Здесь учились дети Сталина, Берии и Микояна: как частная гимназия стала школой для партийной элиты
Здесь учились дети Сталина, Берии и Микояна: как частная гимназия стала школой для партийной элиты
За 160 лет в истории этой школы было всё: привилегии, деньги, репрессии и аресты. Из частной гимназии для богатых купцов и аристократов она превратилась в образцовую советскую школу для детей Сталина и партийной элиты. Здесь учились поэты и революционеры, сюда приезжали с визитами руководители иностранных государств. Школа, история которой началась при Александре II, — до сих пор работает в центре Москвы.
До второй половины XIX века частные школы в России находились под постоянным давлением со стороны министерства просвещения. В 30-40-х годах в стране существовало от 400 до 600 частных учебных заведений. В 1850-х было и вовсе запрещено открывать новые частные учебные заведения.
Ситуация изменилась только во времена правления Александра II — уже в 1857 году император отменил указ о запрете открывать частные школы и пансионы. Одним из первых новой возможностью воспользовался московский купец и выпускник Дерптского университета Франц Иванович Крейман. Так началась история Креймановской гимназии.
В 1858 году Крейману было всего 30 лет. Он был нацелен построить свою школу на принципах западноевропейской образовательной системы — строгий подход к учащимся, освоение большого количества предметов, системная подготовка к поступлению в университет. Упор делался на классическое образование: иностранные и древние языки, словесность и история были приоритетом для руководителей гимназии.
Сначала новое учебное заведение получило статус пансиона (что не давало его выпускникам права на поступление в университет), но Крейман упорно шёл к своей цели — и статус гимназии был получен в 1865 году.
Пансион располагался на 1-й Мещанской (теперь это часть проспекта Мира) в помещениях храма Адриана и Натальи. Поначалу его популярность была невысока, а на первый урок пришло и вовсе всего семь человек. Креймана это нисколько не смутило, он был уверен в успехе. И не зря — уже через год у школы было 20 учеников, а спустя восемь лет их количество увеличилось в 10 раз.
Залогом успеха стал тщательный подбор преподавателей. Вот как описывает их один из исследователей истории креймановской гимназии Ингу Туман: «Закон Божий в ней преподавал протопресвитер Успенского собора в Кремле, профессор богословия Московского университета и Духовной академии Н. А. Сергиевский. Латинский и древнегреческий языки преподавал Иван Христианович Виберг. <…>. Математику, физику и географию преподавал Юрий Францевич Виппер <…>. Преподавал в гимназии Креймана и сын Юрия Францевича — историк, будущий член Академии Наук СССР Роберт Юрьевич Виппер. Музыке и пению гимназистов обучал один из основателей Московской консерватории, композитор Карл Карлович Альбрехт. Учителем естествознания был Карл Эдуардович Линдеманн — профессор Петровской сельскохозяйственной академии и выдающийся учёный. Астрономию преподавал Павел Карлович Штернберг — будущий директор Московской обсерватории».
Строгая атмосфера, классическое образование и высокая цена
При этом атмосфера в гимназии была довольно строгой. Она работала как интернат, то есть ученики жили в самой гимназии (которая в 1860-х переехала с Мещанской на Петровку — в бывшую усадьбу Губина). Администрация старалась избегать наказаний, но со временем начала их использовать — самым жёстким было исключение из гимназии.
В школе жёстко пресекали прогулы, чтение посторонних книг, длинные волосы, курение, списывание, подсказки
Несмотря на это (а также на весьма высокую плату за обучение), гимназия Креймана пользовалась большой популярностью у московских родителей. Они стремились отдать туда своих детей, а нерадивых учеников пугали тем, что их переведут в креймановскую гимназию, где проступками займутся всерьёз.
Впрочем, Франц Крейман старался делать всё возможное, чтобы между учениками и преподавателями не было серьёзных конфликтов. Как вспоминал выпускник гимназии, философ и правовед князь Евгений Трубецкой: «Между учителями, преподававшими нам, были хорошие и даже превосходные. Они давали нам всё, что могли, и умели даже заинтересовать нас — мальчиков третьего и четвёртого класса — в таких сухих, скучных материях, как древние языки».
