нигде не учат тому, как устроен издательский процесс. Очень многие даже опытные переводчики не представляют, как устроено издательское дело в России. Кто покупает права, какие бывают виды договора, как принимаются решения о публикации той или иной книги. В нашей магистратуре Галина Юзефович, известный литературный критик, будет читать курс «Современная литература: люди и институты» — одновременно для писателей и переводчиков, и тем и другим он очень нужен.

Будет полезнейший курс «Методы филологических исследований» (ведет Александра Чабан), который покажет переводчикам, какими методами можно исследовать литературное произведение. Будет курс «Поэтика прозы» (ведет Наталья Осипова).

Еще переводчику нужна русская литература — она ему, собственно, нужна все время, переводчик, даже выдумывая какой-то искусственный язык, делая стилизацию, всегда должен на что-то опираться. И он должен знать, где искать эту опору. Курс «История русской литературы» будет читать Алина Бодрова. На втором курсе будет совершенно необходимое литературное редактирование: умение редактировать текст и плодотворно работать с редактором бесценно.

Также переводчику необходимо представлять себе мировую литературу. Мы, конечно, не можем за два года дать полноценный курс зарубежной литературы от античной до современной, но будет курс «Западный канон» с разбором отдельных важных текстов (его будет читать Дмитрий Харитонов). Полезнейший практический курс с рабочим названием «Переводческая кухня» — к студентам будут приходить переводчики и подробно разбирать какой-то свой перевод. В этом году Анастасия Завозова рассказывала о переводе «Щегла» Донны Тартт, Дарья Горянина — о переводе «Своей комнаты» Вирджинии Вулф, еще две наши ученицы, Анна Савиных и Надежда Гайдаш, рассказывали об особенностях перевода кино.

Кроме того, мы готовим совершенно новый курс «Британская и американская литература в контексте эпохи» — аналога ему нет, и меня он очень занимает. Любое литературное произведение находится в культурном контексте, оно в нем плавает, как в бульоне, оно с ним связано. Оно рассчитано на читателя, которому знакомы элементарные правила жизни, названия еды и предметов, этикет эпохи, — на читателя, который может быть не согласен с автором по мировоззренческим вопросам, но он их понимает.

Когда мы изучаем, например, произведения XIX века, мы извлечены из этого культурного бульона (и в русской литературе это так). Если речь идет, например, о британской культуре, мы перестаем понимать, что некоторые слова раньше значили другое, мы не осознаем элементарных вещей.

Вот у нас герой что-то ест. И как, и что он ест, и в какое время дня, показывает его социальный статус для викторианцев. Переводчик должен видеть по возможности все эти смыслы

Поскольку мы набираем курс переводчиков с английского — у нас пока нет возможности работать с другими языками, — я буду читать спецкурс британской литературы XIX века, Татьяна Венедиктова будет читать американскую литературу XIX века, и мы с ней вместе будем вести английскую и американскую литературу XX века.

Как будет устроен этот курс?

По крайней мере та часть, которая касается викторианской литературы, будет читаться по темам «Образование», «Бытовая культура», «Религиозные споры эпохи» и так далее.

Например, викторианский брак. Все время правления королевы Виктории постепенно наступали послабления для женщин. Сначала замужняя женщина не могла владеть собственностью, если она сама что-то зарабатывала, деньги эти принадлежали мужу. Женщина не имела права забрать детей, если она хотела разъехаться с мужем. Жена была практически его собственностью. Потом это стало меняться, и литература одновременно и отражала этот процесс, и участвовала в нем.

Скажем, Джордж Элиот — знаменитая писательница викторианского периода. В ее произведениях, если женщина недовольна браком, она может страдать сколько угодно, но пока ее муж жив, никаких других счастливых отношений быть не может. Сама Элиот тем временем прекрасно жила с мужчиной, женатым на другой женщине. И его жена тоже находилась во вполне счастливых внебрачных отношениях. Это было возможно в жизни, но совершенно невозможно в литературе.

С другой стороны, Энн Бронте в романе «Незнакомка из Уайлдфелл-Холла» показывает женщину, которая бросила мужа-алкоголика, потому что не одобряет его образ жизни. Бежала из дома, назвалась чужим именем, зарабатывает деньги сама, рисуя картины. Увезла сына, чтобы он не поддавался губительному примеру отца. Чтобы понять, почему роман вызвал такое возмущение критиков, надо понимать, насколько этот сценарий был невозможен в реальности.

