ВТУ (институт) имени Щепкина — старейший театральный вуз страны, который ежегодно выпускает новые труппы для Малого театра. Выпускники умеют петь, танцевать и, конечно же, мастерски перевоплощаться в совершенно других людей. Но заслужить право учиться театральному мастерству та еще задача. Третьекурсница Щепки Ксения Коваленко рассказала, как проходит поступление в театральные и на что похожа долгожданная учеба.

«Поступление — очень жесткое испытание»

Я поступала в пять лучших московских театральных вузов — Щепкинское театральное училище, Щукинское театральное училище, ГИТИС, ВГИК и в Школу-студию МХАТ. В каждом заведении набор идет в несколько мастерских, а фактически — направлений. В ГИТИСе, например, предлагают на выбор музыкальный, оперный театры и режиссерско-актерское направление. На любое направление нужно пройти собственный конкурс. Это важнее любых документов, ЕГЭ — в театральных смотрят на тебя.

Сначала идет три отборочных тура, а затем начинается конкурс. В рамках конкурса проверяют классические актерские способности вроде чтения басен, стихотворений, отрывка, затем переходят к проверке музыкальных способностей и, наконец, допускают к коллоквиуму. Коллоквиум — собеседование, на котором с тобой говорят об истории театра, кинематографа, искусства в целом. Меня, например, спрашивали, каких западноевропейских художников я знаю, кого считаю любимым автором и что могу сказать об истории создания любимой картины.

Поступление в театральный — очень жесткое, сложное, морально давящее испытание, которое начинается ранней весной. В апреле и мае у меня бывали безумные дни: сегодня — ГИТИС, завтра — МХАТ, послезавтра — Щепка. Ведь туры идут почти подряд, без больших перерывов. Повезло, что я заканчивала школу в «ковидный» год, поэтому училась дистанционно на общих основаниях.

Сейчас я вспоминаю этот период как самый отвратительный и самый прекрасный в моей жизни

Мой стол был завален листами с программой, которую я читала на вступительных: около 30 стихотворений абсолютно разных авторов, в том числе современных, 10 отрывков и четыре басни. Басни раскрывают твой характер через образ зверя, стихотворения передают душевное состояние, а проза нужна, чтобы приемная комиссия поняла, насколько ты осознаешь, что вообще читаешь. Нужна еще песня. Когда-то, давно в детстве, я занималась на фортепиано, и перед поступлением мне пришлось заново учиться играть два не самых простых произведения — «Что тебе снится, крейсер „Аврора?“» и партию из мюзикла «Нотр-Дам де Пари» — и исполнять их голосом.

Да, готовиться нужно много. Но и профессия такая, на разрыв всех нервов, сердца и организма вообще: в театральный берут ярких, эмоциональных, чувствительных, напористых людей, которые очень хотят там быть и готовы жрать землю зубами, чтобы доказать, что они там не просто так.

«Кто-то любит куколок, кто-то — умненьких»

Каждый день я ездила на туры из Раменского, из Подмосковья. Два часа туда, два обратно. Странное чувство, когда ты ездишь так три дня подряд, например, во МХАТ, доходишь до третьего тура, а потом выходит девушка со списками и читает фамилии, среди которых твоей нет. «Спасибо, но нет, вы нам не подходите».

Обидно, когда ты столько вкладываешь, столько готовишься, а потом думаешь: «Господи, никому ты не нужна, ничего ты не сделала для того, чтобы тебя взяли». Помню, как я ехала в электричке обратно, рыдая все два с половиной часа дороги. Я приходила домой, грызла стены и просто плакала.

Как проходили сами прослушивания? Очень долго! Во время третьего тура в ГИТИСе я была записана на прослушивание в 13:30. Приехала на всякий случай заранее, к 12:30 — стоять, как и все остальные ребята, возле забора. Проходит 13:30, проходит 14:30, 15:30. К счастью, май, тепло, ребята в очереди орали какие-то песни вроде «Батарейки» или из репертуара «Порнофильмов» — весело, бодрячком. Я настраивалась отчитать все классно.

