Одна из главных тенденций образования — особая организация среды обучения. Валерия Земскова, куратор Лицея ММУ, где 1 февраля начался отбор в 8-11 классы, поговорила с Геннадием Костровым и Дмитрием Мамулией — создателями и руководителями Московской школы нового кино и Института свободных искусств и наук о том, какие существуют возможности для развития школьной среды.

Валерия Земскова: Как вы думаете, насколько правильно, что в школе существует жёсткое деление классов по возрастам? Можно ли проводить уроки, где ученики младшего возраста учились бы вместе с учениками более старшего возраста?

Дмитрий Мамулия: Это специфически профессиональный вопрос, такие вещи должны специально изучаться. Но на первый взгляд можно сказать, что существует разница между точными науками и гуманитарными. В некоторых предметах ученик обязан двигаться поэтапно: математика, физика, химия, и здесь, безусловно, человек должен заниматься со своими сверстниками, потому что программа рассчитана на много лет. А вот гуманитарные науки, искусство, кино, театр, литература могут преподаваться по другой системе: дети от 13 до 16 лет, как мне кажется, могут учиться вместе. Эти предметы отличаются от точных тем, что здесь предыдущие знания не нужны для получения последующих.

Если ты занимаешься математикой, то не умея считать, не зная, что такое цифры, ты не сможешь заниматься более сложными вещами. В гуманитарных науках таких последовательностей нет, можно сначала познакомиться с современными писателями, а потом уже читать классику.

В.З.: То есть можно сказать, что точные науки устроены как лестница, что это ступени, по которым человек поднимается от более простого знания к более сложному. А при изучении гуманитарных наук мы как бы находимся в поле, где знания соседствуют друг с другом и где можно переходить от одного сюжета к другому с большей свободой?

Д.М.: Да, совершенно верно.

В.З.: Если школа находится при арт-пространстве, музее, университете, школьники имеют возможность посещать лекции вместе со студентами или взрослыми. Есть ли в этом какая-то польза? Есть ли смысл для школы открываться более большим образовательным площадкам и пространствам?

Геннадий Костров: Конечно. Университет может дать огромное количество дополнительных занятий для школы. Это походы в музеи, совместные мероприятия и некая общая среда. Такое взаимодействие очень важно, и даже если человек его не осознаёт, то всё равно среда оказывает своё влияние. Среда определяет многие, даже главные вещи в жизни ребёнка.

В.З.: Мне кажется, одно из главных преимуществ нашего Лицея — взаимодействие с такими крупными образовательными площадками как Институт Свободных искусств и наук и Московская школа нового кино. Возможность посещать лекции крупнейших исследователей вместе со студентами, возможность пойти в музей с современным художником или крупнейшим искусствоведом — это бесценный опыт.

Д.М.: Безусловно, я думаю, что это имеет огромное значение. Суть в том, что ученики, которые идут в музей с выдающимся педагогом, соприкасаются в этот момент не напрямую с картинами, но через педагога, который и производит твою встречу с этим феноменом. Потому что даже в моём возрасте очень трудно встретиться с картиной.

В.З.: То есть можно увидеть картину, но при этом не встретиться с ней?

Д.М.: Именно. Придя в музей — в Эрмитаж или Лувр — даже зная, что Караваджо и Тинторетто гениальные художники и даже подойдя к картине, понимая, что это что-то невероятное, я отмечаю для себя, что никакой встречи не происходит. Есть понимание на уровне какой-то картографии, на уровне «Что? Где? Когда?». Вот есть художник Караваджо, он рисовал в таком-то стиле, жил в XVI веке. А педагог производит встречу. И ровно так же можно встретиться или не встретиться с литературным или музыкальным произведением.

В.З.: Вы сейчас возвращаете нас к этимологии слова «педагог». Это древнегреческое слово — «тот, кто сопровождает, ведёт». Мне кажется, что вы говорите именно о таком типе педагога, который не просто вкладывает в ребёнка какие-то знания, а который берёт за руку и организовывает твою встречу с чем-то.

Г.К.: Безусловно. Вот смотри, что происходит обычно: если делать всё, как принято, то дети пойдут в музей и столкнутся с текстом, отработанным десятками лет, который им произнесёт экскурсовод. А если они пойдут с выдающимся педагогом — например, нашими Иваном Чечотом или Артуром Аристакисяном, у них есть шанс изменить свою жизнь благодаря этому походу. Потому что пойти смотреть картины и видеть реакцию таких людей — крайне важно. Ведь даже если человек не обратит на это внимания, на него это подействует.

Д.М.: Да, совершенно верно. И именно это важно в образовании, особенно гуманитарном — иначе оно было бы бессмысленным, потому что всё есть в доступе. Зачем тогда всё это нужно? Возьми и читай. Оказывается, нет. Это невозможно. Невозможно произвести эту встречу. Поэтому, я думаю, для школьников крайне интересно и даже судьбоносно было бы соприкасаться не только со школьным материалом, а выйти в море. Не хочется говорить «знаний». Море чего-то.

Г.К.: Да. Вот в чём наше новшество, которое мы развиваем в Лицее ММУ: мы понимаем, что знание прямо не передаётся. Потому что иначе за тысячелетия человечество уже научилось бы бороться с голодом, с войнами, с холодом и всем прочим. Это некая непрямая история.

Наша задача — чтобы ученик, который к нам попадёт, изменил свою жизнь. Чтобы с ним что-то произошло. Получив ученика в точке А, мы должны понимать, каким он будет в точке Б. Мы должны работать не со знаниями, в которые мы погружаем ученика (хотя, конечно, лицей это даёт), а работать с самим учеником, с его пальцами, с его глазами, с его интуицией, с его интеллектуальной системой, нравственной системой, этической, психической.

Работать с человеком — это учить его отделять правду от неправды, учить его тому, что в определённом возрасте человек встречается и с потерей близких, и с другими событиями в жизни, но он должен выстоять. Именно к этому по-настоящему должны готовить школа и университет. Они должны подготовить человека к взаимодействию с судьбой.

Иллюстрация: Shutterstock (Lorelyn Medina)