С 1920 по 1932 год Антон Семенович Макаренко руководил колониями для малолетних правонарушителей, и ни один из его воспитанников не вернулся к воровству. При жизни советская власть считала его «педагогом авторитарного склада», а после смерти канонизировала, сделав «классиком советской педагогики». Систему Макаренко до сих пор изучают и используют во многих странах мира.

«Зачем вы обидели мальчика?»

В 1907 году молодой учитель Антон Макаренко провел педагогический эксперимент. По итогам оценок за четверть он расставил всех учеников своего класса по местам — от 1-го до 37-го. Мальчик, который занял последнее место, проплакал половину урока и ушел домой на первой же перемене. Мальчика звали Дима Примак и он получал плохие оценки не потому, что не хотел или не мог учиться, а потому что болел туберкулезом и часто пропускал занятия.

На следующий день Дима в школе не появился. Не пришел он и через день. И через неделю. А на десятый день, во время урока, который вел Макаренко, в класс зашел отец Димы и сказал:

— Сегодня ночью мой мальчик умер. Я пришел сказать вам об этом и еще спросить: зачем вы поставили его на последнее место? Зачем вы обидели мальчика, которому оставалось всего десять дней жизни? Это вы, Антон Семенович, нехорошо поступили… Я знаю, что он все равно бы умер, но зачем было причинять мальчику ненужные страдания?

Учитель стоял бледный как полотно. Класс молчал. Антону Макаренко было 19 лет. Он второй год преподавал в железнодорожном училище города Крюкова и после этого случая никогда не пытался классифицировать детей по оценкам.

Через 13 лет Макаренко создаст свою собственную педагогическую концепцию, а через 80 его имя включат в список величайших педагогов мира, наравне с Марией Монтессори и Иоганном Песталоцци.

Граф Антошка Подметайло

Антон Семенович Макаренко появился на свет «несколько неожиданно», примерно на три недели раньше срока — 1 (13) марта 1888 года. За день до его рождения, 29 февраля, была солнечная погода, снег подтаял, а ночью подморозило. Рано утром его мать пошла к колодцу за водой, поскользнулась и упала на спину. К десяти часам у нее начались боли, в двенадцать она родила и потом вспоминала этот день так: «Когда я увидела Антона — залилась слезами. Такой он был маленький, весь черный и сморщенный, похожий не то на старика, не то на обезьяну. Отец меня утешал, но у него у самого в глазах стояли слезы».

В семье Макаренко было четверо детей: старшая Александра, Антон, Наталья и Виталий, родившийся на семь лет позже Антона. Отец был рабочим железнодорожных мастерских, человеком мрачным и малоразговорчивым. Мать («шутница, вся пронизанная украинским юмором») происходила из разорившегося дворянского рода.

Антон очень рано заговорил, а вот ходить начал только в полтора года и только после того, как приятели его отца сделали ему ходунки на рамках. Примерно до восьми лет он был очень болезненным ребенком — постоянно простужался, страдал флюсами, ячменями на глазах и карбункулами на шее. Его насморк стал хроническим и остался с ним на всю жизнь.

Младший брат Виталий — главный источник данных о детстве Макаренко — писал: «Если для нас жизнь раскрывалась как чудесное видение, то для Антона его детские годы представляли почти непрерывную цепь физических страданий. Нос его всегда был опухшим и красноватым, а в холодную погоду делался просто пунцовым, что тоже печалило его ужасно». Сам Макаренко, повзрослев, шутил: «Мой нос Бог семерым нес, а мне одному достался».

Когда Антону было 11 лет, семья переехала в небольшой город Крюков, расположенный недалеко от культурного центра — Кременчуга. В Крюкове построили современное железнодорожное депо — у отца появилось много работы, он стал неплохо зарабатывать. Макаренко снимали несколько комнат в доме некоего гражданина Мухи — рядом с мастерскими.

