«Дети из бедных семей в садики не ходят». Русская мама — о том, как вырастила дочерей в Перу

21 842

«Дети из бедных семей в садики не ходят». Русская мама — о том, как вырастила дочерей в Перу

21 842

«Дети из бедных семей в садики не ходят». Русская мама — о том, как вырастила дочерей в Перу

21 842

Елена Сапожникова де Ливиа переехала в Перу почти 35 лет назад — в 1989 году, вырастила в этой стране двух дочек и сейчас живет в Лиме с мужем. Она рассказала «Мелу» о жизни в Перу в период террористических угроз, школах, университетах, воспитании детей и отношении перуанцев к семье.

Это землетрясение или очередная бомба прилетела?

В 1989 году я с полугодовалой дочкой переехала к мужу в Перу из Пензы. Мы с ним познакомились в СССР, он был военным и приехал к нам в артиллерийское училище повышать квалификацию. В Перу так заведено: когда страна покупает оружие у других, обязательно отправлять военнослужащих на обучение по обращению с этим оружием — так Альфонсо приехал к нам на пять лет. Я общалась с ним в последние два года его пребывания в СССР, а потом вышла за него замуж и поехала с ним в Перу.

В то время такие переезды были редкостью, меня провожали так, будто я никогда не вернусь

Нас сильно трясли при выезде из страны, проверяли чемоданы, но отпустили. Лететь нужно было почти сутки с четырьмя пересадками, в тот период в самолетах еще разрешалось курить, на последних рядах дым стоял столбом. Незабываемое приключение началось еще в полёте, но тогда я не знала, что это только начало.

Мы со старшей дочкой приехали в страну с ужасно высоким уровнем терроризма: в конце 1970-х там начали развиваться радикальные группировки, следующее десятилетие люди жили в постоянных угрозах и страхе. Тогда было несколько террористических групп, которые хотели захватить власть и построить в стране коммунизм. Они взрывали гидро- и электростанции, мы жили без воды и света. На улицах Лимы взрывались бомбы. Около нашего дома был ресторан, который подрывали дважды, у нас звенели стекла, ощущалась взрывная волна. Из-за того что столица находится в сейсмически активной зоне, иногда было вообще непонятно, что происходит: землетрясение или очередная бомба прилетела.

Лима в свое время считалась очень красивым городом, а Перу была одной из первых стран, где начали ходить поезда, но с приходом террористов все исчезло, прогресс стерся. Я приехала в место, где по пути из аэропорта ты смотришь на хлипкие маленькие домики из дерева, которые могут развалиться в любой момент. Они не слишком похожи на бразильские фавелы, но это можно назвать перуанским вариантом жилья практически из подручных материалов. Я посмотрела на эти пейзажи и с опаской спросила у мужа:

«Ты тоже нас в такой домик везешь?»

Но в итоге мы, к счастью, жили в благополучном районе в хорошем доме, который выдерживал все взрывы и катаклизмы.

Сейчас все стало лучше и страна выбирается из хаоса, но подобные постройки все еще есть, сейчас они стоят на насыпных горах. Террор зарождался в провинциях, люди бежали оттуда и поселялись в столице на этих песочных горках — это даже не природные образования, а рассыпчатые и непрочные для жилища участки. Люди, несмотря на отсутствие инфраструктуры и канализации, все равно оставались жить без ничего на этих насыпях.

Муж неделями мог не приезжать домой из-за службы, мы с дочкой оставались одни и пережидали комендантские часы. В 1992 году поймали революционера Абимаэля Гусмана, основателя «Сияющего пути» («Сендеро Луминосо» — маоистская организация, признанная в Перу террористической. — Прим. ред.). В стране был новый президент — Альберто Фухимори, который хотя бы поднял со дна экономику Перу, мы смогли выплатить внешние долги, все нормализовалось, насколько возможно.

Елена с мужем и дочерьми

Тем, кто не ходил в сад, не попасть в хорошую школу

Моей старшей дочери Маше тогда было всего шесть месяцев, у нее не было шока, и она легко адаптировалась к новому. Через четыре года после нашего переезда родилась младшая дочка Ана Паула. Обе ходили в частный детский сад рядом с домом — в то время детей можно было отдать в сад только с 08:30 утра до 13:00, но меня это устраивало. Я не работала и могла забирать детей и быть с ними. Я все-таки предпочитаю быть мамой: когда Ана Паула и Маша росли, в стране было опасно, муж часто уезжал, а я оставалась заботиться о детях — оставлять их неизвестно на кого я не хотела.