Упор на классическое образование был и сильной, и слабой стороной гимназии Креймана. Ученики и преподаватели школы отмечали глубину и серьёзность гуманитарного образования, но они же жаловались, что выучивание наизусть текстов Цезаря и Фукидида мало помогало развитию самостоятельного мышления и умения созидать. Впрочем, в гимназии было и реальное отделение, где естественным наукам уделяли больше внимания.
Как бы там ни было, во второй половине XIX века гимназия Креймана стала одним из ведущих учебных заведений Москвы.
Здесь учились дети аристократов, крупных купцов, деятелей культуры, а ещё ученики, исключённые из других московских гимназий
Крейман ставил себе амбициозную задачу перевоспитать их и сделать достойными членами общества.
Учиться было непросто: каждый день у гимназистов было шесть часов занятий (всего с одним перерывом), после обеда нужно было обязательно делать домашние задания и слушать дополнительные уроки по языкам.
Наверно, поэтому выпускники гимназии зачастую добивались многого. Среди них были дети московского купца Абрикосова (основателя кондитерской фабрики его имени, ныне известной как концерн «Бабаевский»). Алексей стал выдающимся врачом-патологоанатомом (именно он делал первое бальзамирование тела В.Ленина), а Дмитрий выбрал карьеру дипломата. После революции 1917 года он не вернулся в Россию.
Здесь же учились дети сахарозаводчика Терещенко — оба позднее достигли больших успехов в развитии семейного предприятия. В здании на Петровке учился будущий революционер и философ Илья Фондаминский, историк Юрий Готье, физик Александр Эйхенвальд, филолог Алексей Шахматов, поэт Валерий Брюсов (который, впрочем, был отчислен из-за своих атеистических убеждений).
В 1901 году Франц Крейман передал управление учебным заведением своему сыну Рихарду, а спустя четыре года школа переехала в новое здание в Старопименовском переулке. Оно было построено известным архитектором Николаем Шевяковым (другие его проекты в Москве — здание «Метрополя» и галерея Румянцевского музея в доме Пашкова). Строительство оплатило общество выпускников гимназии.
В стенах нового здания учился Марк Леви, более известный как Михаил Агеев, автор книги «Роман с кокаином». В ней он весьма подробно описал гимназическую жизнь начала 20 века и ввёл в качестве персонажей некоторых однокашников.
Вскоре после 1917 года история гимназии Креймана прервалась. Она была национализирована, Рихард Крейман лишён должности. В здании в Старопименовском переулке размещались учреждения от ветеринарного института до польской школы. Но уже в 1925 году началась новая эпоха школы — в чём-то похожая на прошлое, а в чём-то совершенно иная.
Директор Гроза — подруга Крупской и Клары Цеткин
В 1925 году в здании бывшей гимназии Креймана открылась обычная районная школа № 38. Прежде всего, ей необычайно повезло с администрацией. Вскоре после открытия директором стала Нина Иосафовна Гроза — молодая женщина, чуть старше 30 лет, из офицерской семьи. Она получила отличное образование: окончила курскую Мариинскую гимназию, выпускницы которой имели право преподавать.
Перед началом Первой мировой Нина вышла замуж за молодого офицера Ивана Грозу. На фронте он увлёкся большевистскими идеями, во время Гражданской войны стал красным комиссаром. Нина Иосафовна в 1918 году вслед за мужем тоже стала членом партии большевиков. Вскоре после переезда в Москву он стал одним из руководителей советской гражданской авиации, а она возглавила 38-ю трудовую школу. Нина Иосафовна близко общалась с Надеждой Крупской (которая играла важную роль в работе Наркомата просвещения) и Кларой Цеткин (номинально — одной из руководительниц Коминтерна).
