По статистике Всемирной организации здравоохранения, онкологические заболевания ежегодно диагностируют у 3500 детей в России. Эта одна из самых сложных и медленно развивающихся областей медицины. Мы поговорили с ведущим детским онкологом Георгием Менткевичем о том, что самое тяжёлое в его работе, чего не хватает российским больницам и как это можно изменить.

Врач должен понимать, что нельзя излечить всех

Я никогда не хотел быть детским онкологом. Всё сложилось так: я искал работу после окончания ординатуры в Академии медицинских наук СССР. Мне удалось устроиться врачом в приёмную поликлинического отделения в Институт детской онкологии на Каширке. Мне так понравилась эта профессия, что я решил заняться ею серьёзнее. Поступил заочно в аспирантуру, начал работать в отделении гематологии, потом онкологии. В итоге остался в отделении трансплантации костного мозга, которое впоследствии возглавил.

Быть детским онкологом очень сложно. Главное — в любой ситуации не поддаваться эмоциям и оставаться профессионалом. Если ты честно выполняешь свою работу, это даёт тебе большую отдачу.

Главное: врач-онколог должен понимать, что нельзя излечить всех. Это колоссальная трагедия, когда у тебя погибает пациент, которого ты лечил год, два или три. Невылеченные дети всегда стоят у меня перед глазами. Это очень сложный момент. Но нельзя же бросить других и не лечить.

Со временем становится легче. Ведь в какой-то степени ты выполняешь свой долг. Да, у меня есть группа детей, которых я не спас. Но я делаю абсолютно всё, что в моих силах, и выкладываюсь по полной.

Детская онкология развивается во всём мире, кроме России

Поэтому работать детским онкологом здесь очень сложно. Конечно, в Минздраве вам скажут, что дела идут отлично, но когда мы говорим об успехах в излечении больных и гордимся цифрами, надо понимать, что выздоравливают не все. А если не все — это значит, что есть процент людей, которые умирают.

Мы должны понимать, что большинство современных методов лечения, включая трансплантацию, токсичны. Операции в области онкологии масштабные и тяжёлые, химиотерапия — интенсивная и вредная. Лучевую терапию, наверное, не нужно комментировать вовсе.

Соответственно, весь мир сейчас озадачен двумя вещами. Первая — это отдалённые последствия. То есть мы пока не знаем, что происходит с людьми, которых в детстве излечили от онкологического заболевания, через 10, 15 и 40 лет. И второе — поиск новых методов лечения, которые могли бы уменьшить отрицательное воздействие лечебных методов на человеческий организм. Это как раз то, что в нашей стране не котируется благодаря министерству.

Кроме того, должны быть более подготовленные и осведомлённые врачи-педиатры, которые смогут заподозрить онкологическое заболевание на начальных стадиях.

Сегодняшние «доктора» после институтов — настоящая беда. Люди не знают языка, не читают литературу

Я не отрицаю варианта, что у нас изначально неправильная система подготовки. Может быть, надо проходить международные стажировки. Помимо детских онкологов, нужно качественно готовить биохимиков, молекулярных генетиков, гистологов. Нужно обязательно делать ультразвуковой трекинг при родах. Он не даёт точных результатов «на вырост», но позволяет выявить хоть что-то.

Помимо этого, в моём представлении, стране необходимо не только в Москве создать крупные медицинские центры, специализирующиеся на онкологии. Ведь есть ещё Екатеринбург, Владивосток, Новосибирск, другие города-миллионники. Нужно сделать так, чтобы не было необходимости везти всех больных детей в столицу.

Учитывая всё это, говорить, что в России сегодня высокий медицинский уровень в области детской онкологии, нельзя. И давайте не будем забывать, что это лишь маленькая надводная часть айсберга всей нашей медицины.

Воздействие любого нового препарата на ребёнка неизвестно

Когда я учился в школе, 40 лет назад, у нас висел манифест: «Через 20 лет мы построим коммунизм, через 15 — найдем проблему бессмертия, а через 10 —победим рак». Так вот. Я надеюсь, что когда-нибудь мы победим рак. Ведь от многих злокачественных заболеваний уже есть лекарства.

Нужна лишь лучшая подготовка кадров, а чиновникам — понимание, куда вкладывать деньги. Ведь протонный центр за 40 миллиардов рублей никому не нужен. А если в обычных больницах не хватает реактивов для некоторых анализов по сдачи крови, то это действительно проблема.

Колоссальное количество людей по всему мира исследует проблемы рака. От многих злокачественных заболеваний уже есть лекарства. Но это далеко не конец. У взрослых свои проблемы при лечении: старение, иммунитет, непереносимость препаратов. У детей более оптимистические прогнозы. Но нельзя забывать, что воздействие любого нового препарата на ребёнка неизвестно. Поэтому внедрение новых технологий в детскую онкологию — чрезвычайно сложный процесс.

Например, 20 лет назад самая мощная группа по изучению лимфобластных лейкозов здорово прокололась. Когда они открыли новую ветвь протокола, считая, что она будет более эффективной, это сработало в обратную сторону на 10%. Эта цифра значит очень многое: из 100 больных стали умирать на 10% больше. Поэтому детская онкология развивается очень медленными шагами.

Нужно биться за свои права, чтобы государство исполняло их так, как гарантирует

Родителям нужно следить за здоровьем ребёнка. Для этого в семье должна быть культура общения с детьми, а в стране — доступная и комфортная медицина. Врачи должны проводить тщательный осмотр, а не укладываться в 12 минут на ребёнка. Нужно регулярно сдавать анализ крови. Если появляются образования на крови или опухоли разных размеров, стоит обращаться к врачам. Это, конечно, не касается наследственных опухолей.

Если онкологическое заболевание подтверждено, то надо попытаться попасть в один из федеральных центров. Дальше — биться за свои права, чтобы государство исполняло их так, как гарантирует.

Мы, врачи, не всегда готовы сообщать о диагнозе юному пациенту. Хотя в Америке детям рассказывают, что у них онкологическое заболевание. Но если с маленьким ребёнком все решения принимают в первую очередь родители, то подросток — он же маленький взрослый. С ним лучше открыто беседовать, говорить о потенциальных исходах, о возможных побочных эффектах. Тогда пациент сможет помочь врачам и самому себе, делясь ощущениями и симптомами.

Фото: РИА Новости (Алексей Куденко)