«Я не заигрываюсь с детьми в демократию». Правила воспитания Стаса Кучера
«Я не заигрываюсь с детьми в демократию». Правила воспитания Стаса Кучера
Журналист, теле- и радиоведущий Станислав Кучер известен не только своими текстами о политике, но и философскими колонками. Однако мы с вами прекрасно знаем, что дети (у Стаса две дочери — Настя, 11 лет, и Маша, 6 лет) переворачивают любые теории с ног на голову. В новых правилах воспитания — о том, почему родители должны быть счастливыми, много играть с детьми, но не заигрываться в демократию.
1. Нужно быть добрым к себе и по-настоящему любить себя. У американца Дона Маклина, помимо легендарного «Американского пирога» («American Pie»), есть много славных песен, и одну из них под названием «Чудесный малыш» («Wonderful Baby») я рекомендую всем родителям как колыбельную. В ней есть слова, которые стоит высечь в граните при входе в каждый детский сад, школу, университет, офис, дом престарелых, хоспис: «Малыш, если бы я знал будущее, ты был бы первым, кому бы я рассказал. Но я ничего не знаю о смысле этой жизни, и вот что скажу тебе: пока живёшь, не поймёшь ничего. Просто будь добр к самому себе — это всё, что ты можешь сделать». Не поняв и не полюбив себя, ты никогда не сможешь понять, а тем более полюбить другого. Именно эту мысль я с некоторых пор стараюсь донести до всех близких мне людей и прежде всего до моих дочек Насти и Маши. Этот посыл и есть моё главное и единственное правило воспитания — и их, и себя. Я не знаю, есть ли такие константы — хороший отец и плохой отец, по мне, так это понятия движущиеся, эволюционирующие, часто меняющиеся местами. Я бываю очень разным отцом, бог знает, когда станет ясно, каким был на самом деле.
2. Лучшее, что я могу сделать для моих детей — это быть счастливым сам. И это правило напрямую вытекает из первого. В моём понимании счастливый человек — тот, кто чаще искренне улыбается и внутри, и снаружи, чем плачет, ноет, злится, нервничает и далее по списку. Ребёнок всегда считывает фальшь. Его можно обхитрить пару-тройку раз, но строить хорошую мину при плохой игре долго не получится. Если вам чаще хорошо, чем плохо, и у вас в целом получается следовать правилу «Don’t worry be happy» — можете быть спокойны за своих детей. Родители для них — главные герои или антигерои. Счастливый родитель станет для ребёнка осознанной ролевой моделью, несчастный — неосознанной.
Самое глупое, что родитель может сделать, не обладая желаемыми качествами сам, бросить все силы на культивацию их у детей
Тут, разумеется, имеет смысл отличать качества от талантов и умений. Когда никогда не умевший, к примеру, плавать отец приводит сына в бассейн — это прекрасно. Когда же разочаровавшийся в себе и злой на весь мир родитель пытается воспитать в ребёнке доброту и любовь к ближнему, это может обернуться клиническими последствиями для обоих.
3. Если я провожу время со своими дочками, я стараюсь на 100% быть с ними здесь и сейчас. Если это невозможно, лучше так прямо и сказать: «Малыш, у меня дела (плохой день, стресс, нет настроения, хочу побыть один, с мамой в кино, в баню с друзьями)». Не мучить вас обоих. С радостью констатирую: не сразу, но года через два после рождения младшей дочки я, наконец, научился следовать этому правилу на практике (в теории я был хорош ещё до рождения детей). До этого бывало так: играю с дочкой, к примеру, в пиратов в ванной или катаюсь со снежной горки в парке, а мысли только об одном: скорее бы эта родительская «обязаловка» закончилась. Внешне всё было тип-топ — я изображал абсолютную заинтересованность, но внутри чувствовал себя ужасно, ещё ужаснее было от того, что понимал своё лицемерие. Всё изменилось, когда однажды мы с дочками лазили по деревьям. Я вдруг словно на машине времени перенёсся в себя пятилетнего, и мне стало безумно интересно всё — и это неприступное дерево, и белки на соснах, и девочка рядом, которая так смело карабкалась вверх, царапая коленки… В тот день я понял, каким кретином был раньше. Я попросту обкрадывал себя и недодавал нечто очень важное самым дорогим мне людям. Конечно, случается, я в этом смысле «лажаю» и сейчас (к примеру, играю с дочкой в снежки, а сам тянусь проверить телефон), но, к счастью, теперь это скорее исключение, чем правило.
