Мы уже вовсю говорим о нашем светлом образовательном будущем. Наш блогер, руководитель образовательных проектов Марианна Шевченко считает, что стоит начать с проблем нашего настоящего. И ЕГЭ — не единственная из них.

Главная цель российского школьного образования — сдать ЕГЭ. Расставив нужные галочки в правильные кружочки, набрать определённую сумму баллов.

На экзамене у ребёнка нет возможности показать, что он, к примеру, отличный переговорщик и блестяще умеет разруливать конфликтные ситуации (один из важнейших навыков профессионалов XXI века). Экзаменатор не думает, что на разработанной выпускником компьютерной игре растёт целое поколение. Экзамен не проверяет, как дети умеют искать, анализировать, отсеивать ненужную информацию, находить решения для нестандартных ситуаций. Их загоняют в чужие школы, а потом — под прицелом видеокамер — 11 лет учёбы сливаются в комбинацию из пяти итоговых цифр.

Возможно, именно поэтому почти 40% победителей и призёров олимпиад для школьников не набирают на ЕГЭ по профильным предметам более 60 баллов, а ещё 30% не выбирают для сдачи ЕГЭ тот предмет, по которому победили. Ольга Васильева недоумевала: «Какие же это олимпийские призёры и лауреаты». А я вспоминала, как сама в 11 классе заняла первое место в областной олимпиаде по русскому языку, без экзаменов поступила на филфак педуниверситета, который закончила с отличием. По русскому и литературе в аттестате у меня четвёрка. Природная грамотность помогала писать, не зная всех правил наизусть. Сочинение на четыре листа были вечной творческой мукой. Зато я писала стихи, а на полутора страницах могла раскрыть любую тему. Если бы пришлось сдавать экзамены, я бы их тоже написала не больше чем на 60 баллов.

За эти годы в сути итогового экзамена мало что изменилось. Вместо пяти баллов стало 100. Чем выше балл нужен, тем больше участников вовлечено в процесс. Например, родители. Зайдите на любой сайт о семье и школе. Каждая вторая статья — про домашние работы, которые родители делают вместе, а иногда и вместо ребёнка. Многие возмущаются и искренне сожалеют, что тратят время, которое можно провести, отдыхая с детьми, на бесконечные домашние задания. Им сочувствуют психологи и настоятельно рекомендуют оставить детей в покое, напоминая про разделение зон ответственности и обязанностей.

Можно бесконечно дискутировать на эту тему, но пока не изменится конечная цель учёбы, ситуацию не поменять. Сейчас российское образование — это триатлон «начальная школа — среднее звено — профильный класс».

Преодоление. Надрыв с мечтой грамотно расставить правильные галочки в нужных кружочках. Все безумно устают. Кто-то не добегает

На каждом из этапов триатлона проблема растёт, углубляется и потом становится навязчивым состоянием, от которого хочется поскорее избавиться.

Возьмём, к примеру, детский сад и начальную школу. Что ему мешает быть средой, формирующей и развивающей настоящие образовательные навыки ребёнка: общение, дружбу, уважение, доверие, безопасность? Представьте: ребёнка поощряют, когда справляется сам, хвалят, когда справился в команде. Познавательная игра становится источником радости. Сначала ребёнку познание в радость, потом — учёба. Сначала он узнаёт новые вкусы, эмоции, слова, а потом в школе плавно меняет их на цифры и буквы. Естественно и последовательно.

Задача педагога — не спугнуть кайф открытий, помочь ребёнку сохранить радость обучения. Так сказать, передать её по наследству прямо в школу. Кстати, ФГОС не требует уметь читать, писать, считать. Ребёнок, по ФГОСу, «обладает элементарными представлениями из области живой природы, естествознания, математики, истории, у ребёнка складываются предпосылки грамотности». Предпосылки! Чтобы не навредить и не придавить грузом знаний. При таком подходе позиция родителей — наблюдатели, а дети — счастливые исследователи.