Антон с детства полюбил читать (отец выписывал газеты «Биржевые новости» и иллюстрированный журнал «Нева»), но в дворовых детских играх был неуклюж и неловок. Страдающий сильнейшей близорукостью, постепенно он стал мишенью для шуток и издевательств. Как вспоминал Виталий: «Ему незаметно привязывали к ноге полено, старую кастрюлю или дохлую кошку, цепляли на спину всякую дрянь. Собирали букет бессмертников, посыпали перцем и давали понюхать. Однажды выкопали яму, прикрыли травой и повели погулять — он упал, вывихнул ногу, разбил очки, потом долго хромал. Он очень от этого страдал. Уходил и замыкался в себе». Во дворе Антона называли «граф Антошка Подметайло».

Самый образованный человек в Крюкове

Макаренко окончил Крюковское железнодорожное училище и в 17 лет начал там преподавать. Брат писал, что «в Крюкове он был самым образованным человеком на все 10 000 населения». Дома Антон держался угрюмо и почти ни с кем не разговаривал. Возвращался около полуночи, читал книгу и ложился спать. Читал много, жадно и практически все, что мог найти в библиотеках и книжных магазинах, выписывал книги и журналы из Петербурга по почте. Однажды он купил портреты двадцати самых известных писателей того времени и развесил их по комнате.

Молодой учитель Макаренко интересовался историей, философией, социологией, астрономией, естествознанием и художественной критикой. Впрочем, для педагога того времени подобное разнообразие интересов было скорее нормой: в начале XX века за каждым преподавателем в системе начального и среднего образования закреплялся класс, и он вел там все предметы, кроме Закона Божьего. Из художественной литературы Антон больше всего ценил книги Максима Горького, Леонида Андреева и Кнута Гамсуна.

Отец ворчал: «Семья для него не существует. Приходит сюда как в гостиницу. Аристократ какой-то»

Зарабатывал Антон Семенович 47 рублей в месяц, матери отдавал только 10. Если его спрашивали о деньгах, отвечал: «Я не просил вас родить меня на свет Божий. Вам необходимо нести некоторую ответственность за ваши поступки. Платить больше я не могу». Вообще, к институту семьи и брака молодой Макаренко относился более чем критично. Считал, что «семья портит детей». Часто говорил о том, что Бога нет, а жизнь бессмысленна и до ужаса жестока. Что человечество — это стадо, заслуживающее презрения, а рожать детей — преступно, что это удел мужиков и мещан. И добавлял: «Как раз тех, кто по бедности не может их обеспечить». Своих детей, как и у многих великих педагогов, у Антона Макаренко не появится.

«Я не хочу заводить здесь казарму»

В 1911 году Макаренко перешел работать в маленькую школу на станции Долинской. Кроме учительской должности, он получил место надзирателя в общежитии, где жили дети работников «с линии» — дорожных мастеров, телеграфистов и начальников станций. Там он провел три года, потом поступил в только что открывшийся Полтавский учительский институт. В конце 1916 года Макаренко был мобилизован как ратник ополчения и направлен в казармы под Киев — там он встретил Февральскую революцию. Жизнь в казарме подействовала на него удручающе, он писал, что такая обстановка для него невыносима и он покончит с собой.

По окончании института в 1917 году Антона Семеновича назначили инспектором родного Крюковского училища. Туда же он устроил брата. Виталий, офицер царской армии, который несколько лет провел на фронте и был четырежды ранен, не мог найти работы после того, как к власти пришли большевики. С 1917 по 1919 год он преподавал в училище спорт, рисование и математику.

Власть на Украине менялась каждые два месяца: за большевиками приходили немцы, за немцами снова большевики, потом петлюровцы, потом антоновцы, потом григорьевцы. С продуктами было плохо: не хватало ни масла, ни хлеба, ни сахара. Ничего было нельзя купить, только поменять: пальто, сапоги или простыню на муку или сало.

Тем не менее Крюковское училище продолжало функционировать. Виталий много рассказывал детям о войне и занимался с ними «военным строем»: они пели песни, маршировали и даже решили придумать себе знамя. Поначалу Антон Семёнович был принципиальным противником всего военного:

— Я не хочу заводить здесь казарму, — говорил он.

