13 непонятных слов из «Истории одного города» Салтыкова-Щедрина
13 непонятных слов из «Истории одного города» Салтыкова-Щедрина
Не то чтобы мы проводили прямые параллели, но творчество Михаила Евграфовича Салтыкова-Щедрина и особенно его «История одного города» вспоминаются в последнее время все чаще и чаще. Эта книга (к сожалению) не теряет актуальности уже 150 лет. Но содержит много слов, значения которых приходится искать в словаре. Спешим исправить эту ситуацию и рассказываем, что такое «давленина», «мамона» и «дебардер».
«Может показаться странным, каким образом Грустилов, будучи одним из гривуазнейших поклонников мамоны, столь быстро обратился в аскета».
«Поклонение мамоне и покаяние» — так называется глава, в которой рассказывается про Эраста Андреевича Грустилова — человека меланхолического и вороватого.
Мамона (правильнее — Маммона) — бог богатства у древних сирийцев. Этим же словом во времена Салтыкова-Щедрина называли и само богатство. «Поклонение мамоне» — это жадность и любовь к деньгам. Сейчас примерно такое же значение имеет выражение «поклонение золотому тельцу».
«Мастерски пел он гривуазные песенки и уверял, что этим песням научил его граф д’Артуа (впоследствии французский король Карл X), во время пребывания в Риге».
Здесь речь снова идет про Эраста Грустилова, который, хоть и «краснел, когда говорил о взаимоотношениях двух полов», но человеком был порочным и склонным к разврату. «Гривуазный» — французское заимствование, галлицизм. Перевод слова grivois — «дерзкий, бойкий, скабрезный». Салтыков-Щедрин, несомненно, имеет в виду последнее — Грустилов мастерски пел непристойные песенки.
«Но словам этим не поверили, и решили: сечь аманатов до тех пор, пока не укажут, где слобода. Но странное дело! Чем больше секли, тем слабее становилась уверенность отыскать желанную слободу! Это было до того неожиданно, что Бородавкин растерзал на себе мундир и, подняв правую руку к небесам, погрозил пальцем и сказал:
— Я вас!»
«Аманаты» встречаются в главе, посвященной деятельности Василиска Семеновича Бородавкина — градоначальника деятельного и непоседливого, которому все время надо было куда-то бежать и что-то предпринимать. Он даже спал с одним открытым глазом, чтобы всегда быть в курсе событий.
Словом «аманат» на арабском Востоке и на Кавказе назывались заложники. Салтыков-Щедрин использует это слово для обозначения жителей Навозной слободы, которые должны были вывести войско Василиска Бородавкина к слободе Стрелецкой.
«Ел сначала все, что попало, но когда отъелся, то стал употреблять преимущественно так называемую нечисть, между которой отдавал предпочтение давленине и лягушкам».
Так делал виконт Ангел Дорофеевич дю Шарио, «французский выходец», который «любил рядиться в женское платье и лакомился лягушками», а «по рассмотрении оказался девицею». Словарь Даля так определяет значение слова «давленина»: «животное задушенное, удавленное петлею или зверем, а также мясо его».
Обычно таким мясом пренебрегали. Но дю Шарио, во время правления которого город Глупов погрузился в разврат, давлениной не брезговал.
«В тот же день Грустилов надел на себя вериги (впоследствии оказалось, что это были просто помочи, которые дотоле не были в Глупове в употреблении) и подвергнул свое тело бичеванию».
Речь снова идет о рефлексирующем воре Грустилове, человеке, склонном к апатии, который «любил пить чай в городской роще, не мог без слез видеть, как токуют тетерева» и даже умер от меланхолии. В какой-то момент Грустилов устал воровать, раскаялся и решил страдать.
«Вериги» — это железные оковы, цепи, которые носили на теле для усмирения плоти. Грустилов веригами (фальшивыми, впрочем) не ограничивался —он занимался самобичеванием, просил денщика его хлестать и даже «расковырял себе на невидном месте рану».
«Он веселился без устали, почти ежедневно устраивал маскарады, одевался дебардером, танцевал канкан и в особенности любил интриговать мужчин».
Речь снова про виконта дю Шарио («по рассмотрении», как мы помним, «оказавшегося девицею»). «Дебардер» (фр. debardeur) — это название портовых грузчиков в Париже. Их костюм состоял из коротких штанов, куртки и широкого красного пояса; после 1830 года как хорошо обрисовывающий формы был принят в маскарадах и усвоен в особенности женщинами легкого поведения.