Понимаю, что в современном мире мамы работают, но если бы меня сейчас спросили, сделала бы я это снова — отдала бы все время своим дочерям, — я бы сказала «да». Я видела много примеров семей, в которых дети оставались наедине со служанками, которые еле-еле окончили школы. Мама есть мама: она займет тебя, наведет порядок, позаботится, проверит уроки и поможет, если надо.

Сейчас в Перу появились частные садики, куда можно отдать детей на полный день, но их мало, и они дорогие. Есть и государственные сады, они бесплатные, только их тоже немного и попасть в них очень сложно из-за высокого спроса. Отдать ребенка в садик в Перу желательно, так как без этой ступени трудно поступить в хорошую школу, но дети из бедных семей в садики не ходят. Даже если родители работают, дети сидят с кем-то из родственников или соседей.

Иногда я вижу на улице много таких детей, они просят деньги

В шесть лет дети идут в школу, но чтобы записаться и попасть в хорошую, нужно еще сдать экзамен. Наших девочек ко всем тестам и вступительным готовили в детском саду: раньше в частных учреждениях можно было сказать, куда ты хочешь отдавать детей дальше, а садики помогали. У них есть доступ к программам разных школ, поэтому идти на экзамены было не так страшно. Теперь появились еще садики при школах, куда отдают детей с пяти лет: тогда никакие вступительные испытания проходить не нужно, потому что ребенок уже погружен в программу и учится по ней.

Зачем я отдала дочерей в католическую школу для девочек

Школы в Перу разные: религиозные и светские, частные и государственные, посольские и школы для детей военных и полицейских. Частных заведений сейчас очень много, они находятся даже в бедных районах, и люди с низкими доходами пытаются отправить туда своих детей, потому что считают, что в государственных ничему не учат.

Но государственные школы тоже отличаются: есть, например, гран унидад — это большие районные школы с хорошим оснащением и неплохими педагогами. Есть маленькие школы в сельских или совсем бедных районах — они иногда даже не начинают работу в начале учебного года: то там туалеты не работают, то в классе нет потолка, то затопит все здание, то случится обвал и накроет целое поселение. Предгорье Анд рассыпчатое и глиняное, оттуда часто сходит сель и захватывает дома, деревья, машины.

Мы решили не отдавать девочек в школу для детей военнослужащих, потому что ехать далеко, хотя плата за образование там была символической. Я выбрала Маше частную католическую школу для девочек недалеко от дома, там требовался вступительный взнос в тысячу долларов (по современному курсу это около 81 000 рублей. — Прим. ред.), но нам разрешили внести его разово как за старшую дочь, так и на будущее — за младшую Ану Паулу.

Меня иногда спрашивают, зачем же я отправила девочек в католическую школу

Я не думаю, что они бы у меня стали какими-то монахинями или сугубо религиозными людьми: не было таких надежд и целей. Католическая школа просто позволила узнать о религии, придать значимость изучаемому и воспитать в себе дисциплину. В школе девочки молились, сейчас они отошли от религии, но я считаю, их образование все равно дало необходимую для жизни базу, и ничего плохого в этом нет. Они сами решают, верить им или не верить, ходить в церковь или нет, венчаться или нет.

Маша и Ана Паула проходили все предметы из обычной школьной программы плюс историю религий. Круглыми отличницами дочки не были, я на них не наседала и не требовала приносить домой только пятерки. Они нормально учились, без фанатизма.

Дочки у меня разные: у Маши математический склад ума, а Ана Паула гуманитарий — каждая выбирала свои интересы, мы с мужем ни на кого не давили и в выборе профессии не участвовали. Я только один раз попросила младшую дочь подождать с определением специальности до 11-го класса, когда представители университетов приходят в школы и рассказывают о своих программах. В 10-м классе Ана сказала о желании стать психологом, но я ответила, что оплачивать эту профессию не буду. Мне казалось, она слишком рано приняла решение, кем быть, и я не ошиблась.