Однако к 1918 году в училище появилось не только собственное знамя, но и военный оркестр. Усилиями Виталия был организован драматический кружок: Антон выполнял там роль администратора и суфлера, сам Виталий — режиссера и художественного руководителя. Через год Антон Семенович создал при училище трудовую дружину, образцом для которой стала организация бойскаутов (с их девизом «Будь готов!»). Всех учеников разбили на отряды: огородники, садовники, пчеловоды, охрана.

Но пчел не было, потому что они дорого стоили, фруктовые деревья были дикие — и в конце концов все стали огородниками

В целом инициатива создания трудовой коммуны оказалась не слишком перспективной: дети не понимали, зачем им работать на общественных огородах, когда у них были свои. С грядок кое-как собрали один урожай и раздали овощи учителям и родителям. Все инициативы, опробованные в училище за эти два года, Антон с гораздо большим успехом внедрил в колонии имени Горького через несколько лет. Уже без брата.

В 1919 году большевики жестоко расправлялись с «классовыми врагами», безжалостно вычищая страну для строительства нового мира. Виталий Макаренко вспоминал: «Наступили мрачные, тяжелые дни. Людей арестовывали и уничтожали не за какое-нибудь преступление, а только за то, что они могли быть потенциальными врагами. Арестовывали ночью, без суда, на грузовике отвозили на Кременчугское кладбище и там расстреливали».

В июне 1919 бывший белый офицер Виталий Макаренко перестал ночевать дома — прятался в саду при училище. В начале июля к нему в сад прибежала жена и сказала, что сегодня ночью его планируют арестовать и расстрелять. Не имея выбора, он вступил в Добровольческую белую армию и провоевал в ее составе еще полтора года.

В ноябре 1920-го Виталий Макаренко эвакуировался из Крыма в Константинополь, оттуда в Болгарию и в конце концов осел в Париже. Сначала играл на скрипке в ресторанах, а потом стал фотографом, открыл собственное ателье, немного разбогател и за одну из своих работ даже получил приз на международной выставке. Но потом проиграл свое небольшое состояние в казино в Монте-Карло и умер в 1983 году в доме престарелых на юге Франции, на 44 года пережив своего знаменитого брата.

«Детская беспризорность — одна из издержек революции»

К 1920 году, после Первой мировой войны и двух революций, в России появилось более 7 000 000 беспризорников. Это были дети, оставшиеся без дома и родителей, вынужденные сами добывать себе еду. Для большинства из них единственным выходом было воровство. Те, кто покрепче, вступали или объединялись в банды, занимались грабежами и разбоем. Те, кто посмелее, убивали. Детей, которых ловили на воровстве, нередко забивали насмерть прямо на месте преступления. Главный идеолог советского образования Надежда Крупская говорила: «Детская беспризорность — одна из издержек революции». Проблему беспризорников поручили решать ВЧК, Всероссийской чрезвычайной комиссии, которой руководил «железный Феликс» Дзержинский — человек с горячим сердцем, холодной головой и чистыми руками.

Чекисты устраивали облавы на беспризорников в больших городах, тысячами снимали их с поездов, идущих на юг — где всегда светит солнце, а еда растет на деревьях. Куда девать пойманных и временно обезвреженных детей, новая власть представляла себе не очень хорошо: в лагеря им было рано, на расстрел — тоже. Поэтому осенью 1920 года в государстве, которому не придумали еще окончательного названия, появилась система учреждений для воспитания «морально дефективных детей».

Детей, многие из которых успели повоевать у Махно и Петлюры, умевших врать и воровать лучше, чем читать и писать, чекисты свозили в специальные колонии для «социально опасных и отягощенных дурной наследственностью детей». Колонии обычно организовывали в уцелевших зданиях монастырей и заброшенных поместьях и назначали туда нескольких педагогов, чаще всего из «бывших». Никакой охраны предусмотрено не было.

