Родители могут не во всем соглашаться с детьми, дети — с родителями. И чем старше ребенок, тем больше возникает разногласий. Иногда они перерастают в затяжной конфликт и полное непринятие. Своим опытом выстраивания отношений с родителями поделилась наш блогер и редактор «Мела» Катерина Иосифова.

Когда ребенок взрослеет, он проверяет на прочность свои границы и испытывает терпение родителей. В подростковые годы он борется за право одеваться в то, что ему нравится, дружить с теми, с кем нравится и гулять не до 8, а до 9. У большинства из нас первые конфликты с родителями начинаются в этот период. Я не исключение.

В детстве во всем зависишь от родителей, у тебя мало способов защищать свои интересы и добиваться желаемого. Родители могут лишить тебя в наказание карманных денег, отключить интернет, отнять гаджеты, запретить видеться с друзьями. Все, что можешь ты — устроить бунт. Поэтому старшеклассники так часто сбегают из дома, рискуют своим здоровьем, угрожают тем, что что-то с собой сделают.

У них нет других инструментов влияния, кроме ценности собственной жизни

Родители не всегда наказывают буквально, что-то отнимая или применяя насилие. Часто они манипулируют чувством вины. «Вот значит как ты меня ценишь», «подружки тебе дороже матери», «мне же тяжело, не бережешь меня!», — обвиняют они. Это очень похоже на то, что делают дети, когда специально не отвечают на звонки, гуляя допоздна. Это тоже манипуляция ценностью. Тебе как бы намекают, что ты, видимо, не дорожишь отношениями. Раз ведешь себя так, значит, ты плохой человек. Если пристыдить не получается, в ход идут отчаянные угрозы: «у меня слабое сердце, вот умру я, посмотрим, что ты тогда скажешь», «Отольются кошке мышкины слезы».

Первые серьезные ссоры с родителями — с криками, слезами и грохотанием дверей — начались, когда мне было 15 лет. Сейчас мне 24 и я могу поделиться историей наших конфликтов и тем, что я из них вынесла.

Я — человек, не оправдавший надежд своих родителей

С самого начала всё пошло не так: врач обещал им мальчика, а родилась девочка. Надеялись, что станет спортсменкой или хотя бы получит техническую специальность, а я стала филологом. Они мечтали о милой, скромной дочери, которая бы приносила пользу обществу своей работой и жила тихой счастливой жизнью. А получили дерзкую и амбициозную, которая пишет тексты «о грустных вещах» и отказывается говорить о детях и замужестве.

Разочаровываться очень больно. А разочаровываться в собственных детях, за которых ты чувствуешь личную ответственность — тем более. Как смотреть в глаза друзьям, у которых дети успешнее и нормальнее? Как общаться со своими пожилыми родителями, которые тоже недовольны внуками и внучками и обвиняют в их испорченности тебя? Разрушенные надежды вызывают много разных чувств — обиду, грусть, злость. Со всеми этими чувствами родители идут к тому, кто их вызвал — своему ребёнку.

Отец перестал со мной разговаривать, когда мне было 17, я тогда училась в институте. Мы жили в одной квартире, и я полностью была на содержании родителей, но он решил «прекратить инвестирование моего проекта». Этот бизнес-термин означал, что он больше не хочет в меня вкладываться ни финансово, ни эмоционально. Он считал, что я выбрала не ту профессию, прилежной учебой не отличаюсь, по дому матери помогаю мало — то есть не приношу никакой пользы.

Он назвал меня иждивенкой и паразиткой и сказал, что я могу и дальше сливать свою жизнь в унитаз

Он молчал весь следующий день и всю следующую неделю. Мама просила меня перед ним извиниться, но я не хотела, ведь это только его мнение и на самом деле я не такая ужасная и не заслуживающая любви. Обстановка была тяжелой — мы ужинали всей семьей за одним столом, но отец не смотрел на меня и, адресуя что-то мне, говорил это матери: «Спроси у своей дочери, пойдет ли она к бабушке в субботу». Мои младшие сестры сидели рядом, спрашивали его: «Папа, почему ты не говоришь с Катей? Посмотри, посмотри на неё!», поворачивали его голову в мою сторону. Но он отшучивался и ничего не говорил. Не говорил он 1,5 года. Я даже не думала, что можно быть таким упрямым.