Когда Ана Паула была в 11-м классе, к ним пришли из Университета Сан-Игнасио-де-Лойола и рассказали о новом направлении международных отношений. Дочь услышала об этом и сказала: «Это мое».

Маша же сначала хотела стать архитектором, но выбрала в итоге промышленную инженерию благодаря учителю математики, который попросил ее не растрачивать свои математические способности на архитектуру и попробовать себя в инженерии. Этот учитель, кстати, всегда меня просил привозить из России учебники по математике, нашу математику преподаватели здесь уважают.

Чем глупее народ, тем легче им управлять

Если говорить об образовании в Перу вообще, то государственные школы сейчас не на высоте. Я не знаю, какая в современных школах программа, но часто слышу отзывы приехавших из России и понимаю, что их не все устраивает в системе образования. Мой муж говорит, что в его время было качественное образование, мои девочки тоже получили хорошие знания, а сейчас будто есть тенденция «чем хуже ты учишься, тем успешнее ты станешь». В России, например, любят хвалиться, что окончили два университета или пошли работать не по специальности, но в Перу нет такого, здесь важны не твои регалии, а твой прогресс, профессионализм. По крайней мере, так было раньше.

Сейчас складывается впечатление, что в Перу живут по правилу «чем глупее народ, тем им легче управлять». Здесь часто проходят забастовки учителей, они выходят с требованиями повысить зарплату, но это не всегда работает. Бастуют в основном педагоги из государственных школ, а идет все оттого, что в Министерстве образования воровство и коррупция — они могли сделать школы лучше, показать, что учиться классно, но нет. Они не хотят, ведь им это не нужно и не выгодно.

В контексте учительских протестов часто вспоминают Педро Кастильо, который был одним из лидеров забастовки в 2017 году и стал президентом страны в 2021-м. Однако не все в этой истории так сказочно. Он был сельским учителем — в маленьких школах не все хотят работать, но он показал хороший пример. А о том, что было дальше и что происходило в период его правления, нужно говорить, если хорошо знаешь историю. То, что он получил власть, еще ничего не доказывает. Педро Кастильо сделался тем, кто показательно защищает права граждан и учителей в особенности, но не работает и ничего не делает на благо населения. Он пригласил в правительство людей, которые симпатизировали «Сияющему пути», а сейчас уже доказано, что во многих сельских школах, которые работали от имени его партии, учителя промывали детям мозги и рассказывали про коммунистическую партию и террористические группировки.

Плата за университет зависит от того, в какой школе ты учился

Вернемся в прошлое с хорошим образованием. Мои дочки в школе учиться особо не любили, но в университете все поменялось. Они окончили на «отлично» бакалавриат в Перу, поступили в магистратуру за границей и тоже окончили ее с прекрасными результатами. Ни одна в школе отличницей не была, но каждая выбрала профессию по душе и добилась успехов. Маша училась в Universidad de Lima, Ана — в том самом Сан-Игнасио-де-Лойола, потом старшая училась во Франции, а младшая в Англии.

Когда Маша поступила в университет, плата за учебу высчитывалась в зависимости от того, сколько предметов ты изучаешь.

Каждый семестр сумма за обучение могла меняться: чем больше у тебя дисциплин, тем больше ты платишь

Маша попала в эту систему, а у Аны Паулы цена зависела от того, в школе какой категории ты учился. Университет делит их на A, B, C и D: у А цена самая высокая, у D самая низкая — и неважно, что учить студенты будут одно и то же.

Если бы мои дочки пришли из школы для детей военнослужащих, мы бы платили меньше, но мы пришли из частной школы категории B. Мы не знали, что с военными есть договоренность об учебе дешевле, но как только об этом стало известно, мой муж собрал все нужные документы, отправил в университет, и нам убавили плату. Конечно, не сразу: год мы отучились по цене категории В (около двух тысяч долларов —163 000 рублей по современному курсу. — Прим. ред.), нам никто «лишние» деньги не отдал.

Учеба в университете Перу может затянуться — Маша окончила его не за пять лет, а за шесть, потому что уезжала на практику в Штаты на лето, а летом здесь учеба в самом разгаре. Чтобы получить диплом, нужно не только сдать все сессии, но еще и получить определенный уровень иностранного языка и закрыть всю практику.