Современники Нины Грозы отзывались о ней как о весьма строгом директоре. Она была властной, но справедливой женщиной с громким поставленным голосом, которая всегда добивалась отличной дисциплины в классах и в школе в целом. Ученики её немного боялись, предупреждая друга друга шёпотом: «Гроза идёт!».
Её успехам в создании качественной школы немало помог заведующий учебной частью Александр Толстов. Выходец из крестьянской семьи, он смог получить достойное образование и в начале XX века стал школьным учителем в Москве. Кроме этого, он писал учебники, сказки для детей, статьи и брошюры по вопросам образования.
После революции Толстов некоторое время подвергался опале, но затем стал членом ВЦИК и Моссовета и был награждён орденом Ленина, оставаясь при этом беспартийным.
В начале 1930-х советское руководство задумалось о необходимости реформировать школьное образование. Отчасти это было связано с тем, что у партийной элиты подрастали дети и высокопоставленные родители хотели для них лучшего образования. В 1931 году вышло постановление «О начальной и средней школе», в котором, помимо прочего, говорилось о создании сети образцовых школ.
При таких связях в Наркомпросе, какие были у Нины Грозы и её мужа, неудивительно, что именно 38-я школа была выбрана в качестве одного из образцовых учебных заведений. Конечно, сыграли роль и личные качества Нины Грозы как директора.
Начальник охраны Сталина Карл Паукер писал вождю: «Хорошо было бы Васю [Сталина] перевести в другую школу… У меня намечена 25-я школа на Пименском пер. (Тверская). Там очень строго, большая дисциплина… В эту же школу можно поместить и Светланку».
Сталин как раз думал о том, куда отправить учиться дочь Светлану — ей пора было идти в первый класс. Он прислушался к совету Паукера, и в 1932 году Светлана Алиллуева и Василий Сталин начали учиться в новой 25-й образцовой школе. К ним присоединились дети множества других советских руководителей.
Высокие зарплаты и полумиллионный бюджет
Новый 1932/33 учебный год начинался для школы блестяще. Ещё весной здесь в три смены училось почти 2000 учеников, а уже к осени школу сильно разгрузили. Сначала учеников осталось около 1200, а к середине 1930-х — и вовсе ближе к 800. Сокращение коснулось прежде всего детей рабочих, доля которых упала с 64% до 34%. На эти места пришли дети из семей крупных советских чиновников, дипломатов и военных.
Сильно выросло и финансовое благосостояние школы: в 1932 году она получила 195 тысяч рублей от государства и 124 тысячи — от газеты «Известия», шефского предприятия школы.
К середине 1930-х школьный бюджет вырос до полумиллиона рублей
На одного школьника тратилось порядка 350 рублей, что примерно в 4-5 раз больше средней нормы в обычных советских школах того времени. 25-я школа получала дополнительную поддержку от фабрики имени Дзержинского, руководства советских профсоюзов, Каляевского завода, районных и городских властей. Кроме того, она зарабатывала 15 тысяч рублей ежегодно на продаже билетов в московскую Консерваторию.
Школа была укомплектована по высшему разряду. В её библиотеке было собрано 12 тысяч томов: от Есенина и Достоевского до Диккенса, Шекспира и Гюго. Благодаря попечительству наркомздрава, в школе были собственный врач и дантист. Работала отличная столовая (её обеспечивал продуктами Наркомат снабжения), Москомхоз бесплатно уложил асфальт на школьном дворе, Наркомат лёгкой промышленности поставлял школьные принадлежности, а Наркомат лесной промышленности бесплатно предоставил мебель.
Неплохо себя чувствовали и учителя: в среднем, их зарплата была на 25% выше, чем в обычных школах
Директор и завуч регулярно получали значительные премии общей суммой в несколько тысяч рублей в год. Правда, и требования к учителям предъявлялись высокие: из 49 преподавателей 24 получили университетское образование, у половины учителей педагогический стаж насчитывал от 10 до 15 и более лет.