Но в аудиторию я в итоге зашла в 21:30. И, конечно, была уже никакая — весь мой напор куда-то исчез за время шестичасового стояния у забора. Думаю: «Все будет нормально». Начинаю читать и вижу по глазам педагогов, что не пройду.

Важно понять, что набирают в мастерские все же люди и все они разные. Я слетела с третьего тура не потому, что прочла что-то плохо или устала сидеть на портфеле под забором, а потому, что не подошла художественному руководителю по вкусу. Кто-то любит темненьких, кто-то любит светленьких, кто-то любит постарше, кто-то любит помладше. Кто-то любит помладше, но осознанных, которые очень красиво разговаривают. Кто-то умных любит, а другой, наоборот, куколок красивеньких. Это дело случая.

Я узнала о том, что поступила, в довольно забавный день. В самом конце от общего конкурса, где в начале участвует около 2000 человек, до финальных испытаний доходит примерно 80. Из них преподаватели и выбирают, обсуждая кандидатуры вместе. Причем общаются педагоги не внутри одного вуза, а вместе, со всех вузов Москвы.

Поэтому и заключительные туры разные вузы часто ставят в один день

У меня получилось так, что последний тур в Щепку, второй тур во ВГИК и третий тур в Питере у крутого режиссера Льва Додина шли в один день — в Санкт-Петербург я должна была добраться к 22 часам на «Сапсане». В 10 часов утра я отчитала последнюю читку в Щепке и полетела во ВГИК, где меня слили. Я вернулась к Щепке ждать результатов и заодно коротать время до поезда в 18:00. Идет время, меня просят ждать. 30 минут до поезда, а женщины с листочками нет. И я решаю, что пропущу поезд, дождусь.

Вышла женщина со списками, назвала мою фамилию, а меня начало трясти: все было не зря, весь марафон с марта месяца. Поехала вместо Питера в Раменское, плакать от счастья.

Всего на наш платный курс поступило 32 человека. Мы учимся за 500 тысяч рублей в год. Грустно, когда говоришь человеку: «Я учусь на платке», — а он кивает, мол, ага, понятно. Но ты попробуй поступить, если даже на платку из 2 тысяч человек берут только 32. Было на самом деле 40 — восьмерых отчислили после первого курса, посчитав профнепригодными. И деньги, конечно, не вернули.

«Я девочку принял, когда ей с документами подойти?»

Стать актрисой, быть на сцене — моя детская мечта. После 9-го класса я спрашивала друзей, куда они пойдут, — они не знали. А я класса с 5-го готовила свою программу к поступлению и думала, что туда включить.

Даже пробовала уйти получать высшее актерское образование после 9-го класса. Да, у нас в стране это возможно, но дают такое обучение только в одном месте — Московской театральной школе Олега Табакова.

Когда я пришла туда поступать, меня прослушивал художественный руководитель, Владимир Машков. Я слетела со второго тура и, наверное, именно тогда получила самую дикую пощечину. Вернулась в школу, решила, что все равно буду поступать и не отступлюсь.

В школе я занималась в театральном кружке. Эти первые осознанные выступления на сцене очень согревали меня, научили ценить зрителя, его улыбку, эмоции. Что тогда, что сейчас я уходила за кулисы и плакала. Я всегда в мурашках после спектакля. Это такое счастье — приносить людям эмоции, трогать какую-то струнку человеческой души, подталкивать к мыслям о высоком и личном. Мне кажется, что в театре человек начинает задумываться о главном.

Значит, мое творчество трогает, и это очень-очень приятно — отсюда искреннее желание выступать

Только за год до выпуска из школы я узнала, что в Москве есть особые, театральные классы, где нет физики, математики, астрономии, биологии, а только русский, английский и много, очень много литературы. Но набирают туда с 10-го класса. Узнав об этой возможности уже в начале 11-го, я все равно решила попробовать. Приехала в школу с театральным классом, упросила охранника меня пустить, нашла актовый зал и попала на репетицию «Питера Пена».

