Ещё целый месяц родительские сообщества будут пестреть фотографиями детей, которые отправились в самостоятельное путешествие — в лагерь или на спортивные сборы. А мамы — задаваться вопросом, не рано ли, стоило ли и что лучше пить от нервов? Писатель и журналист Маша Трауб, у которой в июле в издательстве «Эксмо» вышла новая книга «Лишние дети», рассказывает о своём опыте и тех детях, которые слишком рано остались одни.

Тема «В каком возрасте отправлять ребёнка одного?» не исчерпывается никогда. Как и споры — что даст поездка? Социализацию или удар по детской психике? Пока самый дельный комментарий, который я вычитала, звучал так: «Отправлять тогда, когда к этому будут готовы родители». И вот тут начинаются проблемы.

Впервые я столкнулась с этим больше десяти лет назад, когда поехала в качестве вожатой-аниматора-сопровождающего на спортивные сборы с сыном. Ему тогда было семь лет, и я представить не могла, что могу отпустить его одного. Но многие мамы мыслили не столь трагическим образом.

На моём попечении — я жила в домике вместе с ещё пятью детьми — оказалась, например, восьмилетняя девочка со зрением минус пять, если не больше. И она, естественно, не хотела носить очки. О проблемах со зрением я узнала не от её мамы, которая провожала нас и могла бы меня предупредить, а от самой девочки. В ответ на мою просьбу убрать разбросанные по полу вещи она плюхнулась на колени и каждую юбку или майку подносила к носу.

В соседнем домике жила Катя, ещё одна мама, не решившаяся отправить свою семилетнюю дочь одну. В качестве одного из подопечных ей достался мальчик с жуткой аллергией буквально на всё — от пыльцы до рыбы.

Об аллергии мы тоже узнали не от родителей мальчика, а в тот момент, когда он на наших глазах стал краснеть, опухать и задыхаться

Мама не положила ребёнку в дорожную аптечку даже антигистаминный препарат. Мы с Катей тогда так перепугались за чужого ребёнка, что чуть не снесли до фундамента местную больницу.

Была ещё одна девочка — шестилетняя Сонечка. Девочка умела то, что не все шестилетки могут — и заплетаться, и стирать трусы. Впрочем, у Сонечки и недетских знаний с избытком хватало. Например, она всем сообщала, что мама развелась с папой и теперь ищет нового мужа, а Сонечка ей мешает. Она просто констатировала факт. Мама, кстати, обещала приехать под конец сборов, и Сонечка её ждала каждый день.

А каждую ночь мы с Катей дежурили у постели Сонечки, которая кричала от приснившихся кошмаров. Именно по ночам у девочки начинали болеть голова, живот, ноги, и она засыпала только к пяти утра. Сонечка забыла дома любимую игрушку — кота Люсика, с которым дома не расставалась. Мы звонили маме Сонечки и умоляли приехать пораньше вместе с Люсиком, чтобы ребёнок уже мог спокойно уснуть. Мама искренне не понимала, в чём проблема.

Я не отпускала от себя сына, нанимаясь помощником повара, воспитателем в лагеря и на сборы, чтобы быть с ним рядом. Потому что знала — молоденькая вожатая влюбится и уйдёт в чувства на все две недели, а сын лучше умрёт с голоду, чем станет есть то, что не любит.

Я миллион раз слышала, что ращу из сына хлюпика и маменькиного сынка. Не вырос. В четырнадцать лет он уже грёб на байдарках по карельским озёрам и крутил педали горного велосипеда в тех же краях. Он ездил один в другие города, плацкартные вагоны — к нашему родительскому ужасу — стали ему чуть ли не родным домом.

Однако он усвоил главное — если не позвонит маме в условленное время, мама на вертолёте прилетит и зависнет над его головой. Ещё найдёт миллион знакомых, которые появятся в том месте, где бы он ни находился, не выйдя на связь, и оторвут ему голову. А потом приедет мама и ещё раз оторвёт голову. Гиперопека? С моей точки зрения — вопросы ответственности и безопасности.

Дочку — нежную пугливую красавицу, счастье всей нашей жизни, цветочек, выращенный под стеклянным колпаком, я и не собиралась отпускать одну. Времена изменились — стали популярны и даже модны семейные лагеря. Даже на сборы можно приехать с ребёнком — он тренируется, а мама пресс качает. Выбор семейных лагерей огромен — от мягкого родительства и плетения оберегов до гимнастики, балета, рисования, театральных постановок, изучения языка и игры в шахматы. Дети, отправляющиеся в поездки одни, стали скорее исключением из правил, хотя десять лет назад всё было наоборот — родители, приколовшие детей к юбке, были исключением.

В последней поездке я увидела девочку, отправленную на сборы в одиночестве. Ей, назовём её Дашей, было почти двенадцать. На сборы её везла чья-то чужая мама, даже не знакомая с родителями девочки. Жила Даша с тренерами, причём не своими — она тренировалась в другом клубе и жила в другом городе. Дашину маму, как выяснилось, никто в глаза не видел до этой поездки. И не сказать, что она обрывала от волнения телефон.

Девочка привлекала к себе внимание всеми возможными способами — от публичных звонков матери с криком «где мои стринги?» до внезапных исчезновений

Все бежали искать Дашу, которая могла запереться в туалете, вызвать рвоту и объявить, что у неё булимия. Про собственную семью девочка рассказывала ужасы — мол, мать её бьёт, у папы другая жена, мама тоже в поиске и в статусе «всё сложно». И никто не знал, что из рассказов Даши правда, а что выдумка.

Девочка, конечно, доводила всех до исступления — материлась как сапожник, строила глазки официантам, убегала в неизвестном направлении. К заключительному открытому занятию, на которое позвали фотографа, а девочки должны были прийти с причёсками, от Даши у всех дёргался глаз. Она попросила у одной из мам гель и попробовала сделать причёску самостоятельно, вылив на голову полтюбика. Она подходила к взрослым и спрашивала: «Я красивая? Правда?»

Мне она сказала, что хочет побыстрее вырасти, чтобы стать красивой. Потом я обнаружила её в туалете — Даша плакала из-за лифчика, который торчал из-под формы. Била себя по груди и говорила, что она уродина. У Даши случилась истерика, и она не вышла на тренировку. Я сидела с ней рядом, на полу в душевой, и рассказывала про менструацию — оказалось, у Даши начались месячные, а мама её не подготовила. И девочка думала, что умирает. Я отвела её в магазин и показала, какие есть прокладки и что означают нарисованные капельки.

Мне было до безумия жаль девочку, которая после этого лагеря отправлялась в другой без заезда домой. Её должна была перехватить чужая мама, согласившаяся помочь. Даша сказала, что ездит одна с шести лет и привыкла. Но она не привыкла. Скорее, привыкла её мама, спокойно отпуская дочь с незнакомыми людьми.

Я смотрела на Дашу и вспоминала ту Сонечку — девочку, с которой сидела по ночам десять лет назад. Интересно, какой она выросла? Сейчас ей восемнадцать, как моему сыну.