Дети партийной элиты и воспоминания Светланы Алиллуевой
Такая забота о 25-й школе была связана не только с тем, что в ней учились сын и дочь Сталина. Здесь получали образование дети почти всей советской партийной и культурной элиты: Серго Берия, Светлана Молотова, Алексей и Степан Микояны, Лев Булганин (сын председателя Моссовета и будущего министра обороны СССР Николая Булганина), Марфа и Дарья Пешковы (внучки Горького), Алексей Туполев (сын авиаконструктора Туполева), Светлана Собинова (дочь оперного певца Леонида Собинова). Председателем родительского комитета была Полина Жемчужина, жена Вячеслава Молотова.
Среди учеников было немало детей зарубежных коммунистов: например, Марта Готтвальд, дочь будущего руководителя Чехословакии Клемента Готтвальда, Урсула Лоде (дочь немецкого коммуниста Вильгельма Пика).
Конечно, в образцовой школе учились и дети из обычных семей, но они были в меньшинстве и часто подвергались насмешкам.
Детей возили в школу на служебных автомобилях, но высаживали в соседних переулках
Показная роскошь считалась предосудительной. В некоторых случаях по пятам детей ходил охранник. Дочь Сталина вспоминала: «За мной по пятам в школу, из школы, и куда бы я ни пошла, на дачу, в театры, следовал (не рядом, а чуть поодаль) взрослый человек, чекист. <…> Он постепенно терроризировал всю школу, где я училась. Он завёл там свои порядки. Я должна была надевать пальто не в общей раздевалке, а в специальном закутке, возле канцелярии, куда я отправлялась, краснея от стыда и злости. Завтрак на большой перемене в общей столовой он тоже отменил и меня стали уводить куда-то в специально отгороженный угол, куда он приносил из дома мой бутерброд».
Атмосфера была не самой простой для преподавания, но опытным педагогам удалось выстроить учебный процесс на основе взаимного уважения. Вызова в кабинет директора боялся даже сын Сталина. Однажды после его очередного «выступления» Нина Гроза вызвала Василия к себе, забрала у него пионерский галстук и сказала, что отправит отцу. Василий испугался, но смог уговорить директора не сообщать ничего Сталину.
Автор учебника по геометрии и учительница-дворянка
В 25-й школе было множество дополнительных секций — от бокса и творческой самодеятельности до фотокружков, юннатов и секции лёгкой атлетики. Сильно было развито школьное самоуправление. Школу регулярно посещали иностранцы: от учёных-педологов из США до французского премьер-министра Эдуарда Эррио. При этом она не была заповедником либерализма, напротив, следовала официальным идеологическим установкам.
Ученики любили многих своих преподавателей. В мемуарах и интервью часто звучит имя Анны Яснопольской, преподавательницы литературы. Она отказывалась преподавать по учебнику, вместо этого поощряя детей ходить в библиотеку и знакомиться с произведениями русских классиков. Для Яснопольской при разговоре о литературе на первом месте стоял вопрос таланта. Она могла поставить двойку за политически выдержанные разговоры о классовом происхождении какого-нибудь писателя.
Географию преподавала Вера Александровна Рауш — дворянка и опытный педагог. Она работала учительницей в Вятке с начала XX века. Школьникам запомнилась как строгая аристократка, которая умела увлечь учеников, но строго боролась с любыми нарушениями дисциплины — того же Василия Сталина, когда он пытался срывать уроки, она нисколько не боялась и выгоняла из класса.
Математику преподавал Юлий Гурвиц — живой и энергичный учитель, на долгие годы запомнившийся выпускникам 25-й школы как умный и строгий наставник. Он был автором учебника по геометрии, по которому учились школьники по всему СССР. Гурвиц постоянно требовал от учеников выполнять вычисления в уме, говоря, что это лучший путь к развитию своих способностей.
Историю преподавали Пётр Холмогорцев (именно он первым назвал 25-ю школу «советским лицеем») и Матвей Жибков, английский язык — жена Булганина Елена Коровина, физику — Борис Зворыкин, блестящий педагог и методист, автор множества методических пособий по физике.
