«Растить двух дочек одной очень прикольно». Правила воспитания телеведущей Светланы Зейналовой

167 087

«Растить двух дочек одной очень прикольно». Правила воспитания телеведущей Светланы Зейналовой

167 087

«Растить двух дочек одной очень прикольно». Правила воспитания телеведущей Светланы Зейналовой

167 087

Несколько лет назад Светлана Зейналова публично рассказала, как одна воспитывает особенного ребенка: у ее дочери, 11-летней Саши, аутизм. Два года назад в семье появилась еще одна девочка — Вероника. В новых «Правилах воспитания» телеведущая рефлексирует на тему материнства, а еще объясняет, почему категорически против того, чтобы дочери брали друг с друга пример.

1. Мужчины сильнее, чем старшие дети, переживают из-за изменений в жизни, которые случаются после появления в доме младенца. Им порой бывает очень непросто принять, что не их интересы становятся главными, не их правила игры теперь важны. Саша же, несмотря на свои особенности, довольно быстро приняла сестру. Ревнует иногда, конечно, но борется со своим расстройством. И я не бросаю ее один на один с переживаниями. Объясняю, что если чего-то недодала, то не потому, что забыла о ней — просто нужно было отдать своё время и силы тому, кто меньше и слабее. И обещаю, что у нас обязательно будет наше, общее время: Вероника уснет, и мы поиграем во что-то, посмотрим фильм, съедим лишних фруктов и посекретничаем только вдвоем. Поначалу Саше было очень тяжело поступаться своими желаниями, но потом она научилась делать это — и я очень рада, что в ее жизни есть такой урок и опыт.

2. Воспитывать двух девочек одной очень прикольно, хотя иногда не хватает кого-то, кто бы нас любил. Конечно, дочки задают вопросы на эту тему, я выкручиваюсь, сама пытаюсь найти какие-то ответы — почему и Сашин, и Вероникин папы не остались в семье. Переживаю, что эта ситуация скажется на психологии дочек: сначала появится осознание, что мы живём одни, а потом, наверное, и вопросы: кто виноват и что делать. Но я надеюсь, что взаимная любовь, уважение, нежность помогут нам со всем этим справиться.

3. Я стараюсь постоянно хвалить своих девочек, говорить, какие они умницы, красавицы, что все у них в жизни получится. Мои родители этого, к сожалению, не делали. Я, с их точки зрения, не идеально училась, не была достаточно ловкой и сообразительной, а еще все время болела. И это моих родителей напрягало. Меня очень мало хвалили, постоянно от меня чего-то хотели, и, конечно, это не прошло бесследно.

4. Считаю неправильным постоянно ставить ребенку кого-то в пример. Тут, конечно, опять включается мой опыт из советского детства, когда детям без конца твердили: «А вот я в твоем возрасте…» или «Посмотри на соседскую Людочку…» Если я хочу привести какой-то пример хорошего поведения девочкам, то никогда не рассказываю о конкретном человеке, а как бы в шутку заявляю: вот, мол, ходят слухи, что есть дети, которые вовремя ложатся спать, моют руки, сами завязывают шнурки и так далее. Но говорю такие вещи всегда с улыбкой и чтобы разрядить обстановку, а не надавить на ребенка. А еще никогда не сравниваю дочек, не говорю: «Посмотри на неё» или «Ты была совсем не такая». Я, наоборот, учу их принимать, любить, уважать, ценить друг друга такими, какие они есть.

5. По-моему, детям очень важно уметь делиться. Способность разделить с кем-то не только хлеб и зрелище, но и душевную радость — это большой талант, который надо воспитывать. Я противник модной теории, что детей не надо учить делиться. Сейчас многие считают, что они сами должны уметь переваривать свои радости и горести, что для самоуважения человеку не нужно одобрение или сопереживание других. По-моему, это полная чушь и бред. Люди, которые живут сами по себе и не способны поделиться с другими своими чувствами, своим хлебом, — это самые несчастные люди на земле. И я знаю таких людей. Поэтому я учу девочек: «Если мы покупаем торт, то сначала дай кусочек сестре, а потом бери себе».