Педагог, конечно, меня не знал. Сдержанно поздоровался, а я сразу сказала ему: «Я хочу учиться у вас». Мне, конечно, возразили, что ребята учатся вместе уже год, а если я в 11-м и раньше в театральном классе не была, то взять меня никак нельзя. Упросила послушать меня: «Я вам что угодно прочитаю, одно произведение, какое захотите». Педагог сказал ждать в коридоре — вышел через полтора часа, сел на подоконник нога на ногу.

Я начала читать монолог Шурочки из чеховской пьесы «Иванов» и сразу завладела его вниманием: «Неужели вам не скучно так сидеть? Ведь воздух застыл от тоски! Говорите же что-нибудь, забавляйте барышень, шевелитесь!» Он говорит: «Спой». Я на весь коридор пою партию из «Нотр-Дама». Он молча отходит, звонит по телефону кому-то: «Я девочку принял, когда она может с документами прийти и куда отсылать?»

«Меня гнобили, а я выдержала»

В классе нас было 36 человек, все поступали в «пятерку», но взяли четверых, в том числе меня. Когда я только перешла в эту школу, одноклассники меня невзлюбили — нормально я общалась только с парой человек. Думаю, потому что у меня были горящие глаза, я хотела-хотела-хотела. Бывало, что перед спектаклем мимо меня шел какой-нибудь пацан, задевал плечом и говорил: «Лизоблюдка». А я не понимала, в чем я виновата — в том, что я хочу больше, чем он?

Я сама привела себя в театр. Мои родители не работали в творческих профессиях и даже гуманитарными науками не занимались — они оба с высшими математическими. Я родилась в Магадане, а в первый класс пошла в Раменском, куда мы переехали.

Тем не менее театральный класс подготовил меня к поступлению. Меня гнобили, а я выдержала. Это, конечно, очень жестко и несправедливо. Смешно было, когда ребята узнали о том, что я прошла, и начали писать: «Ксюша, мы так за тебя рады, ты такая молодец». А я думаю: «Какой треш».

«Первый курс — три часа сна»

Мы учимся с 9 утра до 21 вечера, с понедельника по субботу. В день обязательно шесть часов мастерства — это особый предмет. Все остальное время либо лекции, либо пары — танец, речь, сценическое движение.

Про мастерство надо рассказать отдельно. Это либо репетиции отрывков, либо отработка заданий, тренингов на раскрытие актерского потенциала — все зависит от педагога. Их у нас пятеро, они ведут разные разделы. Например, на первом курсе у нас было ПФД — память физических действий. Надо было работать без предметов, но как будто бы с ними. Сейчас начались отрывки — педагоги ставят с нами сцены из разных произведений. Где-то была «Триумфальная арка», где-то — «Женитьба Бальзаминова» и «Король Лир». Недавно я в «Отцах и детях» была Кукшиной, женщиной с характером.

На лекциях мы проходим историю зарубежного и русского театра, историю русской литературы, историю изобразительного искусства, архитектуры и отдельно — историю Малого театра. Еще есть пара сольфеджио.

Я рада, что сейчас мы заканчиваем в девять вечера. Раньше мы редко выходили раньше 22, а приходили — к 8 утра. И хотя родители сняли мне в Москве комнату, я не могла сразу приехать и лечь спать: нужно было шить, клеить, читать, учить наизусть, вести дневник персонажа с разбором роли, придумывать себе костюм. В итоге спишь три часа в день, пытаешься доспать на парах, а педагог тебя поливает, что ты ничего не хочешь и не можешь. А как мне мочь, если сил и энергии поесть не хватает? К счастью, первый курс позади.

Не есть неделю, чтобы влезть в платье

Я не могу сказать, что в театральном есть откровенный фаворитизм. Но бывает так, что педагог по мастерству изначально берет в отрывок конкретных людей, другим даже шанса не дает себя показать. С одной стороны, это плохо, а с другой — никаких размусоливаний, сразу работа над конкретным текстом и репетиции раз в неделю. А остальные, кто в отрывке не участвует, могут приходить и смотреть, как занимаются одногруппники. Я думаю, вместо «фаворитизма» тут уместнее сказать, что иногда кому-то «отдают предпочтение».

