Весной в СПбГУ установили минимальное количество студентов, которые могут посещать один элективный курс. В июне несколько преподавателей заявили, что покидают факультет. Студенты начали акцию протеста, утверждая, что узкие специальности останутся без должной подготовки, а руководство Института истории вуза утверждает, что «говорить о сокращении неправомерно».
С кафедры этнологии ушла половина преподавателей
По данным студенческого комитета, из 14 преподавателей, которые уходят с факультета, пятеро — преподаватели кафедры этнологии и антропологии. Трое не прошли по конкурсу на замещение должностей или не были к нему допущены. Остальные покидают вуз по собственному желанию.
«Если не вернут прежних педагогов или не возьмут новых, оставшиеся четыре преподавателя (кафедры этнографии. — Прим. ред.) просто не потянут такую нагрузку. Программа схлопнется или будет приближаться к имитации учебного процесса. Неразумно требовать от преподавателя на одинаково высоком уровне читать по пять курсов каждый день», — полагает один из преподавателей факультета.
Среди других преподавателей, которые, видимо, больше не будут работать на факультете, — специалисты по Кавказу, русской архитектуре, Африке и истории Франции.
Правда, директор Института истории СПбГУ Абдулла Даудов уверен, что беспокоиться не стоит: «Каких-либо угроз уникальным научным школам нет, о чём прямо свидетельствуют многочисленные достижения членов коллектива Института истории СПбГУ».
По его словам, если факультету будет не хватать преподавателей, чтобы выполнять учебную программу, то специалистов наймут по срочному трудовому договору. Пока же часть преподавателей предлагает не выходить на лекции по предметам коллег, которые покидают факультет, если на них перераспределят эту нагрузку.
Среди преподавателей ходили слухи о сокращениях
Ситуацию в преподавательском штате исторического факультета студенты связывают с тем, что университет пытается экономить. По словам преподавателя факультета, в частных беседах руководство вуза не скрывало, что ситуация с финансированием непростая: «Нельзя сказать, что этого не ждали. Информация ходила, хотя официальных заявлений не было. Никто не думал, что это произойдёт так резко».
Факультету выделили меньше ставок, чем число преподавателей, которые сейчас там работают. «На семь ставок старших преподавателей претендуют 18 человек. На профессуру подавало 22 человека при 20 ставках, на доцентов — 21 претендент на 18 ставок, на старших преподавателей — 18 человек при семи ставках. На должность ассистента претендуют четыре человека, но ставка всего одна», — подсчитывает председатель студенческого совета истфака Лия Фаррахова.
«Говорить о сокращении неправомерно: речь идёт исключительно о здоровой конкуренции», — подчёркивает Абдулла Даудов. По его словам, количество ставок определяется задолго до начала конкурсных процедур, а информацию по ним можно было найти в открытом доступе.
Из 14 преподавателей пятеро уходят по собственному желанию. Девятеро либо не прошли по конкурсу, либо не были к нему допущены
Например, кто-то не внёс вовремя научные статьи в базу данных, у кого-то не было публикаций в индексируемых журналах или учёной степени, необходимой, чтобы занять должность, на которую претендовал сотрудник.
После сокращений в вузах останутся только лучшие преподаватели
До 2012 года к конкурсам на замещение вакансий в российских университетах относились довольно формально, говорит профессор Института образования ВШЭ Ирина Абанкина. «Документы подавали автоматически, не объявляли открытый конкурс на всю страну. Многих научных сотрудников и преподавателей принимали на бессрочные контракты», — объясняет она.
После, по словам Абанкиной, к конкурсам стали относиться «более аккуратно», теперь контракты заключаются на один-три года, с преподавателями, которыми вуз дорожит особенно, — на пять лет. Но после они, как и остальные сотрудники, участвуют в конкурсе на общих основаниях.
«Вузы выставили требования к публикационной активности, подаче документов, стали учитывать мнение студентов о работе преподавателей. Во ВШЭ, например, конкурс на некоторые вакансии сейчас — 14 человек на место», — говорит Ирина Абанкина. Жёсткий конкурс, по мнению профессора, не вредит учебному процессу, а, наоборот, гарантирует качество образования.
«Среди участников конкурса была реальная конкуренция, что позволило комиссии отобрать лучших. Так, например, благодаря этому четверо доцентов Института истории СПбГУ смогли заслуженно стать профессорами», — согласен с экспертом директор Института истории СПбГУ Абдулла Даудов.
Некоторые преподаватели отказались вести у студентов летнюю практику
29 июня закончился контракт у преподавателей истфака СПбГУ, которых не выбрали по конкурсу. Но с 1 июля с ними заключили новый срочный контракт на один месяц. «Уволенные с 29 июня преподаватели должны были в июле по учебной программе курировать у студентов летнюю практику. Поэтому с нами заключили срочный месячный трудовой договор с 1 июля», — объясняет преподаватель факультета.
Но они недовольны тем, как вуз собирается начислить им зарплату за этот месяц. По словам преподавателей, в договоре прописано, что они работают за 0,25 от основной ставки. За счёт надбавок за интенсивность труда они получат как обычно.