Начальником одной из таких колоний стал 32-летний Антон Макаренко. У него в команде было трое учителей (из них две женщины) и один завхоз. У него в распоряжении было наполовину разрушенное здание, продуваемое всеми ветрами, несколько мешков ржаной муки и револьвер с одним набором патронов. Антон Семенович был невысок и склонен к болезням, как и в юности. С возрастом у него проявились признаки порока сердца, переданного по наследству по материнской линии. Несмотря на регулярные внезапные обмороки и круглосуточный стресс, он выкуривал по четыре пачки папирос в день. Он не умел стрелять и обращаться с оружием. И всю жизнь мечтал о том, что станет великим русским писателем. Таким, как Горький.

«Нет дефективных детей, есть дефективное отношение к ним»

Первые годы колонии (вскоре переименованной в коммуну имени Горького) подробно описаны в знаменитой книге Макаренко «Педагогическая поэма». В декабре 1920 года туда прислали первых шестерых правонарушителей. И Макаренко начал педагогическую работу с того, что отказался считать их «морально дефективными».

— Нет дефективных детей, есть дефективное отношение к ним, — говорил он.

Впрочем, самим малолетним правонарушителям было глубоко плевать, кем их считали и как называли. Лишь бы кормили. Плюс некоторые из них были не такими уж и малолетними: многие занижали себе возраст, чтобы не попасть в тюрьму или избежать расстрела. Во время Гражданской войны документов в стране не было почти ни у кого — и колония, место без охраны, режима и с казенным питанием, была вполне рабочим вариантом. В ней можно было пересидеть зиму, а потом пуститься в дальнейшие странствия.

Первые правонарушители (будущая основа системы коллективного воспитания) оказались крепкими, дерзкими, вполне взрослыми и неплохо одетыми парнями, заехавшими в казенный дом как к себе на дачу. Они ели, если было, что есть, спали и играли в карты, а остальное — вроде уроков и работы по заготовке дров (был декабрь) — без агрессии, но уверенно игнорировали. И Макаренко, и другие учителя пытались действовать лаской, подключали эмпатию, взывали к классовому сознанию и к тому, что здание просто замерзнет, если не заготовить дров.

Но колонисты мягко, по-воровски, отшивали назойливых воспитателей — и в этой мягкости всегда сквозила скрытая угроза

Со своей молодостью и бандитским опытом они, если бы только захотели, могли бы без труда передавить весь педагогическо-хозяйственный состав учреждения и разбежаться по окрестным лесам. Только это было невыгодно: все-таки в колонии теплее, чем в лесу.

Но в один из дней все поменялось. Макаренко зашел в комнату к колонистам и сказал, что надо убрать снег со двора. Один из правонарушителей, самый интеллигентный и воспитанный (потом он станет правой рукой Антона), встал с кровати, подошел поближе и сказал, что снег они, конечно, могли бы убрать, но так ведь он опять потом выпадет. Поэтому лучше они все-таки дождутся весны.

И у худого учителя в гимнастерке с высоким воротом (всю жизнь скрывал следы мучивших его в детстве карбункулов) случилось что-то вроде истерики. Сам себя не помня, он закричал, что больше не намерен это терпеть и что если им что-то не нравится, они все могут убираться из колонии прямо сейчас. А потом влепил здоровенному малолетнему преступнику неожиданно мощную оплеуху. Потом вторую, которая уронила колониста на пол и отбросила к печке. Он встал, потирая щеку, удивленный и перепуганный. В близоруких очках Макаренко пылали пожары праведного гнева. Колонист примирительно улыбнулся, махнул рукой корешам, и они пошли во двор — убирать снег.

«Две зимы хлопцы не имели одежды и обуви, но работы не прекращали»

В июле 1925 года известный советский писатель Максим Горький, живший в итальянском городе Сорренто, получил письмо, подписанное Антоном Макаренко. Автор писал, что с 1921 года расположенная недалеко от Полтавы колония для несовершеннолетних («по отзывам в педагогической литературе — лучшая в России») носит его имя; что к настоящему моменту в ней живут 130 хлопцев и 10 девочек в возрасте от 14 до 18 лет под присмотром коллектива из 8 воспитателей.

