Сколько бы родители, учителя, медиа и даже кино- и мультперсонажи ни говорили с детьми о травле, она все равно никуда не девается. И, судя по историям в соцсетях, иногда принимает совсем страшные формы. Вместе с педагогами и психологами «Рыбаков Фонд» провел круглый стол «Школьная травля и поведение взрослых: две стороны одной медали?» — публикуем тезисы нескольких его спикеров.

Торжество незначительности

Александр Асмолов, психолог, руководитель Школы антропологии будущего РАНХиГС:

Если мы не поймём историко-революционных и социокультурных аспектов проявления травли и её место в развитии общества, мы никогда не приблизимся к серьезному решению проблемы. Я отмечу несколько моментов.

В эволюции и особенно в антропогенезе, в социальной эволюции, травля выступает как ключевой механизм погашения разнообразия, это механизм социальной стратификации. Если мы рассмотрим разные общества — травля была всегда. Она была там, где были доминантные отношения, отношения лидеров и подчиненных. Травля была инструментом погашения тех, кто высунулся, выделился, стал непохожим. Об этом можно подробнее прочитать в замечательной книге писателя, поэта и семиотика Ольги Седаковой «Посредственность как социальная опасность».

Травля — это приведение разных групп к правилам тоталитарной игры

Мы имеем дело с социальным эволюционным механизмом. Есть разные виды таких механизмов, некоторые из них связаны даже с клиническими заболеваниями, разными фобиями, которые за этим стоят. По анализу травли есть блестящие работы антропологов, например Константина Банникова, который исследовал антропологию дедовщины. Он показывал, как работает дедовщина в экстремальных группах в армии, как травля становятся механизмом усреднения, чтобы обеспечить спокойность и управляемость коллектива.

Иными словами, надо как никогда четко понять, что если торжество незначительности является ценностной установкой общества, если в обществе есть установка на уничтожение разнообразия, то мы будем иметь дело с феноменологией травли, буллинга, — можно называть это явление как угодно. Поэтому травля в школе в разные времена, в разные исторические периоды — это отражение травли, которая становится социально-ценностной установкой общества. Общество, уничтожающее разнообразие, будет практиковать самые разные виды травли.

Я всегда говорю, что если мы не изменим ценностные ориентиры, не перейдем к обсуждению конфликта как ключевого механизма развития систем, к взаимопомощи, которая поддерживает нормы разнообразия, то ничего не получится. Поэтому, анализируя феноменологию буллинга, надо четко понимать: ничего глобально не изменится, если не будут созданы установки толерантного поведения.

«История про единый порыв — начало буллинга»

Дима Зицер, педагог, директор школы «Апельсин», фрагмент из фильма Александра Мурашева о школьной травле:

Буллинг — это сумасшедшее упрощение. Упрощение отношений. Чёрно-белый мир, где есть хорошие и плохие, есть правильные и нет, есть ситуация, в которой я могу повести себя только одним образом. Красные и белые — все, точка.

Если мы примем это за рабочую гипотезу, как же мы должны с этим бороться или взаимодействовать? Нам надо усложнять задачу, все время усложнять. Потому что у каждого из нас есть двойное дно. Тысячи людей в минуту могут соприкасаться, противоречить друг другу, отталкиваться и так далее. Поэтому лекарство номер один — усложнение.

Лекарство номер два: мне кажется, что педагог должен разговаривать с детьми не о том, в чем мы похожи, а о том, чем мы отличаемся. История про единый порыв и общее единение — это начало буллинга, так же как коллектив — это начало буллинга.

Мы прекрасны вместе в своем разнообразии, в своих фишках. Чем более мы разнообразны, тем нам круче. Следовательно, на тренингах надо говорить не о том, что я могу дать коллективу, а о том, что мы — живые люди. И о том, что мне делать, например, если какая-то Сашина особенность меня задевает. Тогда у нас появятся инструменты для работы с ситуацией, много вариантов. Такой подход работает на 100%. Можно даже просто уйти. Или, если на ситуацию можно повлиять, прямо сказать: «Слушай, Саш, ты когда плюешься — мне неприятно. Не делай этого, пожалуйста».

Предположим, возникла ситуация, в которой два человека объединились и сделали третьего объектом травли — по той или иной причине. Правильно понять, чего они хотят. Вопрос «Что ты хотел сказать-то?» начинает менять положение вещей для буллера. Это и есть усложнение. Человек, который травит другого, действует по самому простому алгоритму: «Мне тут не нравится, я не хочу запариваться на эту тему, не хочу справляться». И дальше понеслось. Но в тот момент, когда ты задаешь вопрос, провоцируешь любое минимальное усложнение, то в большинстве случаев начинается излечение. И это практика, а не теория.

«Помочь и жертве, и агрессору»

Сания Биккина, выпускница программы «Учитель для России», руководитель проекта «Школа поддержки»:

К сожалению, давно установилась связь: если в школе есть буллинг, то это школа плохая, а если нет — хорошая. Все школьные директора, с которыми я общаюсь, всегда говорят: «У нас травли нет». Иначе получается, что они признают: «У нас она есть, наша школа — плохая». Они не будут разбираться, а всегда будут четко следовать этой формуле, потому что им нужно сказать: «Наша школа — хорошая».

Это проявляется и в общении с педагогами. Когда я прошу их рассказать что-то про школу, они сразу начинают с того, что именно их школа — лучшая, потому что находятся в постоянной конкуренции, им необходимо выживать. И скрывать всё плохое.

Когда я работала педагогом-психологом в школе, у нас была травля. Это была жуткая ситуация, которую я пресекла, уже когда жертва пыталась воткнуть циркуль в шею своему обидчику. В тот момент, к счастью, я была на замене на этом уроке, а буквально за день до этого узнала, что с этим классом что-то не так. Но никакой разговор с классным руководителем не помогал, потому что ключевой момент в школьной травле — это очень сильный страх, животный страх быть исключенным. Это, кстати, одна из причин, почему бездействуют свидетели травли.

Учителя очень боятся таких ситуаций, потому что их приходится «распаковывать»

Признавать — да, у нас в школе это есть. Ведь после этого могут сказать, что они плохие учителя. Важно менять этот фокус — хвалить учителя, если он заметил буллинг, помог детям, признал травлю. Нам надо просто научиться с этим работать, а не устраивать «публичные казни», как это часто сейчас происходит.

Один раз я написала пост о травле в своем инстаграме. В комментариях стали писать, что детей, которые травят других детей, «надо расстреливать». Это писали в том числе и взрослые люди. Другой случай был в одной из наших школ, где инцидент в школьном туалете привел к огромной антимиграционной кампании в городе на 10 тысяч жителей. Кого-то из детей отчислили, кого-то отправили учиться домой, а «разъяренные сельчане» вышли воевать, «с вилами и факелами».

Нам надо остановить наш страх, надо признать: травля случается, дети совершают ошибки, взрослые совершают ошибки — да все совершают. Все мы совершаем ошибки. Давайте увидим буллинг и спокойно подумаем, как помочь — и жертве, и агрессору.