Практику искать нужно самостоятельно, университет помогает только тем, что предоставляет студентам доступ к базе с компаниями, куда можно пойти стажироваться по специальности. Одной подачи заявки на практику недостаточно, чтобы тебя взяли: нужно пройти конкурс, который не каждый осилит. Знаний из вуза на этих стажировках тоже бывает недостаточно, ведь нужно, как я говорила, постоянно развиваться и расти. Маша так для одной лишь практики окончила шестимесячный курс по импорту продуктов.

Что такое «стена позора»

Мне кажется, Перу сейчас самая экономически стабильная страна из всей Латинской Америки. Как бы часто у нас ни случались забастовки и какие бы ни были перевороты, у нас хотя бы стабильный доллар. О Перу есть много стереотипов: например, как о самой опасной стране, где в столице только пять безопасных и спокойных районов.

В каждом государстве есть опасные места, и нет такой столицы, где было бы абсолютно безопасно. Перу — контрастная страна, Лима тоже сочетает в себе множество противоположностей. Люди из России приезжают сюда со знанием, что есть один хороший район Мирафлорес и только там можно гулять, но это просто туристический район рядом с океаном, где больше всего отелей.

Кто-то рассказывает про «стену позора», якобы разделяющую Лиму на бедных и богатых

Эта стена рядом со мной, в районе Касуаринас. Она находится на горе, а если ее обойти, начинается бедный район. Дело в том, что в Касуаринас начались ограбления: бедные забирались в дома или нанимались на работу в богатые семьи и грабили их — поэтому и возвели стену. Это не «стена позора», никого не хотят отделять от общества, просто когда государство тебя не защищает, а тебе уже надело воровство, ты сам себя защищаешь. К тому же в тот район никто, кроме его жильцов, пройти не может, эта территория огорожена от всех. Я тоже не могу туда зайти, если меня никто не приглашал.

Здесь не стыдятся возраста, диагнозов, каких-то отличий

У нас совершенно разные культуры и люди, и, если ты не хочешь принять образ жизни новой страны, ты не привыкнешь. Некоторые вещи могут удивлять тебя долгое время, будто ты недавно приехал и еще не вник в образ жизни перуанцев. Например, тут у всех будто вшито в сознание «маньяна, маньяна» — откладывание дел на условное завтра. Я живу здесь много лет и уже знаю, кто мне может срочно помочь с электричеством, сантехникой и так далее, а кто только недавно приехал и кому что-то не так сделали, может начать высказывать недовольство, мол, это не так, гречки нет, люди не такие, районы опасные.

Но ты же не в России больше, какая гречка?

Перу вообще считается страной с лучшими гастрономическими шедеврами, здесь столько всего нового можно попробовать, а вы к гречке прицепились.

Перу и Россия разные, в Перу народ более открытый. А самая важная ценность для перуанцев — семья. А у нас все-таки дети от родителей и старших поколений отделены, в России не живут большими семьями и не часто видятся. Здесь же можно каждые выходные наблюдать, как несколько поколений одной семьи идут в ресторан. Дети толкают инвалидные коляски с пожилыми родственниками, и никто не скажет бабушке или дедушке, что они старые и вообще не должны выходить из дома. Перуанцы любят семью и никого не выкидывают из нее. Мне кажется, в России многие пожилые люди думают, что на пенсии жизнь уже закончена. Мне 57, я себя еще и пожилой-то не ощущаю.

Здесь не стыдятся возраста, инвалидных колясок, диагнозов и каких-то отличий — люди живут полной жизнью, инфраструктура для разных потребностей в Перу тоже есть. Людям с расстройством аутистического спектра (РАС) дают работу, их задействуют, им дают жить и развиваться, а не прячут в серой зоне и не заставляют чувствовать себя неправильными. Приезжая в Россию, я не вижу такого отношения к тем же людям с инвалидностью, я их вообще не вижу на улицах, потому что для них нет условий.

За помощь в подготовке материала благодарим стажеров Дарью Тисвенко и Екатерину Залевскую. Фото: личный архив Елены Сапожниковой де Ливиа