В детских книгах, особенно в сказках, тема смерти встречается регулярно. Тем не менее мало кто из родителей готов обсуждать ее с ребенком. А между тем делать это полезно и даже необходимо, считает автор книги «Жизнь и смерть: самые важные вопросы детской литературы» (вышла в издательстве «КомпасГид») Ольга Бухина. Главное — научиться делать это правильно.

Психологи давно задумались о том, как человек воспринимает смерть. О сложных отношениях людей со смертью психологи написали немало книг, и, я уверена, именно в эту минуту пишутся новые. Зигмунд Фрейд утверждал, что «в свою собственную смерть никто не верит, или, что то же самое: в бессознательном каждый из нас убежден в своем бессмертии». По его мнению, уже первобытный человек относился к смерти двойственно — с одной стороны, очень серьезно, как к концу жизни, но с другой — отрицая смерть, низводя ее до чего-то исключительно маловажного. Обсуждая дуалистическую природу влечений и их вечную борьбу, Фрейд в конце концов противопоставил жизненные, жизнеутверждающие импульсы и инстинкт смерти, влечение к деструкции, то есть две жизненные силы, которые принято называть Эросом и Танатосом. Отношения человека со смертью представлялись Фрейду чрезвычайно важными:

Значительная часть философов, психологов и психоаналитиков поддерживает идею о существовании влечения к смерти, бессознательного стремления организма к возвращению в неорганическое, «исходное состояние». Эти исследователи признают наличие такого влечения — активного, движущего, влиятельного, часто связанного с агрессией. Другие ученые и мыслители принцип влечения к смерти категорически отрицают.

На протяжении всего двадцатого века делались многократные попытки изучить с научной точки зрения не только наши взаимоотношения со смертью, но даже посмертие, тем самым переключая дискурс о загробном существовании из религиозных рамок в естественно-научные. Наиболее интересное имя в этом процессе — американский исследователь Рэймонд Моуди, который задумался о самом феномене смерти и посвятил ему книгу «Жизнь после жизни» (1976). Моуди обсуждает табуированность темы смерти в нашем сознании, наше нежелание думать на эту тему.

Моуди собрал огромную коллекцию свидетельств тех, кто перенес клиническую смерть; по его данным, их переживания и видения в эти минуты удивительно схожи между собой. Тем не менее трудно оценить реальность этих переживаний, и вопрос о научном подтверждении посмертия по-прежнему остается открытым.

Американка Элизабет Кюблер-Росс положила начало изучению наших эмоциональных реакций на смерть. В своей книге «О смерти и умирании» (1969) она акцентирует внимание на том, как люди относятся к близости своей собственной смерти. Исследовательница выделяет четыре последовательные стадии, через которые проходит тот, кому грозит смерть: отрицание, гнев, торг и депрессия. Прохождение через эти стадии может привести (или не привести) к пятой — принятию собственной смерти. Отрицание предполагает невозможность поверить в то, что такое может случиться — и не с кем-нибудь другим, а со мной. Гнев направлен на врачей и всех остальных людей — только за то, что они здоровы и им ничего не грозит. Торг заключается в попытках сделки с судьбой. И над всем этим клубится угроза депрессии. Сходным образом люди реагируют и на возможность смерти близкого человека.

Кюблер-Росс пишет, конечно, о взрослых, дети опять оказываются как бы изъяты из разговора о восприятии смерти. Однако нельзя переоценить значение исследований Кюблер-Росс, поскольку именно она ввела возможность разговора о смерти в обиход американской действительности, где до этого такое обсуждение было просто невозможно. Кроме того, понимание простых пяти стадий отношения к смерти помогает не только умирающим, но и их близким научиться грустить и выражать грусть и активно используется в рамках психотерапевтической помощи.

О важнейшей связи между смертью и смыслом жизни пишет австрийский психолог и философ Виктор Франкл, человек, переживший нацистский концентрационный лагерь и создавший логотерапию (исцеление смыслом), новое направление экзистенциальной терапии.

