Мы, редакция «Мела», каждый день придумываем, пишем и редактируем тексты. Мы очень любим русский язык и складывать слова в предложения. Этой любви, конечно, поспособствовали книги, которые мы читали в детстве. Вот вам наша персональная подборка — возможно, вам тоже захочется что-то из этого почитать ребёнку!

«451 градус по Фаренгейту», Рэй Брэдбери

Надя Папудогло, главный редактор

Когда меня попросили написать про любимую книгу, я тянула до последнего. Потому что даже в детстве у меня не было вот такой любимой единственной книги. Вокруг меня было множество книг, я постоянно ходила в библиотеку, читала десятки и десятки книг, некоторые перечитывала потом множество раз — словом, я любила читать, да и сейчас люблю. Но я все-таки собралась и выбрала одну книгу из тысяч любимых. Кажется, первый раз я читала ее в десять лет, это были зимние каникулы, ужасная пурга. Книга стояла на маминых полках, зеленая, в шероховатой обложке.

Это был сборник Рэя Брэдбери. Начинался он с «451 по Фаренгейту», потом шли «Марсианские хроники», а потом рассказы. И я читала запоем этот зеленый сборник, а когда закончила, начала перечитывать. Тогда я не полюбила «Хроники», но вот «451» стал надолго моим любимым романом. И еще рассказ «И все-таки он наш…». Недавно я перечитывала его сейчас, уже став «совсем взрослой», лучший рассказ про любовь и принятие себя и своих близких.

«Трынцы-брынцы, бубенцы», Николай Попов

Николай Чикишев, редактор новостей

Конечно, некоторые дети начинают читать в три года и в пять уже тянутся к Прусту. Но я в свои пять не знал ни одной буквы, и было мне очень хорошо. В доме никто не переживал из-за моей неграмотности. Я лепил куличики из песка, пил чай из сорванных в саду цветков черемухи, сосал сосульки и давал домашние спектакли, которые шли с неизменным успехом несколько сезонов подряд. Моей Библией, то есть по сути собранием священных текстов, была книга «Трынцы-брынцы, бубенцы» художника Николая Попова. И этого было достаточно.

Она просто и глубоко объясняла весь мир вокруг меня — этих сокровенных знаний, я думаю, с лихвой хватило бы еще не на один год. Всё лучше кучи бездарных детских книг, которые зачем-то читали в школе.

Читать я не умел. В доме знали, что я что-то там ковыряю по углам и веду себя достойно. Для соблюдения приличий родители вызывали Августу Александровну и шли на работу. Моя бабушка отучилась четыре класса и прожила прекрасную жизнь. Немного знала немецкий, что меня дико заводило, и каждую встречу я просил ее считать на немецком, пока не начинал визжать от восторга.

Каждый раз мы перечитывали книгу и составляли устный талмуд: бабушка была чтецом, я — толкователем. Почему здесь нарисованы три вороны? А голый зад у дяди — это вот зачем? Где они взяли такую огромную сороку-белобоку? Если напрячься и вспомнить все комментарии, получится книга потолще оригинала.

«Семь суббот на неделе», Пауль Маар

Лена Акимова, старший редактор

История про то, как в доме у добропорядочного бюргера господина Пепперминта завелся странный зверек по имени Суббастик, была первой толстой книгой, которую я прочла самостоятельно — от начала и до конца. Именно тогда, в восемь лет, я поняла все про чтение взахлеб — когда надо обедать, ложиться спать, гулять с собакой, куда-то еще спешить, но, черт, еще одну страничку, пожалуйста.

Суббастик — это такой Лунтик здорового человека. Он тоже нездешний, странный, явно не от мира сего, но при этом дерзкий, смешной, с одной стороны, честный, а с другой — хитренький и изобретательный. Суббастик отменно троллил скучных взрослых, которые достают «папочку» Пепперминта, сочинял эпиграммы (сейчас сказали бы «диссы») на его квартирную хозяйку и начальника, нормальной одежде предпочитал водолазный костюм, а еще влюбил в себя весь школьный класс. И заодно меня — октябренка, отличницу, которая еще не знала, кто такие неформалы, но, похоже, уже очень им симпатизировала.