Еще один важный курс, который я читаю переводчикам, называется «Перевод в системе культуры» (его я читаю и в МГУ, хотя несколько по-другому). Это теоретический курс с большим количеством практических заданий. Он показывает, что можно по-разному относиться к разным переводческим проблемам в зависимости от задачи и от переводческой нормы. Это то, чего, на мой взгляд, не хватает нашей переводческой культуре: она совершенно внеисторическая. Иногда даже серьезные люди ругают переводчиков XIX века за смешные слова, не понимая, что тогда они были нормой.

Можно видеть, как люди придираются к переводу 1930-х годов, а ведь тогда были совсем другие представления о том, как надо

Наш самый болезненный конфликт в том, что с тех пор, как рухнул Советский Союз, мы оказались в совсем другой культурной ситуации по отношению к другим странам. В СССР перевод и оригинал не сосуществовали. Оригинал как бы вычеркивался, раз произведение перевели — есть только его перевод.

Это другие условия для переводчика, чем сегодняшняя норма, когда многие читают зарубежные романы в подлиннике, что-то сравнивают, обсуждают. И не только потому, что переводчика можно на чем-то поймать. Сегодня оригинал существует в нескольких пространствах — есть экранизации, например, и, если переводчик героям поменял имена, будет нехорошо.

Некоторые практические советы советских переводчиков совершенно неприменимы сегодня, хотя в свое время они были вполне разумными. Так, Нора Галь советует не переводить названия непонятной еды (очень возмущается, встретив у кого-то из переводчиков фондю или даже стейк). Мне очень запомнилось, как одна переводчица (к сожалению, не могу вспомнить, кто) писала в статье, как заменила имя героини с Джейн на Еву.

Но почему?

Потому что Джейн в английской культуре самое очевидное женское имя. Неопознанный женский труп называется Jane Doe. По-русски же это никак не считывается. А Ева по-русски тоже как бы первозданно-женское имя. Но сегодня это остроумное решение уже не годится. Потому что книгу экранизируют — и героиня будет Джейн. Сосед прочитает по-английски, у него будет Джейн. Когда оригинал и перевод существуют рядом в одной культуре, из Джейн Еву не сделать.

У меня ощущение, что происходит переосмысление профессии и статуса переводчиков в глазах общества. Из обслуживающего персонала они становятся полноценными участниками литературного процесса — со своим контекстом, с пониманием специфической теории. Получается культурологическая миссия…

Ну, в советское время это еще в большей степени была миссия — единственное, по сути, окно в мир. Но да, на современном этапе профессия должна себя по-новому осознать.

Еще один важный предмет, который будет читаться на втором курсе магистратуры, — это «История отечественного перевода». В Вышке целая группа преподавателей, аспирантов и студентов изучает наследие журнала «Интернациональная литература» (который потом стал всеми любимой «Иностранной литературой»).

Это проект ведут две Елены — Земскова и Островская. Такие исторические изыскания очень важны, я надеюсь, магистранты в них примут участие. Без понимания того, как развивался перевод в нашей стране, нельзя понять то, что происходит сегодня.

Кого вы ждете в магистратуру? Каких ребят хотите принимать?

Мы уже, в общем, начали — документы можно подавать. Мы ждем людей, которые хорошо знают английский язык. Потому что у нас будет сложный материал и они должны знать его, чтобы учиться. Начитанных, готовых читать большие объемы текста для того, чтобы еще лучше разбираться в культуре обоих языков. Людей, которые хотят быть профессиональными переводчиками.

Хотя за эту работу до смешного мало платят, это невероятно увлекательный процесс. Но я думаю, что и рынок будет меняться — для этого читателям надо понять, что от перевода многое зависит.

Предположим, я химик или физик. Я могу к вам прийти?

Да. Если физик или химик прекрасно знает язык, сделает на собеседовании отличный перевод — почему нет? Но если позади уже есть магистратура или специалитет, полученный после 2011 года, обучение будет платным.

А какие вступительные испытания нужно сдавать в магистратуру?