Пока он молчал, я забрала документы из института, уехала из Питера в Москву и поступила заново в другой институт с потерей двух курсов. Мать к тому моменту уже была вымотана нашим противостоянием и обижалась на меня, поэтому пришла в ярость, когда я бросила учебу. Она обзывала меня, кричала, давила на жалость, просила остаться ради сестер (кто же с ними будет помогать ей), хватала меня за руки и не выпускала из квартиры, когда я уже собиралась на поезд. К тому моменту я уже полгода как работала репетитором и капельдинером в театре после пар, поэтому у меня были небольшие накопления. Но этих денег хватило бы ненадолго.

Помогла мне тогда бабушка. Она тоже не поддержала эту идею и просила не уезжать, но при этом не отвернулась и подарила мне 10 тысяч рублей, на которые я жила в общежитии, пока в вузе шел творческий конкурс. Первые полгода, что я жила в Москве, со мной никто не общался. Я почти сразу устроилась на работу администратором в хостел, жила на зарплату и иногда просила деньги у бабушки.

В первый же месяц после переезда мне позвонила двоюродная сестра — назвала идиоткой, сказала, что я предала семью

С ней мы не общаемся до сих пор, хотя я много раз пыталась все обсудить и забыть обиды, но она осталась при своих. Мама звонила мне раз в месяц и иногда присылала фотографии сестер с приветом от них. Поначалу она часто писала, что, если я не справлюсь, я могу вернуться, что из дома меня никто не выгонял и комната все еще ждет меня. Но спустя неделю после моего переезда они завели кота (я не люблю животных) и разобрали мою кровать. Я не расстроилась, я знала, что не вернусь ни при каких обстоятельствах, потому что мое возвращение восприняли бы как поражение: «Облажалась и приползла на коленях как миленькая обратно».

Оказаться козой отпущения очень неприятно. Когда от тебя отворачиваются все родственники и им вдруг нет до тебя никакого дела, кажется, что тебя никто не любит и никогда не любил. Когда ты слышишь «ты мне больше не дочь» в порыве ярости, ты удивляешься, как легко человек от тебя отказывается. Но в этот момент важно отдалиться, выдохнуть и напомнить себе, что нельзя отменить родство.

Если вы для кого-то мать, вы останетесь матерью, даже если вас лишат родительских прав, даже если вы откажетесь от ребенка, даже если вы умрете. Мои родители могут убеждать себя, что у них больше нет дочери, не говорить обо мне, не вспоминать, убрать все фотографии, но поверить в это у них не получится, ведь нельзя отменить факт рождения и моего существования. Это необратимо.

У меня сложные отношения с родителями. Мама может увидеть в соцсетях мою фотографию в футболке и трусах и позвонить с требованием срочно удалить отвратительный снимок. Когда я начала вести блог и рассказывать о каких-то не самых радостных ситуациях из детства, которые повлияли на меня, после каждого поста она писала мне длинные гневные сообщения. Хотя в этих постах я не обвиняла ее ни в чем и просто рассказывала о давно отболевшем прошлом, ей казалось, что я выношу сор из избы и припоминаю ей об ошибках, которые она совершала. Мама читала комментарии и если видела, что кто-то меня ругает или хамит, говорила: «Вот, посмотри, что о тебе люди говорят, ты меня позоришь». Хотя были и другие комментаторы, она фокусировалась на троллях и провокаторах.

Около года как она добровольно не заходит на мои страницы, а я не говорю с ней о том, что может ее расстроить или не понравиться. Но если бы она не пришла к этому сама, мне пришлось бы и дальше постоянно защищаться или блокировать ее и ее друзей, чтобы никто из них на меня ей не донес (такое тоже случалось).