В театральном ты в целом не можешь выбрать себе роль, сказать, что будешь играть кого-то конкретного. В начале года мы приносим небольшие отрывки, на 3–5 минут, отыгрываем кого-то конкретного из заранее выбранного для чтения произведения. А потом педагог распределяет роли самостоятельно. Год назад в «Женитьбе Бальзаминова» я была Устинькой. Специально училась мягко картавить и худела, чтобы влезть в платье: расставить его запретили. Пришлось неделю особо ничего не есть, чтобы костюм на мне хотя бы застегивался.

Нам повезло с доброй, хорошей атмосферой. Я знаю, что бывают люди, которых невозможно понять: никогда не знаешь, что они о тебе думают. Остро смотрят, закрываются. Но у нас есть только один человек, который не умеет находиться в коллективе. Остальные же нет-нет, да и могут поорать друг на друга, поссориться из-за какой-нибудь мелочи: «Ты чего, тупой? Ведро с водой тут поставил, а я споткнулась, и теперь все мокрое!» А потом, через 10 минут, мы миримся и продолжаем работать дальше: «Прости, братан, мой косяк был. Хочешь, кофе тебе принесу или шоколадку?»

«Сейчас за спектакль мне платят 200 рублей»

Когда у тебя очень плотный учебный график, о работе особо не думаешь. Да и в единственный выходной, воскресенье, отдохнуть не получается. Надо ехать куда-нибудь за реквизитом, работать с костюмом. Кроме того, нас часто водят в музеи, а порой даже в воскресенье устраивают репетиции.

Если выходной свободный, я еду в Раменское и занимаюсь работой с детьми — когда-то я пыталась создать агентство детских аниматоров, но перегорела и пока не нахожу сил на это. Так что подрабатываю на детских мероприятиях для себя. Денег это приносит немного, но просто заниматься этим приятно и здорово.

С работой в кино и театре сложно. Я до сих пор не знаю, как начать где-то сниматься. Я прекрасно понимаю, что в современном кинобизнесе много коррупции и любому актеру нужен агент, хорошее портфолио, визитка. Все это стоит денег. Причем важно найти именно хорошего агента со связями, который свяжет тебя с продюсерами, приведет на закрытый кастинг, объявление о котором никогда не повесят в телеграм-каналах.

Сейчас я пытаюсь рассылать письма в кастинг-агентства самостоятельно. Отправила около сотни писем, все уникальные — переслать нельзя, иначе это неуважение к агентству. Пока меня никуда не брали: где-то просто не отвечают, кто-то говорит, что такого типажа уже много, а в некоторых агентствах просили сделать нормальное портфолио.

Конечно, страх любого хорошего артиста, который мечтает куда-то вырваться, — остаться в тени. Кто-то грезит кино — это ведь еще и деньги, — но для меня театр на первом месте. Театр — это душа, живые зрители, что-то про «здесь и сейчас», когда актер вершит спектакль, а второго и третьего дубля у него нет. Но в любом случае, кино и театр — две глыбы, рядом с которыми хотелось бы жить и развиваться.

Я мечтаю, окончив вуз, служить в одном месте всю жизнь

Почему-то особенно много думаю о Театре Ермоловой. Буду ходить туда на прослушивания после 4-го курса. И знаю, что меня могут не взять: сколько людей выпускается из театральных!

Как студентка Щепки я прохожу практику в Малом театре, играю в комедии-водевиле «Таинственный ящик» и «Ревизоре» у Юрия Мефодьевича Соломина. Платят 200 рублей за спектакль. Но это очень круто. Я помню, как в третьем классе ездила с классом в Москву на «Недоросля» в тот же Малый театр, а теперь сама стою на его сцене и каждый раз дрожу, что я здесь. Эта древняя сцена, люди, актеры, софиты и запах кулис — все это мое, и я очень хочу продолжать. Держу за себя кулачки и молюсь, надеюсь, что все будет хорошо.

Фото: личный архив Ксении Коваленко