Но современные сады всю радость обучения — осознанно или нет — деформируют. Уже в пять лет начинается диагностика готовности к школе. Что должен знать и уметь ребёнок шести лет. А если он не знает и чего-то не умеет? Никто не говорит с родителями о нереальных перегрузках, которые они создают детям дополнительными кружками и секциями.

Начинается гонка за количеством. Деформация качества. Родители уже нацепили номера, надели шлемы и побежали триатлон.

Максу было пять, когда его попросили нарисовать портрет мамы для стенда. Пришёл домой, взял краски. Нарисовал. На следующий день вернулся в слезах. Над портретом смеялась вся группа. На стенде висели нарисованные мамами мамы.

Я не понимаю: с одной стороны, воспитатели видят, что портреты нарисованы родителями. Принимают, вешают на выставки, поощряют. С другой стороны, родители! Где, на каком этапе мы вдруг решили, что дети не справятся сами? Да и что значит — «справиться»?

Если бы воспитатели настоятельно советовали родителям не вмешиваться, говорили, как важно поощрять самостоятельность детей, а сами родители перестали рисовать, лепить и клеить вместо ребёнка, возможно, уже в начальной школе не пришлось бы всей семье сидеть над домашними заданиями. Домашняя работа стала бы средством общения: сделал — сигнал «у меня всё хорошо, я в безопасности, я радуюсь учёбе и хочу ещё»; не сделал — «я устал, мне плохо, надо отдохнуть».

В результате уже к концу начальной школы дети, как правило, не умеют самостоятельно делать уроки. «Сделай на черновик, приду с работы — проверю». Зачем проверять? Если цель учёбы — познание, исследование, то нужно писать чистовики. Ошибаться тоже в чистовиках. Это вообще очень полезный навык — делать уроки, как проживать жизнь, — сразу на чистовик.

У детей нет системы поощрения самостоятельного обучения, нарушено понимание помощи, поддержки и границ. Даже там, где родитель может просто помочь, по традиции делает вместо, а не вместе.

Нарушенные границы приводят к утрате доверия: родители не доверяют детям уроки, учителя не доверяют ученикам и постоянно вовлекают родителей в учёбу.

Созданы предпосылки презумпции виновности. Высшим проявлением её станет обыск при входе на ЕГЭ и ОГЭ, сопровождение в туалет и удаление из класса собственных учителей

У меня нет готовых инструкций, как можно изменить ситуацию. Я даже понимаю благость намерений разработчиков ЕГЭ. Но пока родители зарабатывают псориазы и инфаркты в ожидании результатов, пока дети прыгают из окон накануне экзаменов от страха перепутать последовательность аргументов, эта проблема требует решения. Моя дочь готовится к ОГЭ. Штурмует тесты, а я ловлю растущее нервное напряжение. Пишу статью и пытаюсь ответить на вопрос — что делать.

С одной стороны, есть опыт других стран. Например, Финляндия, у которой многие директора российских школ учатся учить детей. Финское образование признано одним из лучших по результативности и комфорту обучения, без зазубривания и натаскивания дети говорят на иностранных языках и разбираются в причинно-следственных связях, наше инновационное «перевёрнутое образование» для них давно норма.

Может, попробуем перенять опыт чуть более системно и интенсивно, а не в отдельно взятых школах?

Конечно, у российского образования свой, особый путь. Я часто слышу, что западное образование «слабее». А в чём наша сила? В фундаментальности, выстраданности? В недоверии? Наша образовательная система всё время находится в режиме «реформа». Так давайте же реформироваться!

В тренде междисциплинарность. Предлагаю наряду с оценками результатом образования признавать уровень гормона радости и доверия, который выделяется у ребёнка при мысли о школе. Светилы медицины, пришло ваше время помочь педагогам и психологам!

Только, пожалуйста, не тестируйте детей на уровень радости по стобалльной шкале в запертых помещениях и не берите анализ на гормон детского счастья у родителей.

Фото: Shutterstock (Gladskikh Tatiana)