С отцом мы так и не обсуждали затяжной бойкот. Просто в какой-то момент он приехал в Москву в командировку и привез мне зимние ботинки из дома. Мы обменялись двумя дежурными фразами. В следующий раз — четырьмя, еще через время — шестью. Я не смотрю видео, которые он мне скидывает, и не обсуждаю темы, на которые у нас разные взгляды: религию, политику, психические расстройства. Это неполноценное общение, так как фильтр тем довольно строгий, мы можем говорить только об искусстве, истории и житейских делах. Но это лучше, чем не общаться совсем, так как наши с ним отношения влияют и на маму, сестер и родственников.

Хотя у нас сейчас перемирие, пакт о ненападении, все равно случаются разногласия. Как я себя веду, если понимаю, что начинается ссора?

1. Закрываю тему

Говорю, что я не хочу это обсуждать: «Давай не будем об этом, я не хочу», «Я тебя поняла, давай закроем тему, у меня нет сил это обсуждать», «Я устала, мне пора, давай закончим».

2. Ухожу

Если родители не реагируют на просьбы, я повторяю свое желание и быстро вежливо попрощаюсь — сбрасываю вызов или ухожу из комнаты физически. Если такой возможности нет, я молчу. Просто слушаю монолог и никак не реагирую. Если меня провоцируют и задают вопросы, повторяю, что все еще не хочу об этом говорить. Эмоционально не реагирую тоже — сижу с каменным лицом и жду, когда тирада закончится. Бывает тяжело сдержаться, но я напоминаю себе, что спор ни к чему не приведет.

3. Ищу опору

Если я замечаю, что уже вовлечена в спор и начинаю нервничать, я сажусь и всей стопой ставлю ноги на пол, чтобы почувствовать опору. Я отодвигаю трубку от уха или закрываю глаза, если я в одном помещении с родителями, и делаю глубокий вдох и выдох. После этого я начинаю обращать их внимание на себя, чтобы сменить тему. Я говорю, что мне плохо, что меня расстраивает этот разговор, что я не хочу больше спорить, что я устала и у меня болит голова. Обычно это работает, и даже если родители в этот момент обижаются и ругаются, скоро они успокаиваются и забывают, что у нас вообще было обсуждение.

Раньше мне казалось очень важным убедить в чем-то родителей и отстоять свою позицию. Но со временем я пришла к тому, что нет смысла стучаться в закрытую дверь. Пока нет возможности диалога, пока любое обсуждение рождает агрессию и все аргументы воспринимаются в штыки, спор ни к чему не приведет. Вы потратите свои силы и нервы и потом долго будете жить с обидой друг на друга.

Разговаривать можно только с тем, кто готов тебя выслушать, с тем, кто хочет тебя понять

Конечно, до сих пор мне иногда хочется вступить в дискуссию. Я осуждаю и не понимаю некоторые взгляды своих родителей и здесь уже начинается мое в них разочарование. В такие моменты я напоминаю себе, что они взрослые люди, они могут думать что хотят, а у меня есть право с ними не соглашаться и придерживаться других взглядов. Когда становится тяжело и я понимаю, что родители давят, я отхожу на дистанцию — реже звоню, реже приезжаю, реже пишу.

Я общаюсь с единомышленниками и друзьями и напоминаю себе, что я выросла и мне не страшно остаться без поддержки родителей. Моя жизнь не остановится, если они отвернутся от меня, просто станет сложнее. А это можно пережить. Однажды я сильно расстроилась, когда родители снова мне сказали, что я плохая дочь, хотя я очень хотела их порадовать (я заказала доставку цветов в подарок маме, но курьер опоздал на 2 часа и пришел слишком поздно, а мама хотела спать и ругалась на меня).

Психолог тогда задала мне хороший вопрос: «А есть ли плюсы в том, чтобы быть плохой дочерью?» И тогда я поняла, что в этом много плюсов. Ведь если ты уже плохая дочь и уже разочарование, ты можешь жить как хочешь. Что с тебя взять — ты плохая дочь. Процесс разочарования в людях очень болезненный. Но когда он заканчивается, остается самое важное — то, что человек, каким бы он ни был, все еще здесь, рядом. Я не самая умная, не самая красивая, не самая веселая дочь, каши со мной не сваришь, но я все-таки есть и буду всегда. И порой даже со мной может быть здорово проводить время.

Иллюстрация: Archv / Shutterstock