В колонке для Новой газеты обозреватель издательского дома «Первое сентября» Андрей Русаков рассуждает о роли педагогики в обществе. В его представлении, педагогика — противоположность политики.

Когда Русаков говорит о педагогике, он имеет ввиду систему коммуникации между поколениями. «Для ясности придется условно разделить два понятия. Назовем одно — историей образовательной регламентации: нормирования правил обучения, бюджетов, физического устройства школ и вузов, селекции учащихся и учителей, формальных требований к ним, административных утопий и пр. А историей педагогической культуры — другое: историю осмысления, изобретения, становления грамотных и человекосообразных форм передачи опыта жизни от взрослых к детям, практик достойных отношений между людьми разных поколений», — поясняет автор.

«Собственно, педагогическая культура — это разнообразная мудрость про создание условий для становления сложных явлений (таких, например, как человек)», — пишет Русаков. Ее слабость культуры ведет к неочевидным последствиям. «Всегда есть два альтернативных подхода к любым проблемам: один воспитывается педагогической культурой, другой — политическими инстинктами. Лаконично их можно выразить так: „Надо, чтобы…“ и „Чтобы — надо…“ <…> Политическое решение: придумать цель. Затем — план ее достижения, и потребовать исполнения; кто не соответствует — наказать и исправить», — продолжает автор.

Педагогика работает по-другому, объясняет Русаков: «Решение педагогическое: если вы чего-то хотите достичь, то сначала нужно понять, какие для этого требуются условия. Потом — постараться эти условия создать. Заодно учесть вероятные побочные эффекты. (Если же условия не складываются или эффекты недопустимы — придется заняться исправлением целей)».

Есть и другое измерение проблемы, более близкое родителям и детям. Здесь Русаков цитирует педагога-исследователя Татьяну Бабушкину: «Когда стараются дать как можно больше знаний о культуре, думают, что этим мы делаем культурного человека. Но здесь ошибка. Мы просто водим ребенка мимо культуры, остающейся отчужденной. Она отчуждена объемом, отчуждена тем, что произошли резкие перемены, произошел скачок из тех культурных контекстов в какое-то вроде бы совершенно другое житейское пространство. Масса нажитого в культуре стала так велика, что оказывается неподъемной, непробиваемой для детей. Культура нависает пластами, которые детьми воспринимаются как мертвые. Мы подводим ребенка к культурным явлениям, а контакта нет; словно мы его подводим, а вот там, за какой-то перепоночкой, существуют себе культуры».

Иными словами, здесь проявляется разница между образовательной политикой и педагогикой. Простым отбором того, что необходимо передать следующему поколению, проблема не решается. Необходимо понять, как это сделать. И здесь же возникает пространство для более эффективной коммуникации между поколениями.

«Культурно, грамотно с точки зрения педагогики организованные сады и школы — это институты защиты семьи и вместе с тем средства преодоления семейной замкнутости. Это повод для людей объединиться в каком-то общем деле — и, может быть, увидеть в этом несложном деле, за детскими забавами какие-то глубинные ценности, вдруг ощутить свою к ним причастность, ответственность», — подводит итог Русаков.