6. Я никогда не вру своим детям — это для меня принципиально. Да, могу говорить не самые приятные вещи, честно и где-то даже жестко. Но даже если мы ссоримся, обязательно объясняю: я ругаюсь не потому, что дочки плохие, просто расстроена нехорошим поведением, а вообще-то вы у меня классные, все у нас будет хорошо. И мы вместе обязательно пытаемся найти выход из сложившейся ситуации.

7. Я считаю себя плохой матерью примерно 24 часа в сутки. У меня, к сожалению, абсолютно жертвенная позиция по отношению к детям, хотя я стараюсь бороться с этим чувством. Всё время кажется, что я что-то недоделываю, недоговариваю, недодаю им. Дочь опять поправилась, потому что я не уследила, плохо выучила уроки — я мало с ней занималась, и так далее. Плюс я постоянно чувствую себя виноватой, если мне где-то хорошо, а в это время мои дети дома с няней. Как будто бы я могу уехать из дома только на работу, по делам, а для получения каких-то личных удовольствий — не имею права. Но я, конечно, не горжусь этим, а рассказываю потому, что знаю: многим женщинам, матерям, тоже знакомо это чувство самоотречения. И с ним, как мне кажется, надо бороться. Потому что дети рано или поздно вырастут, перестанут нуждаться в наших жертвах — и что тогда? Сесть и запаниковать, потому что не знаешь, как это — жить для себя, не совершая ежедневных подвигов? Я очень часто над этим раздумываю, часто себе повторяю: «Ты тоже живой человек, не забывай об этом». Но пока получается плохо.

8. У нас есть традиция — перед сном с девчонками забираемся все вместе ко мне в постель. Долго обнимаемся, шепчемся, возимся, и только когда дочки уже начинают дурить, я растаскиваю их по кроватям. По-моему, физическое тепло и физическое принятие друг друга очень важны, я стараюсь привить это детям с раннего возраста, даю максимум нежности и учу их тоже проявлять свои чувства, не стесняться их. Я учу говорить, что они любят друг друга, и чтобы мне тоже это говорили. Мне кажется, если ты постоянно повторяешь слова любви, то они начинают работать как какая-то охранная сила.

9. Есть такой момент глубокой, инстинктивной материнской любви. И эта любовь — ответ на всё. Ты можешь ругаться, обижаться, ты можешь накричать, а дочь может на тебя обидеться, кинуть что-то, как Сашка иногда делает. «Купи мне игру за 1000 рублей!» Я говорю: «Не куплю, это дорого». «Ах так!» — и начинает вещи кидать, скандалить, топать ногами. Я спрашиваю: «Почему ты так делаешь?» «Я требую, ты должна!» — «Нет, это неправильно». Но даже если мы поругались, потом я к ней прихожу и мы миримся, мы всё равно друг друга любим. Я постоянно пытаюсь донести до девочек, что близкие люди могут ругаться, обижаться, но глобальная основа их отношений — любовь. Именно любовь (а не долг или чувство вины) должна людей примирять, связывать, сохранять и воспитывать.

10. Инклюзия — это большой и важный шаг для всей нашей системы образования. Принимать особенных детей, сажать их за одну парту с обычными многим учителям до сих пор непросто. А вот школьники принимают такой формат быстро, благодарно, естественно. Моя старшая дочь Саша учится в инклюзивной школе, и я вижу, как хорошо это влияет и на ее развитие, и на обычных детей.

Например, мальчик, которого вся школа осуждает за хроническое хулиганство, у которого двойка за поведение, водит Сашу за руку, опекает ее, заботится. Три месяца дочь некому было отвозить в школу, семья этого мальчика согласилась помочь, и он сам заходил, следил, чтобы в школе она переобувалась, шла в класс и так далее. То есть он за ней ухаживал, она в нём будила светлые чувства.

Ребята, которые учатся вместе с особенными детьми, все совершенно другие. Они умеют сопереживать и жалеть, не избегают и не боятся непохожих — стариков, инвалидов, людей с другими проблемами. Я бы очень хотела, чтобы такая тенденция продолжалась. Не только в формате частных центров, которых сейчас очень много, но и на государственном уровне.

Фото: инстаграм Светланы Зейналовой