4. Играя с ними, я переношу себя в детство. Речь именно об играх, причём не развивающих, а самых простых подвижных или развлекательных. Играю в индейцев с Настей и возвращаюсь в себя одиннадцатилетнего, освежаю и «реконструирую» всё, что могу, вплоть до тактильного ощущения собственной задницы в седле «мустанга»-велосипеда. Оказавшись в голове себя одиннадцатилетнего, совершенно иначе смотришь и говоришь со своей «ровесницей»-дочкой — и она общается с тобой уже совсем по-другому. И вам невероятно интересно вместе, а это радует и сближает лучше, чем грамотные советы всех психологов мира вместе взятых. Так и с шестилетней Машей. Бегаю по квартире, играю в прятки, стою за шторой. Если в этот момент думаю «Чёрт, надо же ещё эти правила воспитания написать!» — всё, время потеряно. Если же вовремя прогоняю эту дурацкую мысль и вспоминаю, как так же стоял, а сердце моё стучало, потому что я ждал, как моя подружка вдруг откроет эту штору… Тогда в момент, когда Маша отдёргивает гардину, я вижу перед собой лицо не столько маленькой девочки, сколько равного мне человека, с которым мы на одной волне. А это значит, нам хорошо вместе, и шансы, что мы вместе успешно решим проблему, когда она появится, намного выше, чем если бы этого трипа во времени со мной не случилось.
5. Кроме наших игр, я не пытаюсь строить из себя «равного» и разговаривать с ребёнком, как со взрослым. Понимание всей нелепости этой вечно модной либеральной темы («Я всегда говорю с моим ребёнком как с равным!») пришло не так давно, когда Маше было года четыре. «Я объясняю тебе как взрослой, как если бы объяснял маме», — тщетно изображая беспредельное уважение и пытаясь сохранить терпение, говорил я дочке, которая повела себя как-то не так.
«А я не мама! — вдруг парировала Маша. — И не надо со мной, как со взрослой! Я ещё маленькая!»
Это был момент истины и просветления. Осознания того, как же всё просто и какой же я был тупой, что не понимал. Разговаривать с ребенком всегда как с равным и взрослым — значит вести себя с ним так, как я бы вёл себя с хорошим приятелем. Если приятель разберёт мой телефон и попробует собрать его с помощью пластилина, я скажу ему «Ну не *** (плохой человек) ли?» — и точно сам буду таким плохим человеком, если отреагирую этими словами на причуду своего ребёнка. Люди — существа разные, абсолютно равными бывают только роботы. Дети же — вообще отдельная галактика из тысяч разных планет, полагать их равными себе, а себя им — совершать большую ошибку.
6. У меня неважно получается, но я учусь и стараюсь не заигрываться в демократию. Далеко не каждый взрослый способен по достоинству оценить предоставленную ему свободу и грамотно, без вреда для себя и окружающих, этой свободой распорядиться. Любить и разрешать всё — не одно и то же. Это, казалось, с детства очевидная истина, но в реальности, по моим наблюдениям, её не понимают очень многие. Чем крупнее эго родителя, чем более продвинутым гомо сапиенсом он полагает себя — тем скорее он наступит на грабли примитивной трактовки либерализма. Ребёнок должен очень чётко понимать границы допустимого, их должны устанавливать именно родители. Иначе однажды они неприятно удивятся, узнав, что этих границ нет или они установлены не там, поскольку вместо родителей этим занимался кто-то другой.
