Почему работать дворником — не стыдно

По каким-то древним преданиям считается, что работа дворника — для людей не совсем умных и не очень успешных. Это профессия-проклятье, ждущая отъявленных леняев, двоечников и прочих сомнительных личностей. Девятиклассница, поработав уборщиком территории, рассказывает, почему это ни разу не стыдно.

До того как стать дворником я пыталась быть промоутером целый раз. Промоутерство тоже считается профессией не самой удачной, но одновременно с тем ненапряженной от слова «совсем». Стоять и раздавать листовки — легко, но вот общаться со случайно подходящими людьми — нет. За день обязательно подойдут две сумасшедших и одна любопытная бабушка со словами: «А как вы сюда устроились, у меня внучка тоже хочет», а раз в пару дней кто-то обязательно попросит денег на фунфырик. Стояние на остановке с газетами стало невыносимым, когда подошёл познакомиться парень, сразу же вывалив кучу информации, где он учится и сколько ему лет, и вопросов, не хочу ли я погулять и поесть мороженое. Ничего из этого не хотелось, кроме того, чтобы парень отстал. Дальше он нашел меня в соцсети и настойчивее предлагал погулять и поесть мороженое, выслеживал на остановках. Потом был страх встретить его. В конце концов, работа промоутером кончилась так же нелепо, как и начиналась.

Работа дворником привлекала меня не из-за каких-то альтруистических целей вроде тратить свободное время на полезное и важное обществу дело. Просто уже в апреле прошлого года у меня были предположения, как будет невесело летом и хорошо бы себя занять чем-то, кроме сна до обеда. Тут вакансия дворника была как раз, отвечая на единственное требование — не промоутер.

Работа началась довольно торжественно: 1 июня нас пригласили на вручение трудовых книжек. Книжки выдавал какой-то главный по району, которого никто не знал, сопровождая трудовую шоколадкой. Через пару минут после вручения книжки забрали, но все уже успели посмотреть надпись «уборщик территории». На самом деле убирали мы парковые озёра.

Никто до этого не думал, что работа будет очень приятной, но о собирании мусора руками (в перчатках, конечно, но нагибаться всё равно приходилось) точно не догадывался

Первая неделя проходила мучительно больно. Рабочий день был с 8.00 до 12.00, но на полчаса нас периодически задерживали под предлогом, что нужно доубирать всё. Над нами стоял бригадир, она всегда ходила с пакетом, который просила кого-то держать, когда показывала, как надо убирать, и отношение к ней менялось в зависимости от того, отпускала она пораньше или нет.

Но единственное её решение было гениально. Нас поделили на две бригады: каждой по берегу, к одной из бригад примыкала сама бригадир. На следующий день бригады менялись берегами, а бригадир переходила к тем, кто в прошлый день справлялся без неё. И это было очень удобно, потому что берег, на котором был бригадир, был вычищен до окурков, можно было пойти в лесополосе место, где ещё не жарили шашлыки, и просто лежать. Ничего не делать было очень хорошо. Рабочий день с бригадиром был лишён приятного отдыха, казалось, что она видит всё, временами принимала ветки за мусор, иногда приходилось выкапывать из земли крышки. Зато у нас была ещё одна цель, помимо зарплаты, — аттракционы, на которых можно было прокатиться, воспользовавшись служебным положением, только с рекомендации бригадира и не более трёх раз. Но идти с озёр в парк было лень, поэтому покататься удалось всего два раза и по большим поводам.

Вторая неделя проходила легче, но без наслаждения, хотя умение добежать с утра за десять минут укрепилось и стало привычкой. Приблизилось время получения аванса. Ради такого рабочий день сократили на полчала, но нашей бригаде пришлось ждать, потому что в предыдущий день берег убирали с бригадиром. Получив деньги, всех покатали на аттракционах, отпустили домой, и с двумя ребятами мы собрались и пошли в магазин за тортами. В руках была сумма, с которой не жалко было купить два сырка «Б. Ю. Александров».

Недели после аванса проходили со вкусом былого праздника и с предвкушением будущей зарплаты. Весь рабочий день делился на «до обеда» и «после обеда». В восемь мы начинали, но многие только приходили к этому времени, дальше все шли до озёр, распределялись, брали метла и в половину девятого уже по-настоящему начинали. Постепенно наступало девять, оставалось отсчитать шесть раз по десять минут, и был обед. Свободные минуты обеда были не очень определены, и если осмелиться, можно было прийти в половину одиннадцатого, но там всего девять раз по десять минут до конца рабочего дня.

Последняя неделя была жаркой, и если когда-то приходилось идти в куртке и ботинках, то тогда многие брали с собой купальники.

В ту неделю стало понятно, почему нужны ещё дворники, а не просто урны. Урны пенились мусором. За один понедельник можно было собрать десяток огромных мусорных пакетов, два из которых были сгоревшими мангалами

Перед озером висели таблички: «Не купаться» и «Не мусорить», но все плавали и мусорили. В последний день, покатавшись на аттракционах, мы получали зарплату. Деньги вновь были в руках, часть обещали прислать в сентябре, всё стало мгновенно отлично, только было не понятно, как это завтра можно не вставать рано и никуда не идти. Среди нас были всякие. Больше, конечно, изворотливых лентяев, прячущихся от бригадира, все мы пообещали друг другу встретиться как-нибудь. А на обратном пути с зарплатой в кармане я праздновала одна, жуя бургер, с мыслью, что быть дворником — не стыдно.