Но саму цифру — четверть от обычной ставки — преподаватели «восприняли как плевок в свою сторону». «Практика длится 28 суток, я везу студентов, отвечаю за них 24 часа в сутки, всё это время нахожусь в отрыве от дома. Нам непонятно, почему цифра именно такая. Возможно, это какие-то бюрократически проволочки, но нам о них не сказали», — недоволен сотрудник СПбГУ.
Абдулла Даудов сказал «Мелу», что «эта ставка строго соответствует объёму часов учебной практики».
Помимо этого, в конце июня отменили практику студентов-археологов на Кольском полуострове. Официальная причина — разорилась компания, которая организовывала трансфер. Неофициальная — преподаватель, который курировал эту практику, отказался работать на условиях, с которыми его коллеги молча согласились. «Когда закончится практика, люди будут, видимо, уволены», — считает сотрудник СПбГУ.
Почти 40 исторических дисциплин могут отменить
В апреле 2019 года в СПбГУ вышел приказ: если на курс записались меньше десяти человек, его не открывают. По словам студентов, под угрозой оказались предметы, которые посещают студенты узких специальностей. Например, по античности, медиевистике, источниковедению и этнографии. На историческом факультете около 80 таких дисциплин, и 40 из них посещает меньше десяти слушателей, говорит член инициативной группы «Я/мы истфак» Василий Кунин.
Студенты вуза отправили обращение администрации вуза: не изучив узкие дисциплины по специальности, они не будут востребованы на рынке труда
В вузе ответили: необходимые выпускникам компетенции сформируются и без этого. «Востребованность выпускников университета… не сводится к изучению дисциплин в малых группах», — говорится в ответе проректора Марины Лавриковой на обращение студентки химического факультета.
Но, например, в 2018 году в России начали работать над проектом федерального закона об этнологической экспертизе. Её проводят, чтобы минимизировать вред малым народам, если на территории, где они живут, строят промышленные объекты. Специалистов, которые могут проводить такую экспертизу, в России сегодня готовят, по сути, в одном месте — на кафедре этнологии Института истории СПбГУ.
Как рассказывает председатель студкомитета истфака СПбГУ Лия Фаррахова, о приказе студенты узнали случайно. По их словам, администрация университета не учитывала мнение учащихся, когда готовила это распоряжение. Они потребовали его отметить. Петицию об отмене приказа на момент публикации подписали почти пять тысяч человек.
Ранее Абдулла Даудов пообещал, что все предметы, несмотря на уход преподавателей, останутся в программе. Возможно, их будут вести преподаватели, с которыми заключат срочные трудовые договора.
Вуз сам определяет, сколько педагогов и научных сотрудников нанять, исходя из размера государственной субсидии, подчёркивает профессор Института образования ВШЭ Ирина Абанкина. Рекомендуемое соотношение — один преподаватель на 12 студентов. В 2012 году этот показатель был равен 9,4 студента на одного преподавателя.
Почему студенты протестуют, а преподаватели предпочитают молчать
Активисты студсовета во главе с Лией Фарраховой организовали протестную кампанию против решения вуза: выходили на одиночные пикеты, запустили в соцсетях хештег #ямыистфакспбгу. По словам преподавателя факультета, руководство вуза считает, что организовать кампанию студентам «помогли» в чьих-то интересах. Когда ситуацией заинтересовались либеральные оппозиционные СМИ — «Радио Свобода», «Эхо Москвы», — это мнение окрепло.
«Мне кажется, ситуация многие годы доходила до кипения. Нужна была искра, чтобы разразилось студенческое недовольство. Оно же поднялось буквально за несколько часов. Такая быстрота говорит о том, что недовольство объективное и что сверху им никто не управляет», — считает преподаватель истфака.
Пока студенты протестуют, преподаватели предпочитают не появляться в публичном поле — комментарии дают только с условием, что они будут опубликованы анонимно. «Большинство преподавателей, как мне кажется, наблюдают за ситуацией с кухонным сочувствием, потому что не идёт и речи о публичном высказывании своей позиции. Многие к существующему режиму адаптировались», — объясняет сотрудник Института истории.
«Хорошему университетскому преподавателю найти работу в России очень трудно. Студенты же находятся в университете относительно короткий промежуток времени. Если их отчислят, то, в отличие от преподавателя, они могут легко перейти в другой вуз», — согласна Ольга Гулевич, доцент ВШЭ и доктор психологических наук.
По её словам, преподаватели могут не воспринимать себя как единую группу и поэтому с большей вероятностью встанут на защиту своих личных интересов, а не общих.
Ещё один фактор — россияне старшего и младшего поколения по-разному оценивают, какие плоды может принести коллективная активность. «В нашей стране серьёзный опыт коллективных действий для защиты своих интересов формируется только сейчас. Возможно, что молодым людям легче включиться в эту активность», — считает Гулевич. Перед их глазами новая модель для подражания — сверстники, которые всё чаще выходят на протестные акции разного масштаба.
Объединяться и координировать свои действия, по мнению доцента, молодым людям помогают социальные сети. «Протестную активность вызывают три основных фактора. Это ощущение самоэффективности („я могу“ или „мы можем“), ощущение сообщества, к которому мы принадлежим и которое можем защитить (есть ради чего биться), и ощущение несправедливости происходящего. Всё это можно получить в социальных сетях, которые играют важную роль в организации протестной активности», — говорит доцент.
