В своей новой книге «Не только кимчхи. История, культура и повседневная жизнь Кореи» востоковед Андрей Ланьков рассказывает, как изменилась повседневная жизнь страны за последние несколько веков. С разрешения издательства «Альпина нон-фикшн» публикуем отрывок, посвященный демографической истории Кореи.

В 1983 году у Сеульского вокзала появилась странная скульптура. Она изображала человека, который с трудом удерживал на вытянутых вверх руках огромный груз с прикрепленным электронным табло, где постоянно менялись — и постоянно росли — цифры. Цифры показывали, сколько человек в данный момент живет в Корее, а вся эта композиция должна была напоминать жителям столицы о том, каким бременем для страны является ее перенаселение. Вскоре подобные скульптуры появились у железнодорожных станций в большинстве других крупных городов.

По мнению властей того времени (это мнение разделяла и публика), над Кореей нависла угроза перенаселения, о чем каждый гражданин страны должен был помнить и по возможности не размножаться с излишней интенсивностью.

Вообще говоря, демографическая история Кореи является весьма интересной. В Республике Корея произошли те же самые изменения, которые наблюдаются практически в любой развитой стране. Однако особенность Кореи в том, что перемены происходили с удивительной скоростью. Те изменения в структуре населения, которые, допустим, в Великобритании или Германии растянулись на полтора-два столетия, в Корее оказались спрессованы в несколько десятилетий. Достаточно сказать, что Корея перешла от сверхвысокой к сверхнизкой рождаемости за время жизни одного поколения…

Демографы, рассматривая историю населения в XIX–XXI веках, обычно говорят о первом и втором демографических переходах.

Во времена, предшествующие промышленной революции и возникновению современной экономики, то есть до конца XVIII века, везде в мире наблюдались крайне высокая рождаемость и крайне высокая смертность (в первую очередь детская и младенческая), равно как и весьма невысокая продолжительность жизни.

Под первым демографическим переходом имеется в виду сокращение смертности: оно началось в Европе в конце XVIII века и резко ускорилось к концу следующего XIX столетия. При этом на первых порах сокращение смертности не сопровождалось сокращением рождаемости. Неизбежным результатом такого сочетания низкой смертности и высокой рождаемости стало резкое увеличение численности населения — тот самый демографический взрыв, который так испугал политиков и экспертов в середине ХХ века.

Второй демографический переход подразумевает, что за резким снижением смертности следует столь же резкое падение рождаемости: это сейчас и происходит. Это привело к панике — начались разговоры о катастрофическом старении населения и даже грядущей депопуляции.

В Корее первый демографический переход начался в колониальные времена. В 1911 году, когда японской колониальной администрацией была проведена первая в истории Кореи современная и относительно надежная перепись населения, средняя ожидаемая продолжительность жизни корейцев составляла всего лишь 24 года. Эта цифра может показаться несуразно низкой, но она была вполне типичной для доиндустриальных обществ. Правда, показатель этот до определенной степени является пресловутой «лукавой цифрой»: средняя продолжительность жизни в былые времена была низкой, в первую очередь потому, что от четверти до трети всех младенцев в традиционных обществах умирали, не дожив до года. Если же человеку в Средние века удавалось достичь подросткового возраста, то в таком случае он в среднем жил до 45–55 лет — не слишком хорошо по нынешним меркам, но и не столь уж катастрофично.

В 1911 году кореянка в среднем рожала 6,5 раза (используя терминологию демографов, общий коэффициент фертильности составлял 6,5 рождений на женщину). Цифра эта почти не менялась вплоть до начала 1960-х гг. С другой стороны, с первых же лет колониального правления смертность в Корее стала быстро снижаться, в результате чего средняя ожидаемая продолжительность жизни увеличилась с 24 лет в 1911 году до 45 лет в 1942 году. Связано это было в первую очередь с распространением в стране современных гигиенических знаний и привычек (начиная с простейшего мытья рук). Как ни трудно в это поверить, но мыло спасло куда больше человеческих жизней, чем самые совершенные лекарственные препараты. Снижение смертности и рост средней ожидаемой продолжительности жизни (СОПЖ) в Корее продолжались и в первые годы независимости. Несмотря на кровавый хаос Корейской войны, к 1960 году средняя продолжительность жизни в Корее составляла 54 года.

Разумеется, сокращение смертности при сохранении высокой рождаемости привело в Корее к тому же, к чему оно приводило во всем мире, — стремительному росту населения. В 1911 году население всего Корейского полуострова составляло 17 млн человек, к 1960 году на этой территории жили уже 37 млн человек, а сейчас, в 2020 году — 76 млн.

С начала 1960-х гг. в мире началась паника по поводу надвигающегося перенаселения, которая продолжалась до недавнего времени

Паника эта была вызвана как раз тем обстоятельством, что многие страны третьего мира к шестидесятым завершили первый демографический переход, и, соответственно, во всех этих странах начался стремительный рост населения.

