Я работаю классным руководителем в 8 классе. Дети разные. Одни старательно учатся, другие — от случая к случаю. Одни — надежда и опора, другие живут незаметно, «на службу не напрашиваются, от службы не бегают». Есть среди моих воспитанников три девочки, как «трое из ларца, одинаковых с лица». Девчонкам плохо. У них жизненное горе. Пьют родители. Семьи живут однотипно, дети из этих семей ведут себя похоже. Вы и представить себе не можете, в каких условиях иногда приходится жить детям.

Ксения

Прихожу по одному из адресов. Уже с улицы дом выделяется неухоженностью. Ветер гоняет мусор у калитки, забор покосился и потерял часть досок. Двор зарос лебедой и крапивой. Тощий серый щенок робко встречает помахиванием хвостика. На входной двери сегодня нет замка, значит, можно войти. Оглядываясь на своих спутников, замешкавшихся у ворот, с опаской ступаю на полупровалившееся крыльцо. Здесь живёт моя ученица. Стучу. Выходит женщина. Лицо хмурое, какое-то печальное, пошатывается. Это мама. Отца застать дома невозможно. Он невидимка, он постоянно вне дома.

— Где ваша дочь? — задаю я дежурный вопрос.

— Не знаю, она дома не живёт, — получаю дежурный ответ.

Этот мой приход не первый и даже не десятый. Дорога протоптана торная. А результат один. Дочь дома не живёт. Неудивительно, ведь это нельзя назвать домом

Помимо того ужаса, который творится внутри: грязь, запустение, неухоженность, какой-то тяжёлый запах (знаете, в домах всех троих пахнет одинаково — детским горем). Помимо этого здесь ещё и тёмное царство грубости, жестокости и полного равнодушия к самим себе, к своей жизни и к детям.

Женщина, с которой я говорю, никогда не улыбается. Ей ещё немного лет, но она выглядит больной и пожилой. Я стою в этом доме и понимаю свою ученицу, которая не живёт здесь. Уже давно. Как душа, которая оставила тело. Мёртвый дом, родители-тени, подверженные одной страсти, одной жажде, потерявшие смысл существования, радость, веру в будущее. В этой части улицы пьют многие. Часто пьяные компании просто переходят из дома в дом. Пьяный говор слышен далеко от двери. И нет смысла входить. Здесь тебя не услышат. И опасно входить. Ведь пьяные люди не отвечают за свои эмоции.

Смотрю на молодую женщину, и закрадывается желание схватить её за плечи, встряхнуть изо всех сил и прокричать прямо в лицо: «Наташа, очнись! Где твоя дочь Ксения!». Но я не прокричу. Все слова давно сказаны. Девочка начала уходить от пьяных дебошей отца три года назад. Сначала к соседям, потом к родственникам. Потом её стали видеть в компаниях взрослых парней. Вычислить место, где она каждый раз пряталась от родителей, было сложно, но возможно. Просчитывали, находили, приводили. Но она сбегала опять. И вот она сбежала в другой посёлок, сообщив матери только приблизительный адрес — улицу, на которой несколько десятков многоэтажных домов. Могла бы и не говорить. Мама вовсе не собиралась её разыскивать. Есть проблемы и поважнее. На мой очередной вопрос о дочери она сказала, что та «взамуж вышла». Что же с этим аргументом можно поделать. Женщины из комиссии по делам несовершеннолетних, видевшие, как и я, многое, составляют протокол. Расчистив место среди крошек, окурков, застарелых следов еды и выпивки на столе, отодвинув пустые гранёные стаканы, хозяйка усаживает строгую сотрудницу КДН за столом. Звякнула и покатилась бутылка. Протокол составлен, формальности соблюдены, посетители покидают скорбное жильё с обещанием искать беглянку по полученному адресу.

Можно искать, можно найти, но куда вернуть? В этот ад? Надо ли говорить, что оба родителя не работают? Отец и вовсе нигде и никогда не работал. Что делать ребёнку, пятнадцатилетней девчонке, в такой семье? Психологи утверждают, что если ребёнок вырос в семье алкоголиков, есть большая вероятность, что в будущем у него тоже будет зависимость от спиртного. Скорее всего, никто не желает подобной участи своему ребёнку, но большинство пьяниц это не останавливает.