«Про маленького поросенка Плюха», Ирина Румянцева, Инга Баллод

Андрей Тестов, редактор спецпроектов

Маленький поросенок Плюх — раздолбай и поэт, добряк и гедонист. Вместе с братьями Топом и Шлепом, сестричкой Хрю и дядюшкой Барсуком он живет на лесной полянке, в домике с соломенной крышей. Плюх — младший в семье, и, пока остальные занимаются делом (Топ готовит, Шлеп возделывает огород, сестричка Хрю убирает дом, а дядюшка Барсук пьет чай из большой кружки), он постигает жизнь. Рвет последние штаны, ломает единственные на весь лес часы с кукушкой, впускает в дом старого козла, которого никто не знает, как теперь выгонять, и с озадачивающей регулярностью становится жертвой лисы Цапы — коварной и элегантной мошенницы.

В первый раз я прочел эту книгу в четыре. Потом наткнулся на нее, потертую, потемневшую, хромую на несколько страниц, сотни лет спустя, когда разбирал и вывозил родительскую библиотеку. И оказалось, что в этих картинках с толстеньким поросенком в красных штанах, его симпатичной семьей и лесными соседями, живет мое детство, со всеми запахами, звуками, лицами и голосами, живет само по себе, нисколько во мне не нуждаясь и, возможно, совсем обо мне не зная.

«Гарри Поттер», Джоан Роулинг

Кристина Манасарян, редактор блогов

В моей семье читать не любили. Наверное, поэтому моя любимая книга детства — «Гарри Поттер», а не «Робинзон Крузо», «Дети капитана Гранта» или что там ещё читают маленьким людям в интеллектуальных семьях. Я полюбила читать вопреки, а не благодаря: дома всегда было много книг, советские собрания сочинений в красивых обложках, которые бабушка покупала на последние деньги и складывала красиво на полочку. До лучших времён. Наследникам. Многие из них, кажется, до сих пор ждут своего часа.

А «Гарри Поттер» от этих книг отличался. С каждым из семи томов я ложилась спать и просыпалась, и никто не шикал, когда я капала на страницы клубничным вареньем или ставила на них чашку чая. Но, думаю, главное достоинство книг Роулинг — это новый мир, в который можно было окунуться с головой и как можно дольше не возвращаться в реальность.

В этом мире были дружба и первая любовь, прекрасные любящие родители и поддерживающие учителя, лучшая на свете школа и, конечно, волшебство, которого мне очень не хватало в детстве. Последнюю книгу саги я купила на свои деньги. Мне было 14 или около того, я периодически жила одна: мама уезжала работать и оставляла мне определённую сумму на еду, корм для животных и повседневные расходы.

«Дары смерти» стоили мне нескольких школьных обедов (потому что на хомячке я экономить не могла). Я прочитала книгу за два дня: читала на ходу по дороге в школу, под партой на математике, за обедом, перед сном и сразу после. Читала и прощалась с детством. Письма из Хогвартса я так и не дождалась, но зато теперь его ждёт мой сын: ему сейчас пять, и он очень смешно говорит «Аломорда» вместо «Алохомора».

«Счастливо, Ивушкин!», Ирина Токмакова

Лина Кожухарева, редактор новостей

Я не очень помню, как к нам в дом попала эта книга. Спросила маму — она сказала, что мне её подарила бабушка, папина мама. Мне с раннего детства очень нравились лошади, любопытство это и интерес видели в семье, но чувства мои поощрялись по-разному. Дедушка, например, когда мы приехали на его пасеку, а бабушка отвернулась, запросто посадил пятилетнего ребёнка на спину деревенской кобыле, которая паслась с жеребенком. За что получил и от кобылы, которая его лягнула, и от бабушки, только мне ничего не было. Лошадь просто нагнула голову, и я по шее скатилась вниз. Видимо, примерно после этого случая лошадей мне стали искать в книгах и на картинках.

Книгу под названием «Счастливо, Ивушкин!» про лошадь Лушу и мальчика с несоветским именем Филипп мне вручили, судя по всему, рановато. Потому что, выйдя из возрастной несознанки, я увидела, что кое-где она прилично разрисована шариковой ручкой. Было обидно, потому что, помимо сказочно романтического сюжета, где у ребёнка есть своя лошадь, белая, в издании, которое выпустила «Детская литература», были завораживающие иллюстрации Ирины Наховой.