Неудивительно, что среди выпускников школы было немало людей, связавших свою жизнь с наукой и культурой: например, историки Даниил Проэктор и Александр Некрич, гидролог Борис Гинзбург, математик Лев Овсянников, филолог-классик Виктор Ярхо, писатель Борис Заходер, писательница Юдифь Капусто, правозащитница Дина Каминская.
Эпоха террора затронула школу напрямую. Родителей некоторых учеников арестовывали ночью, о чём дети узнавали на школьных линейках утром. Римма Мамонтова, одна из выпускниц школы, вспоминала: «Однажды зимой 38-го года директор Гроза собрала нас всех на линейку в актовый зал. Мы выстроились в каре, как всегда. Люда [Ходоровская] стояла со мной рядом. Нина Осаповна вышла на сцену с номером газеты «Известия» в руках и прочитала нам заметку. Там говорилось о раскрытии «заговора» врачей, среди которых были и родители Люды. «Врачи арестованы и приговорены к расстрелу. Сегодня в 4 утра приговор приведён в исполнение».
Часто родителей арестовывали на глазах у детей. Так, например, произошло с дочерью наркома просвещения Еленой Бубновой. Её семья жила в большом особняке в Ермолаевском переулке, бывшем доме архитектора Шехтеля. В конце октября 1937 года из НКВД пришли арестовывать отца (его расстреляли через 10 месяцев). Во время обыска и конфискации имущества у Елены отобрали почти все его подарки.
Семье Бубновых пришлось жить у тёти в коммунальной квартире. Из школы, впрочем, Елену не отчислили — только перевели в другой класс; в комсомол вступить она не смогла, потому что не захотела отречься от отца.
Дети относились к происходящему по-разному. Часто им казалось, что арестовывают правильно (например, арест Тухачевского многие посчитали вполне справедливым). Но когда дело доходило до их семей, он верили, что произошла какая-то ошибка, которая, наверное, будет исправлена.
Дети «врагов народа» чаще всего переводились сначала в другие классы, а затем и школы
Евгений Борисович Пастернак год проучился в образцовой школе, а затем перевёлся в соседнюю — в Дегтярном переулке. Он вспоминал о детях репрессированных: «25 школа была образцовая, там учились дети Сталина, поэтому там периодически мальчики и девочки появлялись в слезах — дети репрессированных родителей, их переводили в нашу школу в Дегтярном. Если кто-то позволял себе что-то против этих детей сказать, мы его били, а Лидия Петровна [Мельникова, директор школы] нас потом защищала».
Но всё равно многие из тех, чьих родителей арестовывали, становились в школе париями. Римма Мамонтова рассказывает об одном показательном эпизоде: на 8 марта мальчики подшутили над девочками — подарили им вместо букетов веники. Девочки в ответ сговорились и под видом конфет накормили одноклассников слабительным: «Директор школы Нина Осаповна Гроза всех вызывала к себе и спрашивала — „кто это придумал?“. Никто не признался, тогда виноватыми сделали „детей врагов народа“ и исключили их из школы».
Когда была достроена новая 167-я школа, по соседству с 25-й образцовой, детей «врагов народа» стали переводить туда. Иногда целые классами. Виктор Левенштейн, друг Елены Бубновой, вспоминал: «После бессонной ночи, обыска в квартире и ареста отца (а порой и матери) сын или дочь приходили на уроки с опозданием или на следующий день с опухшим от слёз лицом. В классе всем всё было ясно… Исчезли из нашего класса лучшая наша спортсменка Лора Могильная — дочка управляющего делами Совнаркома СССР и самая хорошенькая девочка в классе, блондинка Алла Лебедь — дочь зампреда Совнаркома РСФСР. Исчезли Юра Муралов и Миша Червонный, которые в декабре 1934 года разыгрывали убийство Кирова. Исчез Володя Гугель — сын начальника Магнитостроя».
Но репрессии не обошли стороной и саму образцовую школу — да и разве можно было этого избежать?