Еще важнее для Франкла то, что «жизнь имеет смысл, что она безусловно значима, вплоть до последнего мгновения, до последнего вздоха, и что сама смерть может быть нагружена смыслом».

Ребенку еще тяжелее, чем взрослому, разобраться в этом, почувствовать «осмысленность» смерти. Он знакомится с идеей исчезновения с лица земли — если не близкого человека, то книжного героя — очень рано. Когда именно ребенок начинает задумываться о смерти? По всей видимости, тоже очень рано, хотя, естественно, это очень индивидуальный процесс. Каждый родитель знает детский вопрос: «А ты умрешь?», который довольно быстро сменяется другим, не менее животрепещущим: «А я умру?» Вместе с тем маленький ребенок живет в состоянии бессмертия, он еще не лишился рая, он способен создать жизнь после смерти. Наверное, одна из самых первых русских сказок, которую традиционно читают детям, — всем известный «Колобок» — история, печально кончающаяся смертью главного героя. После трагического конца Колобка ребенок говорит: «Вот смотри, Колобка не съели, он же здесь нарисован». Но такое «райское блаженство» длится недолго. Детям, безусловно, приходится учиться принимать свою (и чужую) смертность, и в этом процессе они тоже проходят стадии, сходные с теми, что описаны Элизабет Кюблер-Росс.

Да, действительно, очень трудно поверить, что ты смертен. И не менее трудно совладать со страхом смерти. Ребенка начинают одолевать ночные кошмары, ведь все мы интуитивно знаем, что смерть часто подстерегает человека именно ночью — в темноте, в одиночестве. (Вот где может пригодиться ночник в детской.) Детям очень свойственен торг — если я буду вести себя хорошо, не буду забывать чистить зубы, родители никогда не умрут. Родители, естественно, пытаются убедить ребенка в том, что все это — отдаленное будущее, которое не имеет ни к нему, ни к ним ни малейшего отношения. Однако в реальной жизни всякое может случиться, и ребенок окажется один на один перед лицом смерти — птички во дворе или любимой бабушки. Об этом пишет митрополит Антоний Сурожский:

Хорошая детская книжка, как всегда, может оказаться неплохим помощником в этой трудной ситуации, не говоря о том, что она сумеет подготовить ребенка к тем тяжелым переживаниям, которые ему рано или поздно придется испытать. Но не всякая книга подходит всякому ребенку. Прочтенная не вовремя, история может только усугубить ситуацию. Приведу лишь несколько примеров.

Традиционно считается, что читать сказки Андерсена полагается с ранних лет, но сказки эти никак не предназначались для детей. В них потрясающе выражен именно детский страх смерти; ее тема присутствует там постоянно, включая самые знаменитые истории, такие как «Русалочка» (1837), «Стойкий оловянный солдатик» (1838) и «Снежная королева» (1844). Знаменитая «Девочка со спичками» (1845) может действовать целительно, поскольку транслирует идею бессмертия, которая, очевидно, всегда помогала и продолжает помогать справляться со страхом смерти. Но ведь эта же история может и «подогреть» уже возникший у ребенка страх и надолго остаться символом неминуемой смерти.

Другое важное в русском детском чтении произведение — «Король Матиуш Первый» (1923) Януша Корчака — кончается трагической смертью маленького царственного героя, избежавшего расстрела и погибшего по вине лучшего друга. Эта книга и притягивает, и пугает читателя-ребенка.

Еще один сходный пример — сказы Павла Бажова, вошедшие в сборник «Малахитовая шкатулка» (1939); они легко могут испугать ребенка обилием трагических судеб и смертельных исходов, ожидающих героев почти в любом сказе. Подобное чтение требует огромного внимания со стороны родителей и воспитателей.

Как и в какой книжной истории дети в первый раз соприкасаются с идеей смерти? Ведь это во многом определяет их отношение к вопросу. И тут очень важно помнить, что «ребенок имеет право, чтобы с ним говорили о смерти». Например, так:

Иллюстрация на обложке: Marina_Popmarleo / Shutterstock / Fotodom