Только сейчас, собираясь рассказать про эту книгу, я узнала, что Нахова, вообще-то, московский концептуалист, первой из русских женщин-художниц представившая русский павильон на Венецианской биеннале и вообще больше про инсталляции и серьёзное искусство, а не про белых лошадок.

А в захватившем меня сюжете книги было всё, что меня тогда волновало: приключения, непонятные родительские планы и враждебный переезд, ну и, собственно, сама лошадь. В книге даже предлагался единственно верный способ спасения от обстоятельств — побег в сказочную страну, неизбежная встреча с волшебницей и счастливый конец.

Пробежавшись сейчас по тексту, который я не видела лет 25–30, по диагонали, я понимаю, что книжка Токмаковой, конечно же, не только и не столько про дружбу мальчика и лошади. История эта о том, как ребёнок воспринимает недослушанный, недопонятый разговор, как смертельно обижается на коварных «предателей» взрослых, как выстраивает в голове замки из досады и огорчений, и о том, как важно «волшебным» образом эти вещи развеивать и своевременно разъяснять.

«Тысяча и одна ночь»

Лада Бакал, продюсер

У нас дома была большая библиотека, и книги меня привлекали. Особенно мне нравилась большая и разноцветная папина «Библиотека всемирной литературы». Я рано начала читать, меня очаровывали толстые книги: в 7 лет я попыталась прочесть «Братьев Карамазовых», но книга показалась мне скучной. Зато в «Библиотеке всемирной литературы» я нашла настоящее чудо — «Сказки тысячи и одной ночи». Я читала их взахлеб — от зачинов Шахерезады мне становилось и страшно, и упоительно. Книга была полна магии: там были колдуны, говорящие рыбы, плавания за 1000 морей, волшебная птица Рух, карлики, красавицы, любовь, музыка, стихи, удивительные приключения, лукавая Зейнаб и Джелал-ад-дин, Багдад и Дамаск, Египет и страны Магриба.

Без этой книги я в первый класс не ходила; и когда оказалось, что я все уроки читаю ее под партой, вышел небольшой скандал

Ведь мне в руки попалась книга для взрослых, конечно, с эвфемизмами, но все-таки достаточно откровенная. Папу вызывали в школу и пытались нажать на него, мол, у вас ребенок читает порнографию, но папа меня отстоял — я и правда непонятные пассажи пропускала и ничего не понимала, но в школу ее брать перестала. Дома же я еще долго зачитывалась волшебными словами: «Говорят, о счастливый царь, будто был в одном городе из городов Китая портной, живший в бедности…»

Тогда мне очень хотелось стать путешественником, конечно, и волшебницей. Эта книга научила меня мечтать.

«Почемучка», Александр Дитрих и Георгий Юрмин

Лиза Луговская, редактор

Когда я была совсем маленькой и ещё не умела самостоятельно читать, я обожала эту книгу. Это было издание 1987 года, которое мне подарила любимая бабушка. Бедные мои родители, которых я заставляла перечитывать её изо дня в день, потому что категорически отказывалась засыпать под что-то другое. Меня буквально захватывала история дедушки и внука, которые в юмористической форме познают мир и отвечают на вопросы о том, зачем коту нужны усы, почему Луна не падает на землю и можно ли просверлить планету насквозь. Помню, как под мамино чтение представляла себя с дедушкой на месте героев, смеялась из-за курьёзных ситуаций и просила читать ещё-ещё-ещё.

«Два капитана», Вениамин Каверин

Катя Алеева, шеф-редактор

Я всегда теряюсь в ответ на вопрос про любимую книгу или топ лучших писателей всех времён и народов. Я в целом люблю читать и могу под настроение полюбить и детектив, который через две недели забуду, и какой-то специфический нон-фикшн (один из моих недавних фаворитов — «Пандемия» Сони Шах), и фэнтези (перечитать Макса Фрая раз в год под настроение — всегда пожалуйста). Так что единственная книга, про которую я реально могу сказать, что она любимая, неповторимая и повлияла на мою жизнь, — это «Два капитана», уже вынесенные в заголовок. Кстати, именно сегодня, 19 апреля, родился Вениамин Каверин (и я властной рукой шеф-редактора поставила нашу подборку на эту дату специально).