И весь педагогический опыт и стаж разбиваются о безвыходную ситуацию. Я не могу заставить их изменить образ жизни, я не могу вселить оптимизм в эту угасшую женщину, которая часто рукой прикрывает от меня следы побоев на лице. Почему она так живёт, зачем ей этот, непохожий на человека мужчина, об этом знает только Бог. А значит, до своего совершеннолетия Ксения будет моей проблемой, неутихающей болью, бомбой замедленного действия. Самый безопасный выход для меня — это лишение родителей родительских прав и помещение ребёнка в приют. По крайней мере, можно было бы не беспокоиться о жизни и здоровье. Но будет ли благодарна мне взрослая Ксения, если я буду способствовать переселению её в детский дом?

Всё непросто в наших детдомах. Известны случаи морального и физического насилия над детьми. Сложны отношения между воспитанниками. И по каким-то причинам дело тормозится, и всё остаётся, как было. Что будет дальше с этой девочкой, так и не узнавшей родительской любви и заботы, тоже неизвестно. Могу ли я осуждать молодого человека, приютившего её в своём доме? А если их всё-таки найдут и привлекут его за связь с несовершеннолетней, что будет с моей Ксенией? Не решится ли она от отчаяния на какой-нибудь страшный поступок? Неизвестно, и от этого становится особенно неуютно.

---

Анна

Она всегда казалась старше своих лет. Высокая девочка с рыжеватыми волосами. Спокойная, незаметная в классе. Ситуация Анны напоминает ту, что сложилась у Ксении. Может, поэтому они и стали подругами.

Мать Анны выросла в детском доме. Казалось бы, надо беречь дом, семью, детей. Но беречь её не научили. Некому было. Повзрослев, она начала пить. Родились дети, но старшая дочь почему-то была отдана на воспитание родственникам. Старший сын вырос беспризорным. Затем родились трое младших. Желая познать, наконец, женское счастье, мама связала жизнь с молодым человеком, годившимся ей в сыновья. При этом ни мама, ни молодой человек нигде не работали.

Дети росли, как сорная трава: по соседям, по знакомым, по родственникам. Иногда изголодавшихся девочек кормила старшая сестра. Мыла. Приводила в порядок. И они возвращались домой до очередного запоя матери и отчима. А это случалось очень часто. С неугодными визитёрами, задававшими много неприятных вопросов, хозяева дома боролись простым, но действенным способом: просто-напросто закрывали дверь изнутри. И всё. «Враг не пройдёт», как пелось в революционной песне. Люки задраивались, и стучи — не стучи, внутрь всё равно не попадёшь. Попинав дверь, учительницы удалялись восвояси.

В доме много пили, дрались, но дочери терпели до поры. Когда стало невыносимо, они начали уходить из дома. Тогда-то Анна и подружилась с Ксенией. Девочки ночевали друг у друга, смотря по тому, в чьём доме было на сегодня относительно спокойно. До учёбы ли ребёнку, если он не спал ночь, слушая вопли пьяного отчима и истерический плач избиваемой матери?

О каких выполненных домашних заданиях можно говорить, если сумка у тебя дома, а ты ночуешь у подруги, часто без завтрака, обеда и ужина?

Потому что родители подруги, не оставив дочери куска хлеба, удалились к знакомым на многодневный пьяный марафон? Естественно, учёба обеих девчонок покатилась вниз.

Чем можно пронять взрослых пьющих людей? Воспитательными беседами? Да, если они захотят их слушать (что зависит от количества выпитого). Они даже согласятся, что да, плохо вели себя, но ведь это же исправимо, правда? Они немедленно начнут новую жизнь. Когда? Да сию же минуту, как только воспитатели уйдут. Что? Девочки не учатся? Да они болеют, но выздоровеют и придут. И не стоит волноваться. Всё будет хорошо и просто–таки замечательно. Ну да, конечно. И мы уходили. И всё повторялось, как в ночном кошмаре.