В первом письме Горькому Антон Семенович подробно описал жизнь колонии, разместившейся в поместье помещика Трепке.

Горький ответил. Завязалась переписка, которая продолжалась больше 10 лет. Колонисты каждый год торжественно отмечали день рождения Горького, накрывали столы, ставили «На дне» и произносили торжественную клятву перед его гигантским портретом. Сами писали ему сотни писем — в Сорренто, в Неаполь, в Москву. Горький помогал колонии книгами и добрым словом, а начинающему писателю Макаренко (он все-таки вернулся к своей мечте о литературе) — советами и полезными знакомствами.

«К нам приводят запущенного парня. Я делаю из него человека»

Гениальность педагогической концепции Макаренко заключалась в ее простоте. Его первым и нерушимым правилом было никогда не вспоминать о прошлом колонистов. Макаренко не исправлял своих хлопцев, он учил их, как можно жить по-другому. И главным его инструментом был честный совместный созидательный труд, не оставляющий времени ни на что другое. Он создал внутри колонии собственную управляемую демократию и самое настоящее проектное производство — об этом прекрасно написано в «Педагогической поэме».

После того как колония не только начала себя обеспечивать, но и зарабатывать деньги, у профильных министерств почему-то появилась масса вопросов к педагогическим методам Макаренко. Родился, разросся и отправился в мир миф о том, что в колонии Горького подростков воспитывают исключительно при помощи насилия. В одной из советских газет появилась карикатура на Антона Семеновича: растрепанный, разгневанный, со сжатыми кулаками, в очках и гимнастерке человек с подписью «Чемпион хулиганства».

Макаренко, которому удалось сделать невозможное (ни один из нескольких сотен его выпускников не вернулся в тюрьму), писал:

— К нам приводят запущенного парня. Я делаю из него человека. Я поднимаю в нем веру в себя. Говорю ему о человеческой и рабочей чести. Но оказывается, все это ересь — нужно воспитывать классовое самосознание, то есть научить трепать языком по тексту учебника политграмотности. <…> Я всегда честно пытался разобраться в теории воспитания коммунистической личности. Но с первых же ее строчек у меня немедленно разжижались мозги.

В конце 1920-х годов педагогическую концепцию Макаренко в СССР по сути запретили. Но он по-прежнему возглавлял учреждение, где перевоспитывали малолетних преступников.

По сути, Макаренко удалось выстроить систему, функционирующую строго в соответствии с принципами марксизма-ленинизма

Но за счет того, что туда была добавлена изрядная доля здравого смысла и некоторые правила разумного и экономного ведения хозяйства, эта система работала лучше, чем та, которую пыталось построить руководство страны. Возможно, именно это их и раздражало в Макаренко: у него просто получилось лучше.

В одном из писем жене Антон Семенович писал: «Читали „Комсомольскую правду“ от 17 мая? Как меня Крупская разделала? Я начинаю приходить в восторг. Шельмование во всесоюзном масштабе. Опять подняли безобразный крик по поводу моей колонии, грозили прокурором. Мне это надоело. В итоге они добьются того, что меня посадят только из-за того, что я не хочу кланяться всяким сумасшедшим».

Сердце, разорванное пополам

В 1928 году Макаренко перевели на должность начальника в Трудовую коммуну им. Дзержинского, которая находилась в структуре ГПУ. Коммуна Дзержинского была открыта при Харьковском электромеханическом заводе, который выпускал дрели, а потом — знаменитые фотоаппараты ФЭД.

В 1932 году Антона Семеновича сняли с должности начальника колонии имени Дзержинского, сделав заместителем по педагогической части. Тогда же у него случился первый серьезный сердечный приступ и вышла его первая книга «Марш 30 года». В прессе методы Макаренко все чаще называли «белогвардейскими штучками».

