Почему детям скучно на уроках литературы? Потому что даже классика — Пушкин, Чехов, Достоевский — написана в контексте определенной эпохи, погрузиться в которую без посторонней помощи маленькому ребенку непросто. Тут на помощь могли бы прийти уроки истории. Как эту помощь организовать, рассказал наш блогер, учитель Денис Ланщиков.

Давайте вспомним, в каком классе изучают рассказ Чехова «Толстый и Тонкий»? Подсказываю: в 6-м. В 6-м классе, Карл! Напомню, это сатира на реалии чиновничьего мира XIX века. Включите современному ребенку советский «Фитиль». Будет ли ему вообще понятен контекст про тотальные кражи сотрудниками с заводов: «Тащи с работы каждый гвоздь, ты здесь хозяин, а не гость!» А будет ли ему интересно? А ведь это наше недавнее прошлое! Почему же произведения Чехова XIX века должны стать для шестиклассника более понятными и интересными?

Вся наша литературная программа пропитана классикой XIX века: Пушкин, Лермонтов, Гоголь, Толстой. А когда этот период проходят на истории? Только в 9-м классе — через 4 года! То есть только через 4 года после прочтения Чехова, ребенок, возможно, поймет, в чем там был юмор.

Я не предлагаю бороться с ветряными мельницами и бросаться менять программу. Но ничего не делать — преступно. Ведь можно уже в 6-м классе потратить пару своих уроков и рассказать детям про специфику жизни в XIX веке. А если уж очень жаль драгоценные учебные часы, обсудите с учителем литературы, что вы заглянете к нему на урок и поговорите с ребятами про историю и контекст. В конце концов, учителю литературы это тоже выгодно.

Я поступил именно так. Вот что мы с детьми разобрали в рамках литературно-исторического экскурса в XIX век:

Детство

Чем детство в XIX веке отличалось от нашего? Понятно, что наличием другого уровня развлечений. Но не только. Тогда ребенок находился на периферии взрослой жизни, а не в ее центре. Неважно, богат ты или родился в семье крепостного. Графские дети жили в самых плохих помещениях в доме — примерно там же, где ютились и слуги — были допущены поцеловать с утра руку папеньки, а в остальное время не должны были докучать родителям своим присутствием. А еще был высок уровень насилия: богатых и бедных одинаково безжалостно секли, до потери сознания.

Все это мы разобрали с ребятами на примере горьковского «Детства», великолепных воспоминаний Врангеля «От крепостного права до большевиков» и сравнили с забугорным детством Оливера Твиста из промышленной Англии все того же XIX века.

Чиновники

Самая сложная для детей концепция. Мы смотрели на дворянские надгробия, анализировали, что чин идет впереди даже графского титула, говорили про Петровские реформы, читали гоголевский «Нос» — чтобы проникнуть в психологию этих людей. Еще разглядывали картины. За правильные ответы дети продвигались по табелю о рангах.

Помещики

Здесь концепция, как шрапнель, разлетается на три мысли: скука, честь и безнаказанность. Вот три слова, которые я хотел, чтобы дети запомнили.

Вся завязка сюжетов дворянской литературы начинается со скуки. И если герой заскучал, будет плохо всем вокруг. Разбитые сердца, дуэли и жизнь — все идет на корм скучающему помещику. Онегин, Печорин, Безухов — начало очень длинного ряда.

Когда добрались до чести, посмотрели безумно напряженную сцену дуэли Безухова и Долохова из бондарчуковского «Войны и мира», инсценировали правила пушкинской дуэли. Еще прочитали отрывок из произведения Бориса Акунина «Смерть Ахиллеса» про дуэль через платок. Внимание: дети посчитали происходящее чистым безумием. А я такие моменты очень люблю, потому что когда ребята считают что-то нелогичным — это как раз и есть разлом времени: место, в котором наша социальная культура отличается от прошлого.

Ну и безнаказанность. Здесь все понятно. Салтычиха — это норма или что-то экстраординарное? С одной стороны, конечно, экстраординарное. С другой — вспоминается и Пушкин с внебрачным ребенком, мать которого он буквально отослал своему другу Вяземскому; и театры с оркестрами, где пороли и насиловали талантливых крепостных. Да что там крепостные! Мы читали «Дубровского», где помещик побольше уничтожает другого — кто послабее. Получается, что все-таки норма.

Когда я говорил про связи литературы и истории, мои коллеги, учителя истории, сказали: «Получается, мы помогаем литераторам, мол, они сами рассказать про эпоху не могут?» Но мне кажется, мы помогаем и себе, и в первую очередь детям. В конце концов, для этого и нужны уроки истории.

Иллюстрация: Nasreddinova Ilvira / Shutterstock / Fotodom