Школа № 175 и директор-фаворитка Сталина
В 1937 году в прессе началась кампания против «образцовых» школ и уже в апреле они были отменены. К концу весны Нину Грозу и руководство школы стали обвинять в «коррупции» детей: появились статьи о том, что оценки в школе завышенные, а учителя пестуют инаковость и особенность учеников, отрывая их от народа.
Нину Грозу сняли с должности (Толстов покинул школу ещё раньше — сохранив, впрочем, своё место в Наркомате просвещения). Её назначили директором 182-й школы, а 25-я образцовая школа получила номер 175.
В конце 1937 года был арестован Иван Гроза — его обвиняли в сотрудничестве с правой оппозицией и дружбе с Карлом Бауманом. После ареста мужа пришла очередь самой Нины Иосафовны — её отправили в ссылку, из которой, впрочем, вернули в 1941 году, когда потребовалась помощь в эвакуации московских школ.
Новым директором стала Ольга Леонова, учительница младших классов, которую заметил Сталин во время экскурсии учеников в Кремль в 1936 году. По другой версии он был впечатлен её принципиальностью — якобы она вызвала отца Василия Сталина в школу, не поняв, кто его отец. Её карьера резко пошла в гору. Она не только возглавила школу, но и была избрана в Верховный Совет СССР в 1937 году. О Леоновой много писали газеты, превознося её педагогический талант и политическое чутьё.
В остальном перемен было не очень много: финансирование осталось прежним, большая часть учителей были на месте, дети высокопоставленных родителей (в том числе Светлана Аллилуева) — тоже. Исчезла только вывеска «образцовой» школы, формально она стала обычной. Хотя, конечно, такой не была.
«Четвёртый рейх» в стенах школы
По разным свидетельствам, именно в этот период школа стала ещё более привилегированной, а многие родители, раньше стеснявшиеся показывать своё положение, отринули излишнюю скромность. Детей стали привозить в роскошных автомобилях к зданию школы, а не в соседние переулки.
В 1943 году, через год после того, как школу окончила дочь Сталина, в Москве прогремела история с убийством и самоубийством на Каменном мосту. Сын наркома авиационной промышленности и ученик 175-й школы Владимир Шахурин был влюблён в одноклассницу Нину Уманскую — дочь советского дипломата, посла в США. Официальная версия гласит: когда её отца назначили послом в Мексику, Володя пытался уговорить её остаться. Когда стало понятно, что этого не будет, он назначил Нине прощальную встречу на Большом Каменном мосту и застрелил из отцовского «Вальтера» сначала её, а затем и себя — он скончался два дня спустя в больнице.
Следствие выяснило, что в школе Шахурин основал тайную организацию «Четвёртый рейх», участниками которой были дети Анастаса Микояна, сын заместителя Госплана Кирпичникова, сын свояка Сталина Реденса, сын генерала Хмельницкого, племянник миллионера Арманда Хаммера и сын знаменитого советского хирурга Бакулева.
Участники организации называли друг друга «рейхсфюрерами» и то ли притворялись, то ли действительно считали себя «теневым правительством СССР». Для участников организации история закончилась плохо — сначала их поместили в тюрьму, а затем на год выслали в разные части СССР. После этой истории школа стала исключительно женской. Ольгу Леонову сняли с поста директора, невзирая на депутатство в Верховном Совете.
Уровень образования в школе оставался довольно высоким, к тому же в ней продолжали учиться дети элиты. Для школьников организовывали экскурсии (то на предприятия, то в запасники лучших музеев), работали кружки с весьма профессиональными педагогами. После 1954 года, когда было вновь введено совместное обучение, школа стала рядовой. Единственное, что её действительно выделяло — углубленное изучение биологии.
В 1990-е школе удалось немного легче преодолеть проблемы, которые стояли перед всеми образовательными учреждениями в те времена — помогали частные спонсоры и бывшие ученики. В 2008 году школа получила статус Центра образования, а позднее была объединена с лицеем № 1574 — теперь она стала его структурным подразделением. В 2010 году открылся первый кадетский класс, который курирует Федеральная служба охраны. В 2018 году школа отмечает 160-летний юбилей.