Тем временем оборот завода по производству фотоаппаратов ФЭД приблизился к 12 миллионам рублей в год. Руководство НКВД предложило перевести колонистов в ранг рабочих производственного комплекса, но Макаренко категорически отказался, сказав: «Мы тут не фотоаппараты делаем, а людей».

Летом 1935 года Антона Семеновича перевели в Главное управление НКВД Украины. Он получил звание сержанта госбезопасности и должность начальника отделения отдела трудколоний и трудкоммун НКВД УССР. В его обязанности входил контроль за 19 приемниками-распределителями для несовершеннолетних и двумя трудовыми коммунами — им. Дзержинского в Харькове и им. Балицкого под Прилуками.

В этом же году при поддержке Горького наконец вышла его «Педагогическая поэма», которую он писал почти семь лет. В июне 1936 года Макаренко подал рапорт об увольнении из органов, в котором написал: «Польза, приносимая мной в органах, совершенно ничтожна. Прошу о скорейшем освобождении меня от должности». Тогда же на него был написал первый донос по обвинению его в контрреволюции. В 1937 году Макаренко стал членом Союза писателей и переехал в Москву.

1 апреля 1939 года в 10 часов 30 минут Антон Семенович зашел в пригородную электричку, следующую из подмосковного Голицыно в Москву. В дороге ему стало плохо, он прилег на лавку и умер до того, как поезд прибыл на конечную станцию. По некоторым данным, на вокзале в Москве его встречали чекисты с наручниками. После вскрытия врачи обнаружили, что сердце Макаренко разорвалось на две равные половинки, как яблоко.

Мёртвый он был удобнее, чем живой

Канонизация Макаренко началась после его смерти. Авторы некрологов, не жалея эпитетов, вдруг принялись изо всех сил хвалить «классика советской педагогики». Мертвый он оказался гораздо удобнее, чем живой. Одна из статей, написанных на смерть Антона Семеновича, называлась «Инженер человеческих душ».

Главным инициатором создания образа «великого советского педагога Макаренко» стала его вдова — Галина Салько, которая учредила Комиссию по увековечиванию памяти А. С. Макаренко и Лабораторию по изучению педагогического наследства А. С. Макаренко. Салько лично готовила к печати все книги мужа, как и книги, написанные о нем (в 1952 году был выпущен первый семитомник его сочинений), читала о нем лекции и лично отбирала актеров для съемок фильма по «Педагогической поэме». Но на похороны не пришла: ей «не рекомендовали врачи».

Виталий Макаренко узнал о смерти брата через три дня, случайно, из заметки в парижской газете

После войны созданная Макаренко оригинальная концепция коллективного воспитания ушла на экспорт — сначала в страны соцблока, а потом и в Западную Европу. В 1968 году при Марбургском университете в ФРГ была организована лаборатория по изучению его наследия («Макаренко-реферат»). Ученые, которые там работали, пытались очистить труды Макаренко и тексты о нем от выгодных советской власти фальсификаций. Например, брат Виталий не упоминается ни в одной советской биографии Антона Семеновича. Хотя именно благодаря Виталию и его военному опыту в колониях Макаренко появилась система организации воспитанников в отряды, традиция торжественных маршей, театральная студия и много чего еще.

В 1971 году руководитель лаборатории «Макаренко-реферат» Гётц Хиллиг отыскал Виталия во Франции и убедил его написать все, что он помнил о детстве и юности Антона Семеновича. До 1987 года воспоминания Виталия Макаренко были запрещены для публикации на территории СССР. С 1976 по 2014 год Хиллиг написал 61 текст про Макаренко и его систему — все они (включая вычеркнутую цензурой главу из «Педагогической поэмы») вышли в книге «В поисках истинного Макаренко».

13 марта 1988 года ЮНЕСКО включило имя Антона Семеновича Макаренко в число великих педагогов мира. Его книга «Педагогическая поэма» переведена на 36 языков.