Сначала абитуриент присылает так называемое портфолио — автобиография, образование, участие в конкурсах и конференциях, публикации, переводы. Потом мы проведем собеседование — посмотрим, насколько человек способен анализировать художественный текст, и предложим перевести совсем небольшой отрывок, на полстраницы. Причем смотреть можно будет куда угодно, любые словари, сайты — нас как раз интересует, насколько наши будущие магистранты умеют быстро и эффективно провести поиск. Такое задание довольно информативно.

А сколько у вас, кстати, всего мест?

У нас бюджетных мест 7, всего в группе может быть до 15 человек, это предел для продуктивной практической работы в группе. Но уже прошла универсиада — по ней мы приняли двух человек на бюджетные места.

То есть нас ждет поколение великолепных переводчиков, которые изменят нашу жизнь?

У нас уже и так много отличных молодых переводчиков, но я думаю, что их будет еще больше. Кроме того, конкретно от магистратуры я ожидаю появления переводческой критики. Сейчас ее у нас нет: она требует высокой квалификации, знания языка оригинала, глубокого понимания исторических и литературных процессов. Григорий Дашевский был блестящим критиком перевода, но он был один такой.

В ней есть огромная потребность, мы это видим по стихийной критике в интернете. Огромное количество людей высказывается о переводе, пишут подробные разборы. Проблема в том, что многие из них совершенно не понимают, что такое перевод, как соотносится синтаксис разных языков, с какими проблемами сталкивается переводчик. Поэтому, если им что-то не нравится, они немедленно требуют оторвать переводчику руки.

Конечно, перевод всегда будет провоцировать горячие споры и даже скандалы, но я надеюсь, что появится больше разумной профессиональной критики и в достойных СМИ — у вас, на «Горьком» — станут появляться доказательные, корректные разборы переводов.

Существуют ли правила перевода?

Это сложный вопрос. Например, в советское время все теоретики и практики перевода вполне справедливо писали, что нельзя переводить английский региональный выговор русским диалектом, а то получится, что персонаж из Поволжья, например, что не очень хорошо в британском романе. Российские переводчики следуют этому запрету практически всегда, а украинский переводчик «Гарри Поттера», Виктор Морозов, его нарушил.

У него Хагрид говорит на закарпатском диалекте, и получается очень здорово — убедительно, органично, смешно. А некоторые неприятные персонажи говорят на суржике. То есть правила есть, но иногда их можно с успехом нарушать.

Последние 20 лет культурный ландшафт Москвы был украшен вашим переводческим семинаром в МГУ. Появление магистратуры в Вышке значит ли, что приходит конец вашему семинару?

Нет. Мое основное место работы — по-прежнему филфак МГУ, и семинар в МГУ мы с Витей (Виктором Сонькиным. — Прим. ред.) никогда не бросим, во всяком случае добровольно. Семинар совсем другой по сути, многолетний, он опирается на очень основательное гуманитарное образование, которое дает филфак, работа на занятии переходит потом в проектную работу.

Мы делаем книги: сделали три антологии детектива, сейчас работаем над антологией британской школьной прозы. Те участники семинара, которые решили стать переводчиками, остаются с нами на годы и годы. Наши ученики сохраняют дружеские и профессиональные связи, что-то делают вместе, помогают друг другу.

В школе писательского мастерства (CWS) мы делаем, наоборот, короткий курс: за десять занятий люди получают некоторое представление о переводе и о своем уровне. Многим просто необходимо набраться смелости, чтобы выйти в профессию.

А магистратура длится два года. Туда, видимо, будут проходить люди из разных областей, которым не хватает гуманитарного образования и которые хотят расширить свой кругозор, чтобы заниматься именно художественным переводом. Конечно, главный упор будет на практические занятия.

Саша, а ты чувствуешь себя главой переводческой школы?

Нет, главой школы я себя, конечно, не чувствую, но я, наверное, чувствую, что нам с Витей удалось создать небольшую переводческую гильдию. Многие наши ученики работают в профессии, что-то делают вместе, мы с ними работаем над разными проектами. У меня есть ощущение, что нам удалось создать себе очень хорошую профессиональную компанию.

Текст подготовлен при помощи стажера Мариам Закоян