Почему я люблю его книгу? Наверное, потому что она про приключение, про увлечение, которое захватывает тебя с детства и ведёт всю жизнь, и ты верен ему и знаешь, что небо не подведёт, даже если за землю ты не ручаешься. У меня есть мечта научиться водить самолёт, ещё съездить на Северный полюс, а если бы у меня родилась дочь, я бы назвала её Саша — в честь главного героя (мальчика не могла, у меня брат Александр). Каким-то странным образом всё, что я люблю, так или иначе восходит к «Двум капитанам».

И ещё, знаете что, мне всегда было сложно разделять автора и книгу. У «Двух капитанов», например, есть Сталинская премия, при этом имя вождя в ней упоминается от силы пару раз (или вообще ни разу, не уверена). И это в 1944 году! Представьте, Каверин пишет книгу, охватывающую историю СССР с Гражданской войны, НЭПа, всех экспериментов (в том числе и школьных) 20-х годов, через 30-е, полёты Чкалова, возвращение челюскинцев, войну в Испании, а затем и большую часть Великой Отечественной (книга заканчивается до завершения самой войны) — и нигде-нигде не делает из этого агитку. Да, Саня Григорьев шпарит почти наизусть биографию Ленина, но не в качестве реверанса цензуре, а потому что такова примета времени.

Сделать важное и не соврать. Говорить прямо. Ценить друзей. Идти до конца. Бороться и искать, найти и не сдаваться. Поэтому вот я люблю «Двух капитанов».

«Мы все из Бюллербю», Астрид Линдгрен

Саша Шведченко, редактор

Я как увлекающийся человек все свои детские книжки зачитывала в буквальном смысле до дыр. Например, из «Гарри Поттера» у меня выпадают листы, а на страницах «Мэри Поппинс» остались следы от конфет, которыми я заедала чтение (к слову, этой привычке я не изменяю до сих пор).

Томик Астрид Линдгрен тоже выглядит не слишком аккуратно. Внутри — две повести: «Эмиль из Лённеберги» и «Мы все из Бюллербю». Эмиля я обожала, но абсолютная идиллия, описанная в истории про шведскую деревню Бюллербю, очень запала мне, ребёнку, в душу.

В деревне всего три дома — в каждом из них живут дети, которые, естественно, дружат, да и, в общем-то, одна большая семья. В каждой главе с рассказчицей, семилетней девочкой Лизи, что-то случается. Например, они с соседкой уходят ночевать на сеновал, или ей дарят настоящую новую комнату на день рождения, или у неё появляется котёнок. Очень мне нравились истории, где не происходит ничего плохого, где зло отсутствует как явление.

Иногда я заимствовала лайфхаки, которыми пользовались герои повести. Например, Лизи передавала своим соседкам какие-то вещицы с помощью шнурка, натянутого между домами: на шнурок цепляется коробка и отправляется в соседнее окно. Я модернизировала идею: отправляла своей подружке на второй этаж с четвертого сладости в сумке, привязанной на ленту. А она мне. Вообще хочется жить так в старости: в деревенском доме (желательно в Швеции), с кучей детей, которые создают эффект бурления жизни, потому что для них даже катание с горки — событие, и чтобы зло отсутствовало как явление.

«Приключения Алисы в Стране чудес» и «Алиса в Зазеркалье», Льюис Кэрролл

Вика Комарова, редактор спецпроектов

Самые яркие читательские воспоминания связаны у меня с Новым годом: родители ловко угадывали с подарком и под ёлкой всегда оказывались книги, которые потом становились любимыми. Да и к тому же 1 января обычно никуда не надо было идти — можно было валяться в кровати и листать страницы. Среди таких «новогодних» книг оказались «Приключения Алисы в Стране чудес» и «Алиса в Зазеркалье» Льюиса Кэрролла.

Читая их я, как и сама Алиса, будто бы погружалась в волшебный сон с Белым Кроликом и Мартовским Зайцем, а стихотворение про Бармаглота во многом предопределило мою особую любовь к нонсенсу и абсурду, а также к разным чудны́м загадкам, над которыми приятно поломать голову. Ещё, конечно, завораживали иллюстрации — чего только стоит один Чеширский Кот и его живущая сама по себе улыбка. Думаю, если бы в школах были уроки по развитию фантазии и воображения, книги про Алису стали бы для них отличными учебниками.