«Ходил всегда в расстегнутом сюртуке, из-под которого заманчиво виднелась снежной белизны пикейная жилетка и отложные воротнички. Охотно подавал подчиненным левую руку, охотно улыбался, и не только не позволял себе ничего утверждать слишком резко, но даже любил, при докладах, употреблять выражения, вроде: „Итак, вы изволили сказать“, или: „Я имел уже честь доложить вам“ и т. д. Только однажды, выведенный из терпения продолжительным противодействием своего помощника, он дозволил себе сказать: „Я уже имел честь подтверждать тебе, курицыну сыну“… но тут же спохватился и произвел его в следующий чин».
Это слово встречается в главе «Эпоха увольнения от войн», из которой мы узнаем о деятельности Ксаверия Георгиевича Микаладзе — «потомка сладострастной княгини Тамары» и человека, имевшего «обольстительную наружность». Микаладзе покорял сердца глуповцев своими изящными манерами и очень следил за внешностью. Пикейная жилетка, которая «заманчиво виднелась» из-под его сюртука, была сделана из «пике» — плотной хлопчатобумажной ткани.
«Анархия началась с того, что глуповцы собрались вокруг колокольни и сбросили с раската двух граждан: Степку да Ивашку. Потом пошли к модному заведению француженки, девицы де Сан-Кюлот (в Глупове она была известна под именем Устиньи Протасьевны Трубочистихи и умерла от угрызений совести) и, перебив там стекла, последовали к реке. Тут утопили еще двух граждан: Порфишку да другого Ивашку, и, ничего не доспев, разошлись по домам».
Это фрагмент главы «Картина глуповского междоусобия», в которой рассказывается о том, как глуповцы, оставшись без градоначальника и «движимые силою начальстволюбия, немедленно впали в анархию».
Раскатом в XIX веке называли утрамбованную земляную насыпь или помост под крепостным валом для установки пушек. Сбросить с раската — это один из видов принятой тогда народной расправы.
«В заключение, по три часа в сутки маршировал на дворе градоначальнического дома, один, без товарищей, произнося самому себе командные возгласы и сам себя подвергая дисциплинарным взысканиям и даже шпицрутенам („причем бичевал себя не притворно, как предшественник его, Грустилов, а по точному разуму законов“, прибавляет летописец)».
В главе «Подтверждение покаяния. Заключение» рассказывается про деятельность Угрюм-Бурчеева, сменившего на посту градоначальника Эраста Грустилова (умершего от меланхолии). Угрюм-Бурчеев был «ужасным человеком», «угрюмым прохвостом» и «идиотом с узким кругозором». Глуповцы очень скоро прозвали его «сатаной».
«Шпицрутены» — это прутья, которыми били наказанных; чаще всего они применялись в армии (именно шпицрутенами провинившихся солдат «прогоняли сквозь строй»). В системе телесных наказаний в России шпицрутены считались менее унизительным орудием, чем розги и кнут.
«Муж ее, Дмитрий Прокофьев, занимался ямщиной, и был тоже под стать жене: молод, крепок, красив. Ходил он в плисовой поддевке и в поярковом грешневике, расцвеченном павьими перьями. И Дмитрий не чаял души в Аленке, и Аленка не чаяла души в Дмитрии. Частенько похаживали они в соседний кабак и, счастливые, распевали там вместе песни».
Это фрагмент главы «Голодный город», посвященной бригадиру Петру Петровичу Фердыщенко, который долго добивался расположения «посадской жены Алены Осиповой». «Поярковый грешневик», который носил муж Алены Дмитрий, — это плоский, похожий на блин головной убор, сделанный из хорошей овечьей шерсти.
«Но летописец недаром предварял события намеками: слезы бригадировы действительно оказались крокодиловыми, и покаяние его было покаяние аспидово».
Речь снова про Фердыщенко — бригадира, который «умер в 1779 году от объедения». А аспидами в России называли коварных и злобных людей. В биологии этим словом обозначают обширное семейство ядовитых змей, в состав которого включают 347 видов.
«Излишняя тучность точно так же, как и излишняя скаредность, равно могут иметь неприятные последствия. Я знал одного градоначальника, который хотя и отлично знал законы, но успеха не имел, потому что от туков, во множестве скопленных в его внутренностях, задыхался».
Это глава про князя Микаладзе, которая начинается словами: «Необходимо, дабы градоначальник имел наружность благовидную. Чтоб был не тучен и не скареден, рост имел не огромный, но и не слишком малый, сохранял пропорциональность во всех частях тела и лицом обладал чистым, не обезображенным ни бородавками, ни (от чего боже сохрани!) злокачественными сыпями».
«Тук» — это ветхозаветный библейский термин, означающий чистый жир, — пищу, которую запрещалось употреблять иудеям.
Иллюстрации: Кукрыниксы. Михаил Салтыков-Щедрин «История одного города». Издательство «Детская литература», 1981 год