Ожидание надвигающейся демографической катастрофы произвело неизгладимое впечатление на южнокорейское руководство. Это было связано с характерной особенностью мышления южнокорейских элит, которые, однажды решив ориентироваться на развитый Запад, уже семь десятилетий с удивительной последовательностью копируют западные идеологические, экономические и политические моды и воспринимают текущий западный дискурс как истину в последней инстанции. Поскольку в 1960-е гг. в Вашингтоне и Париже полагалось думать, что мир движется к страшной катастрофе, вызванной перенаселением, и что единственным путем добиться экономического развития для бедной страны является ограничение рождаемости, южнокорейское руководство приступило к борьбе за это самое ограничение рождаемости (выражаясь языком политиков, к кампании по планированию семьи).

Кампания эта началась в 1962 году и продолжалась до конца восьмидесятых — впрочем, после 1980 года ее интенсивность резко снизилась. Проводилась она достаточно жесткими методами — учитывая характер южнокорейского режима того времени, ничего иного ожидать и не следовало (интересно, кстати, что кампанию скопировали на Севере, хотя в Пхеньяне решили бороться с рождаемостью скрыто и в открытой печати об этом не писали).

Активисты кампании объясняли корейцам те опасности, которыми чревато излишнее количество детей в семье, бесплатно раздавали презервативы и другие противозачаточные средства, а также рекламировали хирургическую стерилизацию. Всего в период с начала шестидесятых и до начала восьмидесятых соответствующие операции сделали около 1,2 млн женщин и около 550 000 мужчин — всего около 4% населения страны.

В 1966 году началось так называемое движение 3–3–35. Этот цифровой код подразумевал, что каждая сознательная кореянка должна рожать детей не чаще, чем раз в три года, ограничить себя тремя детьми и прекратить рожать в возрасте 35 лет. Отчасти эта политика объяснялась заботой о здоровье матерей, но понятно, что реальными причинами были причины политические.

В семидесятые подход был ужесточен, идеалом была провозглашена семья с двумя детьми

Лозунг 1970-х гг. звучал следующим образом: «Не делая различия между сыновьями и дочерями, рожаем только двоих и воспитываем их хорошо!» Пропаганда в этом направлении проводилась с таким усердием, что в памяти корейцев следующего поколения подобные лозунги отпечатались очень глубоко.

Действительно, уже в начале восьмидесятых у корейского правительства, казалось, были все основания гордиться достижениями на ниве планирования семьи (то есть, выражаясь прямо и честно, борьбы с рождаемостью). Общий коэффициент фертильности, который в 1960 году составлял 6,1 рождений на женщину (рнж), к 1970 году опустился до 4,53 рнж, а в 1983 году был на уровне 2,06 рнж, то есть уровне простого воспроизводства, при котором численность населения остается стабильной (если продолжительность жизни не меняется).

Однако далее произошло то, чего ни корейские организаторы кампании по снижению рождаемости, ни их единомышленники во всем мире, кажется, совершенно не предвидели.

Достигнув уровня простого воспроизводства населения, рождаемость продолжала падать. К 1999 году общий коэффициент фертильности (ОКФ) в Корее составлял 1,4 рнж.

В 2005 году ОКФ сократился до рекордно низкого уровня — 1,08 рождений на женщину. Получалось, что на каждых двух корейцев приходится всего лишь один ребенок. При стабильной СОПЖ подобные цифры означают, что каждое поколение будет ровно в два раза меньше предшествующего. Правда, в Корее средняя ожидаемая продолжительность жизни росла. Этот факт обнадеживал в том смысле, что не ожидалось резкого уменьшения населения, но, с другой стороны, обозначал новую проблему — старение населения.

Испытав шок от катастрофической статистики 2005 года, правительство запустило программы, направленные уже не на понижение, а на повышение рождаемости. Не без иронии заметим, что поворот был совершен всего лишь через 15 лет после того, как были свернуты кампании, направленные на решение прямо противоположной задачи. В период 2005–2020 гг. на повышение рождаемости корейское правительство потратило около $200 млрд. Бесплатными стали детские сады, появились ранее отсутствовавшие пособия молодым родителям, была заморожена плата за обучение в вузах.

Однако, как и следовало ожидать, все эти усилия привели к более чем скромным успехам, а если быть совсем уж честным — окончились полным провалом. На протяжении примерно десятилетия после «шока 2005 года» рождаемость в Корее держалась на скромном уровне 1,1– 1,2 рнж, то есть была одной из самых низких в мире, но после 2017 года опять стремительно пошла вниз. В 2020 году она составила 0,85 рнж, что является безусловным мировым антирекордом: в настоящее время ни в одной другой стране мира рождаемость не является столь низкой.

Как отмечалось, снижение рождаемости пока не означает, что население Кореи сокращается. Причина этого — быстрое увеличение средней ожидаемой продолжительности жизни. В 1970 году СОПЖ в Корее составляла 62,3 года. К 1990 году она увеличилась до 71,7, а к 2010 году СОПЖ достигла уровня 80,2. По данным 2019 года, среднестатистический кореец живет 83 года, что делает корейцев одним из самых долгоживущих народов мира.

