Школьники сегодня отлично знают свои права, а благодаря смартфонам о нарушении этих прав вмиг может узнать весь интернет. Но люди, которые считают, что «жалеть розги — портить ребёнка», по-прежнему работают в школе. Как найти компромисс? Российской школе помогут 4 «Д» — совсем как одной европейской стране в прошлом столетии.

Северодвинский инцидент, оказавшись в хрониках всероссийских изданий, прыжком выскочил из тесного манежика провинциальных новостей и превратился в повод для широкой дискуссии, касающейся каждого. Её причина — не только в том, что через школу как социальный институт проходят все граждане нашей страны, в той или иной форме сталкиваясь с самыми разными методами поддержания дисциплины.

Случай в школе № 19 демонстрирует, как сражается тренд на формирование «пространств безопасности», где к правам и чувствам относятся с трепетным пониманием, со стремлением сохранить и преумножить жёсткость социального контроля над подрастающим поколением.

За первым трендом технологии, позволяющие любые нарушения этики сделать достоянием общественности. Ведь кадры, на которых учительница ударяла детей скакалкой, попали в сеть благодаря однокласснице последних. За вторым — общественное мнение, привыкшее обвинять жертву в её собственных страданиях, видящее в человеке, облечённом властью, источник авторитета и до сих пор отказывающее в признании за некоторыми группами прав быть услышанными, защищёнными и морально одобряемыми.

Около 60% участников группы «Северодвинск life» оправдывали поступок педагога, ставя на подростков вообще клеймо ленивых наглецов, а на девушках в частности — половых распутниц. Между тем среди молодых россиян подобные взгляды считаются не просто ретроградством, а настоящим вредительством собственному народу.

Ведь фактическая травля и без неё изрядно пострадавших приводит к замалчиванию страданий и закреплению круга насилия, в душащей обстановке которого молодёжь жить уже не может. Долго ли будет существовать такая ситуация? Отступит ли в споре «розги и смартфона» одна из сторон? Или же неминуем болезненный раскол?

Раскол предотвратим, хоть и не без усилий с обеих сторон. На мировую шли стороны, противоборствовавшие и по более серьёзным вопросам. Однако многим пришлось отказаться от прежних методов, чтобы придумать новые способы регулирования социальных институтов. И всё же обе стороны оказывались благодарны друг другу за такие отказы — совсем как Германия с её четырьмя «Д» после II Мировой войны.

Российской школе нужны свои четыре «Д»: дестигматизация, деэйджинизация, девиктимизация и деизоляция. Навешивать ярлыки, чтобы лишний раз не тратить энергию на выстраивание социальных связей — любимое занятие нашего мозга. К сожалению, это приводит к стигматизации — формированию стойких негативных представлений об определённых группах людей, которые наш мозг рассортировал по этим группам по довольно сомнительным признакам.

Дальше — больше: формальная и неформальная власть в своём стремлении к усилению начинает «питаться» теми, кто в эти группы попал, высасывая из оболочек негативных стереотипов личности. Но рано или поздно, когда слабые кончатся, такой власти придётся искать внутренних врагов и потихоньку пожирать себя.

Выход — при появлении признаков «социального неблагополучия» смотреть на истоки проблемы и проявлять деликатность, акцентируя внимание не на признаке, а на личности.

Одним из, пожалуй, наиболее стойких проявлений навешивания ярлыков в школе является эйджизм. Это неудивительно — ведь принцип иерархичности и соподчинения в учебном заведении коррелирует с возрастом. С одной стороны, эйджизм опасен тем, что, будучи усвоенным в школе, он проникает в семью, на работу и другие социальные институты. С другой стороны, каким образом завоевать авторитет у учащихся, чтобы не навредить учебному процессу? Выход в учёте жизненного опыта — у каждого индивида он разный, и с высоты возраста (как молодого, так и зрелого и пожилого) не всегда кажется окружающим достойным внимания. Интерес к опыту означает интерес к самой личности, очищенной от ярлыков.

Девиктимизация вытекает из предыдущих двух пунктов. Над теми, в ком видишь прежде всего человека, а не социальную роль, надзирать, думается, возможно. Но наказывать, осознавая, что навязываешь себе подобному роль жертвы, в подобной ситуации намного труднее.

Проблема в том, что практически все обитатели школьного микросоциума ощущают себя жертвами обстоятельств — и непременно «смягчающих». В результате каждый принимает как законную данность своё право на насилие как в отношении «угнетателей», так и в отношении «люмпен-пролетариата». Однако дорога из такого Равенсбрюка ведёт исключительно в Нюрнберг, который банальности зла не прощает — совсем как Ханна Арендт.

Что делать? Знать и помнить свои права недостаточно. Их нужно соотностить с теми, кто выше и ниже тебя. Желательно — без «тревожного звонка» из внешнего социума вроде дискуссии о северодвинской учительнице. Тем не менее первое время такие звонки необходимы — поскольку, как ни крути, внешний социум должен знать, как и какими средствами формируют его членов.

Не только знать, но и реагировать. По-другому общественные институты, к сожалению, пока взаимодействовать не научились. Потому обмен информацией — постоянный, налаженный, воспринимаемый как что-то естественное необходим. Это и называется деизоляцией. Всего четыре «Д», а какие перспективы.