Чтобы отличаться от одноклассников, иногда достаточно только очков, хороших отметок или очень высокого роста. Учитель Марья Наговицына вспоминает, как сама была когда-то изгоем, и рассказывает о таком ученике в классе, в котором сегодня преподаёт.

С пятого по одиннадцатый класс я почти всегда сидела одна. Но однажды, на уроке географии, Маша села ко мне. «Ничего себе!» — подумала я. Чтобы понять моё удивление, представьте, что вам примерно 14 лет, у вас куча комплексов по поводу длинного носа, проблемной кожи и немодной одежды, и вдруг с вами за парту садится самая популярная девушка класса. Красивая, смешливая, которую после уроков домой провожает десятиклассник. Я пребывала в эйфории до конца урока, точнее, до тех пор, пока другая звезда класса, Алёна, не прислала Машке записку, случайно заглянув в которую я поранилась осколками розовых очков. Там был всего один вопрос: «Не скучно тебе с этой сидеть?».

Нет, обидно даже не то, что меня считали скучной, а то, что меня назвали «эта». Так, мусор, изгой. Со мной не садились рядом в столовой, смеялись, когда на физкультуре моя неуклюжая тушка пыталась залезть на канат, а дежурные, раздавая тетради, брезгливо не трогали мои, оставляя их лежать на учительском столе.

Сейчас, оглядываясь назад, я удивляюсь, что смогла измениться. Как там иногда говорят гуру аутотренингов? «Проделала титаническую работу над собой».

Мне понадобилось семь лет, чтобы выйти из скорлупы школьного одиночества, семь лет, чтобы понять, что я могу удачно шутить и одеваться

Семь лет, чтобы убедиться в том, что длинный нос был и у Ахматовой, а сердцеедка Лиля Брик далека от всех стандартов красоты. Это теперь, имея за плечами высшее педагогическое, без всяких посещений психологов и тренингов по саморазвитию, я понимаю, что проблема-то была не только в высокомерии моих богатых одноклассников, но и в моём неумении показать себя, постоять за себя.

А ведь мне ещё, можно сказать, повезло. У меня не осталось психологической травмы, я не стесняюсь больших аудиторий, а от выступлений на публике даже ловлю кайф. Меня не били одноклассники, только смеялись, когда я нещадно тупила у доски на алгебре, которую не понимаю до сих пор. Просто со мной не общались, и всё. Для них я была скучной и непонятной девчонкой с тихим голосом и кривыми зубами.

Жёстко унижали другого одноклассника — тоже из очень небогатой семьи. Я даже не знаю, как он пережил это, потому что одного за другим потерял обоих родителей и остался на попечении тёти с младшим братом. Вот ему доставалось сильно: я даже не буду писать тут, какие неприличные вещи могут сделать подростки в травле другого. Я думаю, если бы не он, все шишки пришлись бы на меня. Да, так и было бы. Сейчас мы с ним не общаемся, но по соцсетям я знаю, что он добился своей цели, служит по контракту. Никого из бывших одноклассников у него в друзьях, как и у меня, нет. Вычеркнуто.

Но вычеркнуть могут не все. Со мной в педагогическом училась странная девушка. Назову её Таней. Она сильно тряслась, выступая перед аудиторией, никогда первая не обращалась к парням, боялась даже самых лояльных преподавателей, а из всего потока тесно общалась примерно с тремя людьми. Педагогическую практику мы проходили вместе. Она отказывалась в одиночестве заходить в класс, поэтому на её уроках я сидела на задней парте.

Когда я прямо спросила, в чём дело, она ответила, что её унижали в школе, выбрасывали портфель в окно, дразнили из-за дикой худобы и плевали на спину.

Тогда я рассказала Тане про своё вынужденное одиночество в классе, а она не поверила. Сказала, что я её не пойму и что нечего выдумывать. Меня разозлило, как откровенность натолкнулась на её высокомерие. Окончательно мы перестали общаться на пятом курсе, когда она узнала, что я хожу на дискотеки. Тогда Таня сказала мне: «Ты как все. И ещё — в первый день знакомства ты показалась мне красивой, а теперь я присмотрелась и уже так не думаю». Я не поняла, относилось ли это только к внешности.

В седьмом, где я работаю сейчас, есть мальчик. На прошлой неделе его одного не позвала на свой день рождения Лана, главная заводила класса. При этом он замечательно учится, свысока реагирует на попытки оскорбить, но часто становится агрессивным и до сих пор плачет, нет, даже воет, когда получает двойки. Дома ему сильно попадает за малейшую провинность. Любые разговоры бесполезны. Я заметила, что он ловит какую-то эйфорию от насмешек над одноклассниками, но при этом прекрасно понимает, что в следующий момент окажется униженным. Он противостоит всему классу и дразнит ребят. У мамы, помимо мальчика, ещё трое детей. И я так подозреваю, всё воспитание сына сводится к тумакам за плохие отметки. О том, что у парня отвратительные отношения с классом, она и слушать не желает: виноваты родители других детей, вот и поговорите с ними. Мой ни при чём.

Как учителю, мне страшно, что такие дети есть в каждом классе. Кто-то своей обособленностью бросается в глаза сразу, а кто-то умело маскируется, пытаясь провоцировать и оказаться не жертвой, а охотником. Лучшая защита — нападение. Наверно, так думают и те американские подростки, которые открывают стрельбу по учителям и одноклассникам. Я точно знаю только одно — учителю и родителю в этой драме отводятся не места зрителей.

Все имена действующих лиц изменены.

Фото: iStockphoto (DGLimages)