Подрастая, дети поняли, что можно избежать неприятных впечатлений, если держаться от семьи подальше. В конце концов Анна, как и Ксения, поселилась в другом посёлке у знакомых или знакомого. Правда, она утверждала, что живёт у подруги. Маму это устраивало. Не надо кормить, одевать, заботиться. Можно отдаться любимому занятию. И она уходила в запои с головой. Не помогло даже желание старшего сына отучить мать от пьянства. В порыве «сыновней любви» он покалечил женщину, сломав ей кости лица. Но страсть к бутылке была неистребимой. Едва только кости срослись и стало возможно держать рюмку, она опять взялась за старое.

Судьбы детей оказались исковерканными. Средняя девочка поспешила замуж, но не разглядела избранника. Он вскоре оказался в тюрьме. Анна продолжала жить у подруги, пытаясь устроиться в местную школу, но это потребовало соблюдения такого количества формальностей, что она до поры оставила свою затею. В семье подрастает ещё один ребёнок. Мальчик. С отклонениями в развитии. Грязный, в оборванной одежде, он слоняется по посёлку от сестры к брату, в надежде, что кто-нибудь да покормит. Матери недосуг.

---

Ирина

Ирина маленькая, хрупкая, беленькая. Её случай не такой тяжёлый, как у подруг. А может быть, она стоит в начале пути. Родители пьют, конечно, но не беспробудно. Иногда отец устраивается на работу и уезжает из посёлка на заработки. Иногда мать идёт на старое место работы и просит прежнюю хозяйку о подработке.

И тогда Ира преображается. Появляется азарт в учёбе, она стремится сделать всё хорошо, заработать хорошие оценки. Но бывают и чёрные дни, когда она просто уходит из дома. К таким же бедствующим подругам. Иры нет? Не надо и проверять: опять пьют в семье. Но приходится идти и смотреть на очень знакомую ситуацию. Бутылки, стаканы, пропитый голос матери пьяно рапортует о том, что дочь ушла в школу, а раз её нет, значит, она у подруги Лены. И заканчивается тирада восклицанием: «Ну, она у меня получит!».

Чтобы не «получить», девчонка начинает хитрить. Придумывается история о больной бабушке, к которой пришлось идти, или же о легкоатлетической эстафете, на которую её внезапно отправили. Чего не придумает ребёнок, чтобы избежать побоев. Об эстафете не совсем и выдумка. Ира — хорошая бегунья. В своём спортивном костюмчике напоминает розовую молнию. Бегает она быстро и легко. И учиться может очень хорошо. Но нет дома надёжного тыла.

Это страшно, когда ребёнок возвращается домой, как на линию фронта. Там может быть спокойно. А может и опасно

А родители превращаются во вражеских солдат, воюющих друг с другом, а иногда объединяющихся в войне против собственных детей. В этой семье тоже есть ребёнок с отклонениями в развитии. Тоже мальчик. Я знаю несколько таких семей.

---

Ситуация непростая. Зная процесс воспитания изнутри, я не стала бы обвинять школу. И я, и школа сделали всё, что могли, чтобы девочки учились. Все беседы, все рейды, вся работа — всё это было сделано. Думаю, что беда с пьянством родителей, — это общенациональная беда. Пьяная семья теряет не только связи с действительностью, с обществом, она теряет себя в этом мире. Люди существуют вне реальной жизни. Ценности сдвинуты, идеалы поруганы. И самое страшное: мы теряем детей, теряем полноценных завтрашних граждан, отцов и матерей. Не получая помощи от родителей, живя в обстановке мёртвого дома, подвергаясь издевательствам и насилию старших, вроде бы родных, но почему-то враждебных людей, дети учатся быть такими же. Они впитывают впечатления, стиль поведения, манеру держаться с близкими. Это реальность. Пословица «Яблоко от яблони недалеко падает» не нами придумана. Тогда что же делать?

Думаю, что государству стоило бы задуматься, а стоит ли получение прибыли от продажи спиртного тех потерянных жизней, тех загубленных судеб, которые брошены на страшный жертвенный алтарь. Следовало бы жёстко требовать трезвости от людей, ставших родителями.

Местные администрации могли бы отправлять матерей и отцов на принудительное лечение. Могли бы. Но пока занимаются отписками

Потому что грамотно заполненная бумажка может помочь избежать многих неприятностей. Вот только детям от этого не легче. Он продолжают свою личную войну с собственными родителями. Войну, на которой бывают минуты затишья, но никогда нет покоя. Войну, на которой не будет победителей.