7. Я применяю разную тактику, обсуждая проблемные ситуации со своими дочками. Со старшей, например, работает техника, которую применяла моя собственная мама. Когда мы ссорились (а это случалось в мои 5-9 лет часто), мама не откладывала на потом, а буквально через полчаса-час после ссоры садилась напротив меня, и мы вместе, выслушивая по очереди версии друг друга, рассказывая о своих чувствах, раскладывали ситуацию по полочкам. Не пытаясь найти виноватого, но восстанавливая всю цепочку событий: что и как привело к тому, что мы, к примеру, накричали друг на друга, а я полчаса не хотел выходить из ванной. С Настей, повторю, это работало, даже когда ей было три года, и мы жили вместе. С Машей эта тактика заведомо обречена. В её понимании это совершенно скучное и чреватое новыми ссорами выяснение отношений. Машу после ссоры лучше оставить в покое, а потом, желательно через несколько дней, между делом рассказать историю из собственной биографии, реальную или придуманную, в которой она узнает себя. Совру, если скажу, что всегда получается. Но когда получается, эффект превосходит все ожидания, она сама вспоминает, что тогда-то «повела себя как поросёнок». Я добавляю, что был не лучше, мы вместе смеёмся над ситуацией.
8. Вообще вместе смеяться нужно как можно чаще. Это прекрасная терапия в сложных обстоятельствах и просто лучшее времяпрепровождение из всех возможных с ребёнком. У меня своеобразное чувство юмора (некоторые считают, что отвратительное, а раз они так всерьёз считают, значит в их случае так оно и есть). Дочки поначалу тоже не всегда понимали, когда я шучу, а когда нет, но теперь научились ориентироваться. Меня это радует. Не только потому что они смеются над моими шутками, но и потому, что раз научились понимать мои, значит, меньше шансов стать жертвами злобного троллинга. Маша в свои шесть может уже так парировать, что сто раз подумаешь, троллить ли дальше. Но самый здоровый смех — всё равно от активных игр, обезьянничанья, щекотки и добрых комедий с участием разных смешных животных. И это точно тот случай, когда смех нужнее мне, чем дочкам, поэтому я ловлю момент и эксплуатирую их до икоты.
9. Ещё очень полезно любить маму своего ребёнка и не стесняться проявлять эту любовь открыто. Сколько раз замечал — если мы с Катей начинаем утро с импровизированного обмена любезностями, Маша буквально расцветает и заряжается позитивом на весь день. И, наоборот, если мы накануне о чём-то поспорили и утро выдалось «прохладным», дочка мгновенно считывает настроение и хмурится на глазах. Короче, мой вывод прост: если живёте вместе — живите и любите друг друга в максимально полном смысле слова, а не существуйте, как пелось в одной старой советской песне. Школа, улица и интернет — прекрасные учителя, если ребёнок сирота или его воспитывает бабушка, а родителей по каким-то причинам он видит редко. Если же он просыпается и засыпает с родителями в одном доме, то неизбежно возьмёт от них процентов 80 от того, что будет из себя представлять уже к 16 годам. Чем больше настоящей любви за это время увидит и почувствует, тем сильнее будет.
10. Я всё время напоминаю своим дочкам, что они, как и каждый человек на Земле, совершенно уникальные личности. Несмотря на генетику и даже карму, то каким они станут, зависит прежде всего от них самих. Чем глубже вера в себя и собственные безграничные возможности проникнет в их сознание, тем интереснее будет их жизнь. Даже если я окажусь совсем неважным отцом. Кстати, вспомнил один красивый и, на мой взгляд, очень мудрый буддийский тезис. Хороший отец — не тот, на кого всю жизнь можно опираться, а тот, кто учит своего ребёнка избавляться от привычки опираться на кого бы то ни было. Единственное, что я бы к этому добавил — учит так, чтобы в процессе все почаще и погромче смеялись.