Именно высокая средняя продолжительность жизни, которая до недавнего времени увеличивалась со скоростью 3–4 месяца в год, и обеспечивает определенную стабильность населения Южной Кореи. В 2020 году население страны составило 51 млн человек и вскоре начнет сокращаться. Однако ожидается, что до 2040 года численность населения будет колебаться около 50-миллионной отметки. Впрочем, сам состав населения к 2040 году изменится самым радикальным образом за счет резкого увеличения доли лиц старших возрастов. В настоящее время только 16,1% населения страны составляют люди, которым сейчас больше 65 лет. К 2040 году их доля вырастет до 34,3%.

Однако, как прогнозируют корейские демографы, после 2040 года население страны начнет быстро сокращаться. Связано это будет с тем, что именно тогда начнет постепенно вымирать самое многочисленное в корейской истории поколение людей, родившихся между 1955 и 1975 годами, то есть в те времена, когда у среднестатистической кореянки было от четырех до шести детей. После 2050 года темп сокращения населения составит полмиллиона человек в год.

Текущий прогноз южнокорейского Госкомстата, который разрабатывается один раз в несколько лет на полвека вперед, предлагает, как это и принято у статистиков, три сценария корейского демографического будущего. В 2067 году население Южной Кореи может составить 45,5 млн (максимальный сценарий), 39,3 млн (средний сценарий) или 33,6 млн человек (минимальный сценарий). Внимательный взгляд на материалы статистического ведомства заставляет скептически относиться ко всем этим сценариям — кроме, может быть, минимального. Максимальный сценарий основывается на предположении о том, что в обозримом будущем средний общий коэффициент фертильности вырастет до 1,45 рнж. Однако в настоящий момент, когда среднестатистическая кореянка имеет менее одного ребенка, подобный поворот сродни чуду.

Нравится это кому-то или нет, но происходящие в современной Южной Корее процессы носят общемировой характер. Похожие явления можно наблюдать и в других странах — пока в развитых, но в обозримом будущем они начнутся и в странах ныне бедных. Тем не менее в Южной Корее процессы старения населения приобретают особую остроту. Страна становится главной мировой лабораторией, которая показывает человечеству его демографическое будущее.

Наибольшее беспокойство у корейцев вызывает, конечно же, соотношение между пенсионерами, которые по определению не могут обеспечивать себя, и населением трудоспособного возраста. Обычно принято считать, что к нетрудоспособному населению относятся люди в возрасте 65 лет и старше, а к экономически дееспособному населению относят тех, кому от 15 до 65 лет.

В 2017 году в Корее на одного пенсионера приходилось 5 реальных или потенциальных работников. К 2040 году на одного пенсионера будет приходиться всего лишь 1,6 работника, а к 2060 году количество пенсионеров вообще несколько превысит количество работающих. Понятно, что это не сулит ничего хорошего для экономического развития страны.

Хотя за отсутствием каких-либо прецедентов трудно говорить о том, как происходящие демографические перемены скажутся на корейской экономике, но мало кто спорит с тем, что одним из результатов станет снижение темпов экономического роста. Строго говоря, оно идет уже с конца 1990-х гг.: в среднем темпы уменьшаются на 1% каждые пять лет. Что характерно, смена левых и правых правительств оказывает на этот процесс мало влияния. Ожидается, что на протяжении 2020-х гг. экономический рост в Южной Корее будет составлять 1–1,5% в год, что примерно соответствует европейскому уровню, но сильно уступает уровню Китая, равно как и тому уровню, к которому сами корейцы привыкли в годы экономического чуда.

Другой особенностью новой ситуации должны стать серьезные изменения в распределении населения. Уже в наше время полным ходом идет депопуляция в сельской местности, которая в первую очередь затрагивает районы, по корейским меркам, считающиеся отдаленными.

Характерным примером происходящих перемен является уезд Кохын в провинции Чолла-Намдо. К 2020 году его население по сравнению с 1990 годом сократилось в два раза, и 40% этого населения составляют старики в возрасте 65 лет и больше. Ожидается, что к 2040 году численность населения этого уезда сократится еще по меньшей мере в два раза. Корейская глубинка быстро превращается в территорию старости, а в перспективе она с такой же скоростью начнет превращаться в территорию без людей.

Скорее всего, в 2030-е гг., как предполагают демографы, начнет сокращаться и население крупных провинциальных городов — таких, например, как Пусан или Кванджу. В настоящее время молодежь из этих городов стремится уехать в Сеул, но на смену уезжающим приходят люди из соседних деревень и городков. К концу 2030-х гг. этот источник внутренних мигрантов будет исчерпан, и крупные провинциальные города потеряют заметную часть населения.

Вероятнее всего, на протяжении ближайших нескольких десятилетий в Корее будет происходить стягивание населения в гигантскую Сеульскую агломерацию. Похоже, что страна будет становиться все более безлюдной и постепенно будет все больше походить на город-государство Сеул.

Фото: amnat30 / Shutterstock / Fotodom